Статья запланирована к публикации в сентябрьском номере "Вопросов философии"

В мировой культуре время от времени появляются умы, так или иначе предсказывающие будущие исторические катаклизмы. С наступлением этих катаклизмов, да и по их прошествии интерес к феномену предсказания не убывает, поскольку предсказание ухватывает, как правило, сущностные черты явления, растворяющиеся обычно в реальных деталях исторического процесса. Одно из глобальных потрясений ХХ века - это не только всеевропейский ужас тоталитарных и террористических структур и режимов - в России, Германии, Испании, Франции, Португалии, Болгарии и т.п., но и кризис христианства, с небывалой силой проявившийся в фашизме и коммунизме. Хайдеггер заметил (в своей работе о Ницше), что слова "Бог мертв" - это не тезис атеизма, а сущностный событийный опыт западной истории. Добавим, что это опыт не только Западной Европы, но и Восточной, прежде всего России, к тому же последствия этого грандиозного исторического катаклизма не преодолены и ныне ¹. Переживая их, проживая в историко-временном пространстве мотивы христианства после Освенцима, мы волей-неволей обращаемся к двум трагическим мыслителям - Достоевскому и Ницше, которые оказались выразителями этого кризиса христианства и идеи которых переплелись в сознании интеллектуалов ХХ века.

Кризис христианства был кризисом Европы. Ницше писал: "Величайшее из новых событий - что "Бог умер" и что вера в христианского Бога стала чем-то не заслуживающим доверия - начинает уже бросать на Европу свои первые тени"². По времени, однако, о кризисе христианства раньше Ницше заговорил Достоевский. Шестов даже писал о Ницше как "продолжателе" ³ Достоевского. "Нитше и Достоевский без преувеличения могут быть названы братьями, даже братьями-близнецами. Я думаю, что если бы они жили вместе, то ненавидели бы друг друга. <...> Никто в такой мере не может выдать его (Ницше. - В.К.), как именно Достоевский. Правда, и обратно: многое, что было темно в Достоевском, разъясняется сочинениями Нитше"⁴. Вместе с тем, как я постараюсь показать, кризис этот они понимали различно. Если Ницше, по соображению Хайдеггера, не пытаясь поставить на место христианского Бога сверхчеловека, тем не менее ищет через него "область иного обоснования сущего, сущего в его ином бытии"⁵, то для Достоевского потеря идеи Бога приводит к исторической и человеческой катастрофе, к антропофагии.

После революции Розанов, заметив, что кризис произошел по Достоевскому, писал о европейском его характере: "Европа стала задыхаться. Это "задыхание Европы" и есть теперешняя война. Она настала потому, что не стало в Европе ночи, не стало в Европе молитвы. <...> Это - finis Европы. Или в то же время это - кризис христианства"⁶. И далее добавлял, что именно Россия погубит Европу и христианство: "Полем восстания против Христа сделается Россия. <...> Достаточно интересные вещи наговорил Христу Достоевский, в "Pro и contra" и в "Великом инквизиторе"⁷. О том, что он "наговорил", скажем дальше, пока же хочу заметить, что, рассуждая о Достоевском и Ницше на фоне общеевропейского катаклизма, нельзя писать о заимствовании, о влиянии, но лишь об остроте ответов на одни те же проблемы, вставшие перед европейским человечеством, прежде всего перед Россией и Германией как маргиналами Европы (Россия в большей, Германия в меньшей степени). Что же это были за проблемы? Обозначим их.

Первая - это проблема восстания языческих смыслов, связанных с выходом на историческую сцену низших слоев народа, в котором христианство было слабым слоем над толщей языческих установок. Позднее Ортега-и-Гассет назовет этот феномен "восстанием масс". В активную социальную жизнь включается четвертое сословие, требующее не только материального, но и духовного равенства. Однако работающий в толще этой массы архетип еще вполне языческий. Не случайно сомневался в христианизации всего европейского населения Чернышевский, полагая, что "масса народа и в Германии, и в Англии, и во Франции еще до сих пор <...> остается погружена в препорядочное невежество", что "она верит в колдунов и ведьм, изобилует бесчисленными суеверными рассказами совершенно еще языческого характера"⁸. Еще актуальнее это звучало для России.

Вторая проблема связана как раз с выступлением народа против христианства. Соответственно христианство пережило удар, не сравнимый ни с какими гонениями прошлого, ибо основа этих гонений лежала в народе, в большинстве, в массах - назовите как угодно. Священнослужители во всех революционных странах (России, Германии, Испании) оказываются "врагами народа".

