Все чаще наши СМИ стали задаваться вопросом о том, кто же конкретно нами правит? Действительно ли наш президент - публичный политик, или за ним срывается (скрываются) некто более влиятельный? Вопрос вполне резонен - вспомним хотя бы сакраментальное "король царствует, но не правит". Поэтому пристальный интерес общественности к персонам, оказывающим наиболее серьезное влияние на принятие решений публичной властью, вполне обоснован. Но при каких условиях и когда он становится наиболее актуальным?

Если обратиться к практике западных демократий, то придется объективно признать, что роль, которую играют в жизни общества непубличные политики, невелика. Демократическая "власть есть то, что зовет к существованию и вообще удерживает в бытии публичную сферу"¹, сама она формируется в условиях конкурентной борьбы групповых субъектов, а потому выражает интересы не только и не столько публичной персоны, сколько всей группы, за ней стоящей. В связи с этим в демократических обществах публичный характер власти реализуется с помощью партий, открыто заявляющих о своих ценностях и целях. Публично заявленные приоритеты партий переводят в область относительной публичности и непубличную сферу - те круги, которые наиболее заинтересованы в реализации именно этих, а не иных решений. Более того, стратификационная усредненность социальной среды современных демократий приводит к тому, что групповая дифференциация становится все менее очевидной, а потому система ценностей и приоритетов, с которыми выступает та или иная партия, ориентирована уже не на узкую группу, а на максимально широкие слои населения, то есть изначально предполагает некий социальный консенсус между группами.

В этих условиях проблема непубличных политиков оказывается для общественности малосущественной, так как политика, проводимая публичными лидерами, в своих основных чертах заявлена в программных установках партий и прогнозируема, ожидаема населением. По сути, непубличные политики в этих условиях способны оказывать существенное воздействие на публичные действия в крайне ограниченных сферах, определяемых преимущественно сферой бизнеса, и никак не затрагивают основополагающие базовые ценности всего населения. Причина этого кроется в цивилизационных установках самого западного общества, которое изначально предметно осваивало действительность с помощью корпораций. Корпоративные объединения, базирующиеся на трудовой деятельности, как известно, и сформировали индустриальное общество эпохи модерна. Именно корпоративные объединения были максимально заинтересованы в создании правового поля и либеральных свободах, позволяющих с помощью капитала беспрепятственно осваивать действительность. Сфера бизнеса - это сфера системной конкуренции. Вокруг нее и формируются партии. А поскольку бизнес-сообщество этих стран находится в социальном партнерстве с остальным населением, партии, выражая интересы отдельных групп, в то же время выражают и интересы большинства, в результате чего в изменении базовых ценностей, в коренной ломке общественных структур, в изменении курса развития общества не заинтересован никто.

Непубличным политикам остается лишь роль тайных лоббистов. И хотя западные демократии даже эту сферу, ввиду ее крайней важности для предметно осваивающего мир общества, превращают в публичную, узаконивая лоббизм, периодически возникающие коррупционные скандалы свидетельствуют об исключительной силе личного интереса - источнике тайного лоббизма. Понимая это, европейцы, как известно, пошли на повышение заработной платы своих публичных политиков, резонно полагая, что непубличная политика изнутри ослабляет общество.

Иная ситуация в России. Если на Западе основной силой, побуждающей всю государственную систему к развитию, являлись корпорации, то в России таковой движущей силой неизменно оставалась государственная власть. Причем власть, обладающая особой сакральностью. Противопоставленная всем и вся, она была единственным субъектом истории, единственной движущей силой, имеющей право принимать любые решения на территории своего государства. Правда, лишь до тех пор, пока основное население страны было убеждено в ее сакральности, что, в свою очередь, зависело от самоидентификации социума: власть самодержавного монарха была таковой постольку, поскольку народ был православным, то есть разделял ценности православия, точно так же, как и тотальная власть КПСС была таковой, пока народ отождествлял себя с понятием "советский".

По сути, именно власть была ведущей силой в ходе освоения действительности, в результате чего мы так и не преуспели в предметном преобразовании мира, предпочитая обменивать сырье на технологические достижения Запада. Единственная задача, которая оказалась по силам власти, - в течение ограниченного времени обеспечивать безопасность своим системам, в том числе и за счет расширения границ и распространения сфер влияния.

В этих условиях проблема публичных и непубличных политиков была в высшей степени несущественной. Публичную политику заменяли ритуалы - суррогаты публичности, основным назначением которых было поддержание в глазах населения сакральности власти. Особое значение они приобретали тогда, когда позиции конкретных носителей власти в глазах народа ослаблялись. Так, при восшествии на престол династии Романовых народ без энтузиазма встретил Михаила, а потому понадобилось убеждать народ в том, что царем Михаила объявил сам Бог, а значит, он является идеальным православным царем. Но чтоб сакрализовать себя, как отмечает историк, новая династия должна была с самого начала осознать необходимость сакрализации собственного бытового уклада, чтоб соответствовать сложившейся в массовом народном сознании мифологеме избранного Богом правителя-царя². При этом если в доромановскую эпоху царский быт "ничем не отличался от обыкновенного вотчинного или помещичьего быта"³, то "чем более в XVII в. росли западнические симпатии", а значит - ослаблялась сакральность власти, "тем все более архаизировался быт, приближаясь по своим внешним проявлениям все более к иллюзорно-книжным представлениям о православном, идеально нравственном, быте византийского императорского двора"⁴. Разумеется, это был, как бы сейчас сказали, откровенный пиар с одной единственной целью - воздействовать на сознание масс в нужном для себя направлении.

