Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20020909-nikitaev.html

Методология и власть: Кант
Именно Канту обязана своим рождением методология

Владимир Никитаев

Дата публикации:  9 Сентября 2002

Метафизика -
это как бы полиция нашего разума
на службе общественной безопасности
нравов и религии.

И. Кант. Reflexionen, 6 (5112)

Вся задача этой критики чистого разума
состоит в попытке изменить прежний
метод метафизики, именно совершить в ней
полный переворот, следуя примеру
геометрии и естествознания.
Эта критика есть трактат о методе...

И. Кант. Предисловие ко 2-му изданию "Критики чистого разума"

В истории методологии, если взяться за составление таковой, Кант должен получить особенно почетное место. Дело тут даже не в том, что метод был главным пунктом размышлений Канта уже в первой его философской работе ("Мысли об истинной оценке живых сил", 1746 г.) и что одно из наиболее зрелых и выдающихся своих произведений, "Критику чистого разума", он назвал трактатом о методе, - т.е. приверженность ценности метода, конечно, имеет значение, но не в этом в данном случае суть. В плане истории методологии гораздо интереснее и важнее то, что между двумя этими "трактатами о методе" лежит не более и не менее как "революция в способе мышления". Отсюда напрашивается вопрос: не следует ли предположить (признать) и радикальное отличие методологии "до Канта" и "после Канта"? Или, быть может, вообще утверждать, что собственно методология началась именно с критических работ Канта, подобно тому, как мы признаем начало естествознания с "Бесед" Галилея?.. Если причислять трактаты о методе "до Канта" - начиная, разумеется, с Декарта - к методологии, то это была, скорее, не методология, но методография, т.е. описание, дидактическое изложение и разъяснение некоего метода, неких "правил для руководства ума". Возможность метода, его обоснование - эти вопросы, а значит и то, что с полным правом может быть названо "учением о методе", "методологией", становятся корректными и осмысленными только после занятия позиции Канта, только после "коперниканского переворота".

Онтология и методология

История философии, при определенном взгляде на нее, показывает, что философия возникала из поиска оснований власти или, что суть то же, оснований порядка в мире. Метафизика, или онтология (которая, как подчеркивал Хайдеггер, всегда была онтотеологией) - это первый и самый долговременный философский проект решения вопроса об основаниях власти, занимавший главное место и довлевший над всем прочим корпусом философского знания ("метафизика называлась царицей всех наук", говоря словами Канта из предисловии к первому изданию "Критики чистого разума"). Однако после того, как от философии отделилась - с жесткой критикой метафизики - естественная наука, сразу достигшая впечатляющих результатов, метафизика оказалась в кризисе и утратила свою безусловно доминирующую роль. Цель данной работы - показать, что методология, начиная с Канта, - второй такой философский проект.

Онтология (метафизика) исходит из того, что миру присущ один единый порядок и он (порядок) тем или иным образом очевиден для нас, людей. С этой позиции главный вопрос, который имеет смысл ставить, есть вопрос объяснения данного порядка, определения его источника, принципов, структуры в целом и общего смысла. Тождество бытия и мышления уже состоялось - пусть даже и не для человека, но для некоторого сверх- или божественного мышления - и предстоит человеку, во-первых, как данное, которое он постигает в силу своих ограниченных способностей, а во-вторых, как принцип познания истины. Платон, например, в своей концепции анамнезиса исходит из того, что душа, до того как попала в "темницу тела", присутствовала при этом вечном (вневременном) моменте тождества бытия и мышления, т.е. в "мире идей", а в человеческой оболочке способна лишь "припоминать" то, что она некогда видела, и таким образом "познавать" (точнее было бы сказать "узнавать") мир. В христианской теологии считалось, что человеческий разум способен познавать мир - в смысле постижения Божественного замысла и плана, лежащего в основе Вселенной - постольку, поскольку он, разум, есть подобие (хотя бы и бесконечно слабое) Божественного ума-логоса, сотворившего данный мир. Онтология, таким образом, как бытие, совпадающее с Божественным мышлением, с одной стороны, и как человеческое мышление, совпадающее с бытием, с другой, есть истинное бытие и бытие истины одновременно. Заметим, что в этих концепциях человеческий разум не властвует, но подчиняется; его задача - правильно понять, "чего хочет Господь", понять волю высшего и абсолютного Вседержителя. Мир, который мы знаем, конституирован Другим и подчинен ему по праву творения; посредством нашего знания мы лишь становимся Его благонадежными подданными и, поскольку сами мы смертны, а наш мир временен и подлежит уничтожению в конце времен, наше послушание и благонадежность дают нам надежду на личное спасение.