Третья. Восстание масс поставило вопрос о механизмах социальной регуляции, ибо в Европе в роли такого регулятора выступало раньше христианство. Но народные массы не были пронизаны христианской религией, они следовали почвенным богам. Как результат этого языческого восстания масс возникает феномен тоталитаризма как способа организовать и структурировать эти массы. Тоталитарный способ правления стал фактором социализации и объединения масс, отказавшихся от наднациональной религии христианства (в Германии нацизм к тому же встал над старым спором католиков и протестантов, объединяя немецкие земли; в многонациональной и многоконфессиональной России марксизм снимал конфессиональные и национальные противоречия).

На первую проблему после Октябрьской революции в "Апокалипсисе нашего времени" Розанов просто указал, как на случившийся факт: "Русь слиняла в два дня. Самое большее - в три. <...> Не осталось Царства, не осталось Церкви, не осталось войска, и не осталось рабочего класса. Чтo же осталось-то? Странным образом - буквально ничего.

Остался подлый народ"⁹.

Ницше был уверен, что этот "подлый народ" - слабые, больные, чандала - будет подвигнут на революцию христианством. Для Ницше было очевидно грядущее восстание масс, и ему чудилось, что именно христианство окажется их организатором, даст слабым власть. Он писал: "Равенство душ перед Богом", эта фальшь, этот предлог для rancunes всех низменно настроенных, это взрывчатое вещество мысли, которое сделалось наконец революцией, современной идеей и принципом упадка всего общественного порядка, - таков христианский динамит..."¹⁰.

Выяснилось, однако, что массы в революциях переживают как раз антихристианский пафос. И это с ужасом предвидел и предсказывал Достоевский.

Уже в 40-у годы он увидел выступление на историческую арену бедных людей, человека общественного низа, даже дна. Это была уже не подпитка высших слоев отдельными яркими фигурами из бедноты, но явление нового класса людей. Требования низов кажутся справедливыми и внятными и на западе, и на востоке Европы. Страдания бедноты, изображенные в "Оливере Твисте" Диккенса или в романе Григоровича "Антон-Горемыка", стоят в одном ряду. Поначалу и Достоевский просто в духе социального европейского гуманизма пишет Макара Девушкина и Вареньку Доброселову с говорящими фамилиями, бедных и чистых людей. Но вдруг в следующем романе, в "Двойнике", он рисует человека из того же слоя, г-на Голядкина-младшего, обладающего фантастической энергией подлости. К своему ужасу, писатель увидел амбивалентность бедных людей, их способность бунтовать, становиться мучителями и тиранами (таков Фома Опискин, характер которого современная писателю критика сравнивала с характером Ивана Грозного). Однако, как справедливо замечает Григорий Померанц, в социально-исторической ситуации казармы, определявшей общественную жизнь николаевского царствования, "тема преступления и наказания еще не могла быть поставлена. Маленький человек был связан по рукам, его злым порывам негде было развернуться. Двойник Голядкина может проявить себя только в мелких служебных интригах"¹¹. Но от г-на Голядкина-младшего и Фомы Опискина прямой путь к Смердякову и черту.

Остановимся на бедняках-бунтовщиках и вышедших из них нигилистах-бесах. Тема Достоевского - мыслящий бедняк, городская, вполне европеизированная беднота, весьма похожая на низшие слои европейских городов - Лондона, Парижа. Только у Достоевского именно в этом слое, как некогда в первоначальном христианстве, разыгрываются подлинные христианские мистерии. Несмотря на его публицистические ламентации о народе-богоносце, именно городские бедняки-разночинцы становятся у него ищущими Христа героями, проходя через ад и мрак бедности, разврата, преступления. И это была вполне общеевропейская проблема, не случайно именно Достоевский был с такой заинтересованностью воспринят европейскими писателями и мыслителями. Ницше весьма точно описал мир романов Достоевского и его христианские аллюзии: "Тот странный и больной мир, в который вводят нас Евангелия, - мир как бы из одного русского романа, где сходятся отбросы общества, нервное страдание и "ребячество" идиота, - этот мир должен был при всех обстоятельствах сделать тип более грубым: в особенности первые ученики, чтобы хоть что-нибудь понять, переводили это бытие, расплывающееся в символическом и непонятном, на язык собственной грубости. <...> Можно было бы пожалеть, что вблизи этого интереснейшего из decadents не жил какой-нибудь Достоевский, т.е. кто-либо, кто сумел бы почувствовать захватывающее очарование подобного смешения возвышенного, больного и детского"¹².

