Часть I - здесь.

Экономическая теория, нами [экономистами] используемая, есть теория, как мы изучили ее [на первом курсе]. Причины, требующие докторской степени, состоят в том, что многие экономисты не верят тому, что они изучили до тех пор, пока не приобрели в аспирантуре должного интереса к анализу предельных величин (marginal analysis).

Алейн Энтовен ¹

Австрийская экономика отличается от экономики тем, что раньше австрийцы развивали маржинальный анализ, а теперь в нее уходят те, кто вкуса к нему навсегда лишен либо его теряет. О причина этого парадокса ниже. Перед этим я добавлю к треугольнику прошлого выпуска (Кейнс - социалисты - австрийская школа), в котором шли споры о роли государства в регулировании рынка, еще один репер, внутри которого шли споры о роли денег. Одни из самых важных альтернатив были таковы:

1) Ложные определения денег делятся на две группы: рассматривающие деньги в качестве чего-то большего и чем-то меньшего, чем наиболее продаваемый продукт².

2) Деньги есть порождение закона.

3) Деньги - то, что они делают.

Первого определения придерживалась австрийская школа, без обязательств принимать некоторые следствия из него. Второй тезис есть идея немецкого экономиста Кнаппса, которую он считал единственной попыткой дать объяснение бумажным деньгам. Его идея хорошо объясняла, почему курс сторублевки к пятистам всегда будет 1:5, но пробуксовывала на вопросах процентной ставки и даже покупательной способности этих бумажек.

Третья теория пыталась объяснить, каким образом деньги получили и поддерживают свой статус. Сначала люди выбирают "наиболее продаваемый" (ликвидный) товар. Затем "наиболее ликвидный товар", во избежание расходов на постоянное измерение и взвешивание, фасуется в стандартные куски, на которые ставится штамп. Во избежание подделок, контроль за соответствие кусков со штампом своему содержанию возлагается на государство. Далее происходит интересная вещь. Если есть разница в покупательной способности единицы товара со штампом и товара без штампа, то это входит в конфликт с принципом "наиболее ликвидного товара". Вот варианты выхода из конфликта:

1) "Цена за штамп" выражает степень доверия рынка к контрольному органу. Если она положительна, то контроль создает стоимость, позволяя изымать меньше ценностей из потребления в обращение.

2) "Цена за штамп" может быть ненулевая из-за временных флуктуаций в спросе и предложении на товары. Бумажные деньги допустимы лишь как свидетельства на владение соответствующей ценностью (металлом), которое контрольный орган должен резервировать и выдавать по требованию (золотой стандарт или currency board).

2.1) То же, что и (2), но поддержанное тезисами:

а) о неизмеримости покупательной способности денег в принципе;
б) о презумпции злонамеренности контрольного органа, преследующий иную стратегию.

Понятно, что имелся еще социалистический "вариант 0", когда государство определяет покупательную способность законодательно (позже реализован в СССР; там же и рухнул). Но поляризация австрийской школы по отношению к остальным началась ранее, в вопросе об измеримости покупательной способности. Первый ценовой индекс (опубликован в XIX веке Этьеном Ласпейрсом) заслужил от австрийцев, в лучшем случае, критику разной степени (не)конструктивности.

Детали этой дискуссии выходят за рамки этой статьи; здесь мне важно лишь продемонстрировать, каким образом диспуты о конкурентном равновесии на товарных рынках (см. начало) и о роли денег пересеклись в вопросе о функциях государства и доверии к нему. И социалисты с австрийскими экономистами при этом представляли диаметрально противоположные точки зрения. Первые, базируясь на вальрасианских моделях (или просто на марксистской идеологии), готовы были передать от рынка все функции центральному планировщику, а вторые утверждали, что таковой планировщик не справится с вычислениями и измерениями. При этом австрийцы, даже единомышленники Мизес и Хайек, сильно различались по степени ортодоксальности.