Метафизика как учение, вернее, онтологическая картина, будучи изображением Абсолютной власти, разрабатывается в претензии на универс(ум)альность и тотальность, выступая в качестве предельной, всеохватной рамки и основания. Бытие само по себе в рамках такой онтологии не проблема - в том смысле, что про него "известно" достаточно много, чтобы рационально обосновать существующее жизнеустройство и социально приемлемые практики. Онтология при этом оказывается не только логически (как данность истины), но и этически и эстетически "нагружена". Поэтому не только диалектика, но и этика, и физика, и эстетика - в общем, все, включая любую возможную методологию, по отношению к такой онтологии может занимать только подчиненную позицию.

"Метод" здесь - это "мета-одос", т.е. "пере-ход". Необходимость такого перехода была ясно осознана и превращена в программу sui generis еще древними греками. Произошло это в тот момент, когда Пифагор (согласно античной традиции) или Сократ, а может быть только сам Платон, отказался называть себя "софистом" (сославшись на то, что никто не мудр, разве что бог), предпочтя быть "философом" - тем, кто "любит мудрость", т.е. стремиться к ней (а значит, пока еще не обладает). Собственно, платоновские мифы о круговращении душ и "пещере" - чем не первая (или прото- ) методология?.. Онтология позволяла задать этот переход как своего рода путь из пункта А в пункт Б; иными словами, она сообщала определенные сведения как о пункте отправления, так и о месте назначения. Разум руководит человеком на этом пути; но вести человека может и "сердце", т.е. вера и интуиция, - разум способен дать некоторое, пусть даже и существенное, преимущество, но не более того. Методология при таком подходе - это всегда методология чего-то (the methodology of...), методология частная или сервилистская: методология науки, например.

Однако почему бы не представить себе и другой случай? Случай, когда именно человеческий разум господствует? Пусть это господство разума будет ограниченным, но что мешает ему быть в пределах своих границ вполне суверенным? Если разум будет непосредственно или опосредованно деятелен в мире, и будет единственным таковым, то почему он не сможет господствовать над миром? Ведь тогда божественная прерогатива господства по праву творения перейдет к нему, хотя бы и в ограниченных пределах, в ограниченной области, которую, тем не менее, вполне можно будет назвать царством разума. Конечно, понадобится постоянный контроль за этими границами и их "защита", т.е. рефлексия и критика, а главным делом окажется не переход из пункта А в пункт Б, но переход или, точнее, преобразование одного состояния в другое, своего рода освоение и обустройство территории. Но тогда и понимание метода должно быть принципиально иным. О методе надо будет, видимо, говорить в связи с конституированием (или непосредственно рассматривать его как метод конституирования) того мира, который мы можем знать (познавать). Метод становится основанием власти. Онтологическая схема или картина - часть, компонента метода. Естественным образом претензии на универс(ум)альность и тотальность переходят к методологии; пусть и не вообще, но относительно определенного мира, в границах, зависящих от его, методологизированного разума, мощности и оснащенности.