Однако пиар и публичная политика - суть вещи разные. Если публичная политика неразрывна с либерализмом, являясь конституирующей особенностью истинных демократий, и реализуется в системе партий и общественных движений, играющих на политическом пространстве, то пиар либо в виде ритуалов, либо в качестве отдельных акций как суррогат публичности характерен для любых систем, включая тоталитарные, и решает в стабильном обществе не стратегические, но, прежде всего, тактические задачи. Это - один из мощнейших ресурсов власти, используемый в целях управления.

Вопрос о "серых кардиналах", публичной или скрытой власти, и в дореволюционной России, и в СССР был абсолютно беспредметен, так как в любом случае за действиями публичных персон стояли некие мощные, независящие от воли обычного человека силы, будь то Бог, благодаря которому народ неизменно будет оставаться православным народом во главе с православным царем, или обезличенные законы истории, которые, что бы ни случилось, будут вести общество по раз избранному верному курсу к победе коммунизма. Сами публичные персоны приобретали в связи с этим статус персон преходящих: сегодня одни, завтра другие, но генеральная линия, обеспечивающая безопасность и стабильность системы, всегда одна (ценности самодержавного православного государства, советские ценности). Поэтому хотя общество и проявляло любопытство по отношению к личностям "серых кардиналов", оно не видело в них опасности, пока государственная система была стабильна.

Все резко меняется, когда рушится сама система, скрепляемая властью, а вместе с ней и вся ценностная сфера. С одной стороны, общество должно перейти к предметному освоению действительности, должна возрасти и стать определяющей роль капитала, для чего он должен обрести полную свободу и самостоятельность. Вместе с тем и наемные работники - основное население страны - должны в полной мере иметь возможности реализовывать свои права, прежде всего в качестве собственников своего труда. Обеспечить в ходе этого взаимодействия социальный консенсус и есть задача власти.

В то же время ни наше общество, ни наша власть не готовы, судя по всему, к этим новым ролям. Начав реформы, наша власть искусственно форсировала формирование крупного капитала за счет благосостояния основного населения страны, то есть вместо организации социального партнерства сознательно создала класс сверхбогатых людей, пожертвовав интересами большинства. Но поскольку такая позиция в истинно демократическом обществе сегодня является анахронизмом и сами демократические процедуры препятствуют ей - ни одно общество сознательно не согласится заведомо выбрать тех, кто будет ущемлять его интересы, - возрастает и роль пиара как средства манипулирования массами, и роль непубличных политиков как истинных рулевых. Появляется своеобразное разделение труда: публичный политик берет на себя функцию ублажения масс, используя пиар, а непубличный - функцию управления.

Однако реальная действительность оказывается гораздо сложнее. Ни одно государство не в состоянии полноценно функционировать в рамках такой иллюзорной политической системы. Потребность в государстве, осуществляющем истинную политику, то есть регулирующем межгрупповые противоречия, поддерживающем целостность социума, сохраняющем общественную стабильность, сегодня в полной мере осознается обществом. Именно этим объясняется беспрецедентная поддержка населением В.Путина, внятно декларирующего эти принципы.

Но что конкретно стоит за этими декларациями? Не есть ли это очередной пиар-ход? Вопросы вполне закономерные. Отсутствие за Путиным публичной политической силы - партии с честной, лишенной лукавства и лжи, социально значимой программой - создает вокруг президента поле неопределенности. Кто те люди, которые поддерживают его, какие стимулы ими движут, насколько их цели соответствуют целям общества, в какой мере они оказывают влияние на президента - эти и тому подобные вопросы пока остаются без ответа. Хотя ответ необходим.

Дело в том, что в российском обществе сложилось как минимум две ценностные системы, одна из которых ориентируется на эндогенное развитие, а значит власть, придерживающаяся ее, должна быть озабочена реальным восстановлением государства из руин, повышения эффективности хозяйствования, увеличением социальной защищенности населения и др. Другая - исходит из тезиса, согласно которому Россия в соответствии с объективным ходом истории так или иначе будет поглощена более технологичной цивилизацией Запада, а потому препятствовать этому процессу бессмысленно.

Разумеется, для основного населения страны вторая точка зрения представляется неприемлемой. В связи с этим серьезнейшей проблемой становится проблема целей развития государства. Наличие непубличных политиков в высшей степени усугубляет ситуацию, так как усиливает в глазах общества состояние неопределенности. Общество оказывается в неведении относительно целей своего развития. Тайна, сопровождающая власть, из силы превращается в ее слабость, так как препятствует мобилизации населения для решения общенациональных задач, в основе которых не сугубо личный корыстный интерес, а некие общественные сверхценности. Отсутствие доверия - главное препятствие на этом пути. Всенародная поддержка Путина - пока только аванс, одобрение намерений, а потому небезызвестный вопрос: "Кто вы, мистер Путин?" все еще остается актуальным.

Примечания:

¹ Арендт Х. Vita activa, или О деятельной жизни. СПб., 2000. С.265.

² Гадло А.В. Бытовой уклад жизни первых Романовых и русская народная культура ХVII в. // Дом Романовых в истории России. СПб.,1995. С.111.

³ Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц. М., 1872.С.381.

⁴ Гадло, ук. соч. С.109.