Как публицист Достоевский апеллировал все время к крестьянству, хотя тот тип христианства, который сложился в России после превращения ее в результате татарского ига из "страны городов", Гардарикии (Новгородско-Киевская Русь), в страну крестьянскую (Московская Русь), был своего рода рецепцией - со всеми вытекающими последствиями - городской религии, каковой и было пришедшее на Русь из Византии православие, религией образованных, грамотных слоев древнего общества. Напомню, что и на Руси именно города, княжеские и торгово-посадские города, были носителями новой веры в противовес языческому сельскому населению. Сошлюсь на фундаментальное исследование Макса Вебера: "Христианство было вначале учением странствующих ремесленников, специфически городской религией по своему характеру, и оставалось таковой во все времена своего внешнего и внутреннего расцвета - в античности, в средние века, в пуританизме. Основной сферой действия христианства были западный город в его своеобразии <...> и буржуазия"¹³. В России же именно крестьянство воспринималось ищущими смысла жизни мыслителями как носитель некоего идеала, в случае Достоевского - христианского. Но в реальности своих великих романов он обратился к той среде, которая когда-то творчески пережила явление христианства. Все его герои материально не обеспечены - от Макара Девушкина до Дмитрия Карамазова, который говорит о себе: "Я, нищий, голяк"¹⁴ (14, 418). Только, вопреки Ницше, русский писатель увидел и всю глубину сопротивления христианству в этом слое. Бедняки оказались не только несчастны, но они переживали чувство мести и обиды (ressentiment), на котором Ницше строил свою концепцию о взрывоопасности бедняков и которое он нашел прежде всего в героях Достоевского, они бунтовали, а потому отказывались принять добро. Вот проблема русского писателя - отказ бедных от вроде бы очевидного добра.

Продолжение следует...

Примечания:

¹ Совсем недавно православный священник, протоиерей Михаил Ардов, говоря об упадке веры в мире, произнес как само собой разумеющееся: "Мы живем в постхристианскую эпоху" (Цит. по: Веретенникова К. Уличная десятина // Известия. # 155. 27 августа 2001. С. 9).

² Ницше Фридрих. Веселая наука. Афоризм 343 // Ницше Фридрих. Сочинения. В 2-х т. Т. 1. М., 1990. С. 662.

³ Шестов Лев. Сочинения. М., 1995. С. 105.

⁴ Там же. С. 29.

⁵ Хайдеггер Мартин. Слова Ницше "Бог мертв" // Хайдеггер Мартин. Работы и размышления разных лет. М., 1993. С. 207.

⁶ Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. Выпуски # 1 - 10. Текст "Апокалипсиса...", публикуемый впервые. М., 2000. С. 173.

⁷ Там же. С. 310.

⁸ Чернышевский Н.Г. О причинах падения Рима // Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. В 15-ти тт. Т. VII. М., 1950. С. 665.

⁹ Розанов В.В. Апокалипсис нашего времени. С. 7.

¹⁰ Ницше Фридрих. Антихрист. Проклятие христианству. Афоризм 62 // Ницше Фридрих. Сочинения. В 2-х т. Т. 2. М., 1990. С. 692.

¹¹ Померанц Гр. Борьба с двойником (Сергей Фудель - исследователь Достоевского) // Достоевский и мировая культура. СПб., 1998. С. 13.

¹² Ницше Фридрих. Антихрист. Проклятие христианству. Афоризм 31. С. 656-657.

¹³ Вебер Макс. Хозяйственная этика мировых религий // Вебер Макс. Избранное. Образ общества. М., 1994. С. 45 (курсив мой. - В.К.). Федотов писал: "Христианство в Киевской Руси было, главным образом, религией цивилизованного, городского населения, верой аристократического общества. Только в более поздние, более демократические и националистические века образовался сплав старого и нового, который с большей легкостью и более глубоко вошел в народную жизнь" (Федотов Г.П. Русская религиозность. Часть I. Христианство Киевской Руси X-XII вв. // Федотов Г.П. Собр. соч. В 12-ти т. Т. 10. М.: Мартис, 2001. С. 320).

¹⁴ Это словечко "голяк" напоминает нам фамилию другого героя - Голядкина.