Всякому, кто знаком с творчеством Иммануила Канта (1724 - 1804), не составляет труда связать этот второй случай именно с ним. Именно ему должна быть обязана своим рождением методология во втором смысле, просто методология, методология не чего-то, но сама по себе, подобно философии или науке, хотя бы даже сам философ называл свое учение чаще "трансцендентальной философией", чем "методологией". Конечно, вопрос о том, в какую рубрику включить, например, "Критику чистого разума", - вопрос довольно спорный. В частности, об этом спорили неокантианцы с Хайдеггером. Обе неокантианские школы сходятся в том, что она посвящена гносеологии - Хайдеггер же настаивает на том, что суть ее составляет новая, феноменологически деконструированная онтология. Действительно, до "переворота" все философские исследования, которые можно поименовать "гносеологическими", проводились применительно и в рамках метафизики, были, так сказать, теорией познания sub specie онтологии. Можно согласиться с Хайдеггером в том, что первая "Критика" - это "онтология познания", но, тем не менее, это совершенно особая онтология, для характеристики которой лучшего слова, чем "методологическая", у нас нет. Собственно, и Кассирер не раз высказывается в том смысле, что Кант понимает метафизику как метод par excellence1. Так или иначе, сам Кант хорошо сознавал, что создаваемая им система "есть совершенно новая наука, которая прежде ни у кого и в мыслях не была, даже само понятие которой неизвестно"2.

Мы не будем рассматривать, как эволюционировали взгляды Канта на "метод", - наша задача, прежде всего, найти такую точку зрения, с которой можно максимально возможной ясностью увидеть то событие, которое и порождает историю - историю методологии, в данном случае, - событие разрыва в философской традиции и как бы новое ее начало.

Имея перед собой дискурс Канта, мы спрашиваем: "На каком основании он возможен?..". В ответе на данный вопрос возможны два подхода. Можно утверждать, что основание здесь - личность Канта, т.е. что данный дискурс сугубо субъективен и, по большому счету, случаен (исторически случился). Возможно, однако, что можно указать некое основание, из которого данный дискурс проистекает с необходимостью. Тогда значение Канта - в том, что он первый нашел это основание и выстроил на нем первую систему. Первую, но не единственно возможную. Или, чуть иначе: Кант нашел идею методологии и дал первое ее раскрытие в своей понятийной системе. Но идея, как известно, не исчерпывается ни одним понятием или их системой - возможны другие ее раскрытия, а значит, и история методологии.

"Коперниканский переворот"

Выражение "вещь в себе" настолько стало притчей во языцех, что иногда складывается впечатление, как будто бы это едва ли не главное "изобретение" Канта. На самом деле Кант использовал понятие "Ding an sich" как само собой разумеющееся и техническое. Подлинными же достижениям Канта следует считать: а) новое понятие трансцендентальности, б) четкое разграничение принципов разума и чувственности, и в) новую трактовку пространства и времени. Три этих момента образуют известное единство (например, с трансцендентальной точки зрения различие чувственного и сверхчувственного мира суть различие принципов познания), ключом к которому, тем не менее, следует считать идею трансцендентального познания.

В предисловии ко второму изданию "Критики чистого разума" Кант, обсуждая историю математики и естествознания сравнительно с историей и состоянием метафизики, следующим образом формулирует свой замысел "коперниканского переворота" в философии: "До сих пор господствовало предположение, что все наши познания должны сообразоваться с предметами; ...следует хоть раз испытать, не разрешим ли мы задачи метафизики более удачно, если предположим, что предметы должны сообразоваться с нашим знанием..." Осуществлением этого замысла должна стать трансцендентальная философия и, прежде всего, "критика чистого разума" как трансцендентальная критика. "Я называю трансцендентальным всякое познание - формулирует Кант,- занимающееся не столько предметом, сколько нашей способностью познания предметов, поскольку оно должно быть возможным a priori"3. Соответственно, трансцендентальным знанием Кант называет не всякое априорное знание, но только то, посредством которого мы узнаем, что те или иные представления или понятия могут существовать и применяются исключительно a priori (а также о том, как это возможно). Иными словами, свою систему философии Кант строит на предположении, что "возможны понятия, a priori относящиеся к предметам не как чистые или чувственные созерцания, а только как действия чистого мышления..."4.