Многие исходные точки Хайека были все-таки общими для других экономистов (тот самый маржинальный анализ), и основная идея была "фиксируя цены, вы лишаете производителя всякого стимула, а планировщика - возможности померить наклон кривой спроса; поэтому вальрасовское равновесие "c полной информацией" в его теоретическом виде не сработает" (формулировка моя - О.Б.). За такую полемику Хайек получил премию от Нобелевского комитета и звание "самого путаного и непоследовательного австрийца" - от мизесианцев.

Тем временем Мизес и его последователи (к которым я и применяю термин "неоавстрийцы") в конце концов предали анафеме всякую эмпирическую измеримость, заявив, что экономика - априорная наука, выводимая из постулатов о мотивах человеческого поведения ("праксеологии"). Люди производят обмен товарами лишь потому, что ценят получаемое больше отданного; насколько больше, сторонний наблюдатель узнать не может, потому что субъективные оценки не фиксируются в цене сделки. Статистическое исследование предельно малых изменений спроса/предложения неоавстрийцы не признавали. Поэтому следует снять все ограничения на обмен товарами и услугами; государство есть банальная "крыша" и зло.

Вкратце, это все. Любые попытки диспута между экономистом и неоавстрийцем заканчиваются тем, что неоавстриец начинает повторять догматы веры: государство - "крыша"; все, что сверх этого - лишь кажется. Вы говорите, армия? Пусть люди сами покупают себе столько безопасности, сколько нужно. Пенсионное обеспечение? Мошенничество а-ля МММ. Регулирование монополий? Монополии появляются только в присутствии государства ³. Демократия? Суррогат здорового дарвинизма, культивирующий маргиналов.

- А если я хочу обложить налогом выбросы завода, загрязняющие воздух? - спросит мейнстримовец. - В конце концов, его вред измерим, скажем, в более низкой цене квартир в его округе.

И попадется в стандартную ловушку:

- Эконометрика, как наука историческая, имеет настолько мощный аппарат, что я на спор берусь любую теорию с помощью убедительной эконометрической модели подтвердить или опровергнуть на одних и тех же данных.

Это правда. Тем более что неоавстрийцы всегда лучше мейнстримовца знают, какая модель убедительна. Хотя большинство из них ничего не моделирует. Ну еще бы - трудно моделировать, отказавшись даже от концепции кривых спроса!

Концепция государства-"крыши" сейчас вводится в моду. Ее прелесть в логической неопровержимости: если государство отличается от "братвы", значит, вы чего-то не учли. При этом разные государства похожи на мафию в разной степени. Какие неоавстрийцам более симпатичны? Видимо, те, которые больше соответствуют их теории. Дадим слово Гансу Герману Хоппе:

В современной западной истории существует лишь два бесспорных случая, когда власть государства была уменьшена, хотя бы временно, в результате целенаправленной сознательной деятельности. В обоих случаях мы имеем дело с последствиями некоей катастрофы. Эти два случая - Германия после Второй мировой войны при Людвиге Эрхарде и Чили при генерале Пиночете.

Однако одного кризиса недостаточно, нужны еще правильные идеи, а также люди, способные их воспринять и применить в тот момент, когда появится соответствующая возможность. (перевод Г.Сапова)

Вот так. Истории о том, как президентский советник Андрей Илларионов провоцировал девальвацию, это "правильные идеи, примененные в момент соответствующей возможности".

Вы спросите, какая связь? Г-н Илларионов вроде бы и за индексами цен следит, и эмпирикой пользуется, пусть и простенькой.

Верно, пользуется. Должен по статусу. А в остальном... Желающим поискать другие отличия - зайдите сюда. Нашедших прошу сообщить мне почтой.

Примечания:

¹ Alain Enthoven, "Economic Analysis in the Department of Defence", American Economic Review, 53 (May 1963), 413-23.

² цитируется по J. Schumpeter, History of Economic Analysis, Oxford University Press, 1954, p. 1086.

³ По определению. Неоавстрийскому.