Суть трансцендентальным переворота, произведенного Кантом, - в том, чтобы повернуть наше внимание, понимание и направление исследований с предметов на тот способ, которым они нам не только даются, но при этом нами же и задаются. Или, если говорить предельно общо, это поворот от анализа мира, данного в сознании, к анализу сознания, (за)дающему мир. Первым начал пролагать путь в этом направлении Декарт. Однако его поворот был субъективным, был поворотом к своему индивидуальному сознанию, дающему мир посредством освещения его "естественным светом ума". В конце концов, в работах английских "эмпириков" этот поворот привел к тупику скептицизма. Кант же решил рассматривать сознание не просто как дающее, но как задающее мир; по крайней мере, задающее в ряде фундаментальных для науки, этики и эстетики чертах.

Свой замысел Кант осуществляет в ходе исследований согласованного действия наших способностей, среди которых он различает: "внешнее" и "внутреннее чувство", объединяемые им под общей рубрикой чувственности; рассудок и разум, объединяемые под понятием разума в широком смысле слова, когда речь идет о противопоставлении чувственности; способность суждения и воображение. Способности чувственности - чисто пассивные, или рецептивные, рассудок и разум - чисто активные, способность суждения и воображение - соединяют в себе и активные и пассивные черты.

Перечисленные способности, напоминающие "деятельную силу" Лейбница, которая никогда не бывает чисто потенциальной, но всегда так или иначе действует, Кант онтологически объективирует в понятии субъекта. Субъект у Канта - это источник указанных способностей; в этом смысле - трансцендентальный субъект, как правило. Отсюда та странная для современников философа трактовка субъективности ("пространство как субъективная форма" и т.п.), которая, как подчеркивает Кассирер, не имеет ничего общего с расхожим пониманием субъективности как выражения человеческой вариативности и индивидуальности5.

Собственно, уже здесь, в утверждении, что предметы должны сообразоваться с нашими способностями, а не наоборот, просматривается властная интенция трансцендентального субъекта. Точнее сказать, дело тут идет о власти разума, поскольку чувственность пассивна. Выдвижением вопроса "Как возможны синтетические суждения a priori?" в качестве "общей задачи чистого разума" Кант придает этой претензии на власть правовой характер, характер обсуждения возможности законодательства разума.

Действительно, в данном вопросе Кант, по его мнению, обобщает скептицизм Юма в отношении понятия причинности как представления о необходимой связи причины действия. Вполне справедливо Кант расценивает демарш Юма как направленный против власти разума и подробно обсуждает это в "Пролегоменах". Юм взялся доказать, что "наш разум без помощи опыта не может сделать никакого заключения относительно реального существования и фактов" и "даже после того, как мы познакомились на опыте с действием причинности, выводимые нами из этого опыт заключения не основываются на рассуждении или на каком-либо процессе мышления"6. Кант соглашается с Юмом в том, что необходимость связи причины и действия не определима из опыта, но он не согласен с тем, что ее (необходимости, да и связи) вообще нет, а есть только полезная для практики привычка человека, "род инстинкта", ассоциировать одни представления с другими.

Давид Юм, конечно, не натурфилософ и подлинные предметы его интереса суть человек и общество. Сведя объективную необходимость к субъективной Юм начинает трактовать их совершенно однородным образом, распространяя свою "доктрину необходимости" (попутно отрицая свободу, трактуемую как случайность) и на процессы природы, и на социальное человеческое поведение. Эквивалентность, которую он таким образом здесь достигает, позволяет ему рассматривать в качестве примера искомой необходимости связь мотивов и поступков, лежащую в основе юридических законов. Таким образом, Юм переводит рассуждения в плоскость права и морали. Кант следует за ним, но совсем иным способом.

Решения суда суть суждения. Однако не всякое суждение имеет смысл рассматривать как решение некоторого возможного суда. Если суждение рассматривать как отношение субъекта и предиката, то возможны случаи, когда это отношение устанавливается в пределах одного понятия, как если бы предикат "находился" в субъекте и получался из него логическим выделением, т.е. аналитически. Для вынесения такого суждения нет необходимости для судебного разбирательства фактов, или обращения к опыту. В правовом смысле это ситуация неотчуждаемых или "естественных прав", ситуация определенная a priori7. Совсем другое дело, когда речь идет о связи двух разных понятий (например, связи человека и поступка), связи, которая может быть, а может и не быть. Кант называет такие суждения синтетическими. Все эмпирические суждения, следовательно, суть синтетические. Пожалуй, до этого места Юм вполне согласился бы с Кантом. Но для Канта очевидно то, что Юм счел бы нонсенсом, а именно: существование априорных синтетических суждений. Подобного рода суждения с юридической точки зрения суть не что иное, как законы, предшествующие в своем существовании всякой эмпирической ситуации своего применения. Источник таких суждений Кант находит в чистой математике и "чистом естествознании", областях, в которых разум имеет дело только с самим собой или в которых он "полагает в природу" то, что надеется в ней найти.

По мнению Канта, суждения причинности, которые исследовал Юм, - это лишь один из видов суждений об "априорном соотношении вещей", суждений, которыми полна и метафизика. Потому скепсис Юма, разрушающий всякую возможность метафизики, Кант формулирует как вопрос о том, возможны ли синтетические суждения априори, вопрос, как видим, вполне эквивалентный вопросу о том, возможно ли законодательство разума.

Различие между подходами Юма и Кантом здесь довольно четко соответствует различию двух систем права: англосаксонской и романо-германской8. Если не вдаваться в детали, англосаксонское право - право прецедентное; его источник - решения суда по конкретным делам. Романо-германское право - это право законодательное par excellence; здесь верховная власть издает ("a priori") нормативные акты, законы, которыми суд руководствуется в своей практике (т.е. суд не творит право, но лишь применяет его). И у Канта, в духе романо-германской системы права (хотя и с прививкой руссоизма), высшая власть - это власть законодательная. "В каждом государстве, - пишет Кант в "Метафизике нравов", - существует три власти, т.е. всеобщим образом объединенная воля в трех лицах (trias politica): верховная власть (суверенитет) в лице законодателя, исполнительная власть в лице правителя (правящего согласно закону) и судебная власть (присуждающая каждому свое согласно закону)..."9 Требование полноты и систематичности учения столь же обязательно и естественно для Канта, как и для романо-германской системы права, и столь же нехарактерно для Юма, как и для англосаксонского права. Проблема априорности, явно чуждая Юму, в действительности может рассматриваться как специфическая проблема законодательства вообще, ибо закон только тогда закон, когда он дан a priori, т.е. до всякой ситуации, которая может (и должна) трактоваться в соответствии с ним.

Продолжение следует...

Примечания:


Вернуться1
Э. Кассирер. Жизнь и учение Канта. - СПб.: "Унив. книга", 1997, - сс.102, 134-135, см. также сс.115, 141.


Вернуться2
Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки, Предисловие.


Вернуться3
КЧР, Введение, VII. "Идея и деление особой науки, называемой критикой чистого разума" (перевод Н.О. Лосского).


Вернуться4
КЧР, Трансц. логика, Введение, II. "О трансцендентальной логике".


Вернуться5
Различия трансцендентального от метафизического и психологического здесь очень важно и Кант при всяком удобном случае не устает его подчеркивать. Совершенно та же ситуация в методологии ММК с различением и противопоставлением оргдеятельностного и объектно-онтологического, методологии и психологии.


Вернуться6
Юм Д. Исследование о человеческом разумении, Гл.IV, ч.I.


Вернуться7
В той мере, разумеется, в какой с "естественными правами" существует такая как бы априорная очевидность.


Вернуться8
См. Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988.


Вернуться9
Метафизика нравов, ╖45.