Понятие социализм в нынешнем российском обществе не пользуется большой популярностью. Такова естественная реакция на недавнее прошлое: на недемократическую практику советского периода, идентифицирующуюся в общественном сознании с социализмом, на крайний догматизм официальной социалистической идеологии. Сказываются и те серьезные трудности, с которыми на нынешнем этапе истории столкнулись социалистическая мысль и социалистическое движение.

Можно констатировать, что социализм как теоретическая концепция и как общественное движение переживает острый кризис. Однако скоропалительный вывод о том, что социалистическая идея окончательно исчерпала себя, не имеет под собой достаточных оснований. Социалистические устремления и тенденции обладают глубокими корнями в общественном бытии и, надо думать, берут свое начало в самой природе человека. Вместе с тем несомненно, что выйти из глубочайшего кризиса и занять подобающее место среди других общественно-политических течений социализм сможет лишь в результате основательного переосмысления собственного содержания. С этим по сути дела согласно большинство приверженцев социалистической идеи. Но далеко не все среди них понимают глубину назревших перемен, затрагивающих не те или иные положения социалистической теории, а ее фундамент, методологические основы.

Основоположникам марксистского социализма, как и многим их предшественникам и последователям, казалось, что социалистическая модель общественного устройства избавит человечество от эксплуатации и отчуждения, от социальных антагонизмов и связанных с ними бедствий. На рубеже ХХI века накоплен достаточный опыт для понимания того, что не существует такой модели общественного строя, которая стала бы панацеей от всех социальных бед и антагонизмов. Корни отчуждения людей от созданных ими же форм жизнедеятельности и управления настолько глубоки, что вряд ли вообще полностью устранимы. Природа общества настолько сложна и многомерна, что в нем всегда будут конфликты и дисгармония. Поэтому, как справедливо отмечает немецкий социолог Ральф Дарендорф, у людей нет иной перспективы, кроме как "уметь жить с конфликтами".¹ Значит они всегда будут заняты поиском оптимальных вариантов их урегулирования. Социализму предстоит вписаться в этот постоянный поиск с позиций свойственных ему представлений и ценностей.

Трудности переосмысления социализма и даже понимания самой этой задачи в рамках марксистской традиции усугубляются тем, что в ней на протяжении столетия произошла своеобразная канонизация и даже сакрализация того видения социалистической перспективы, которое возникло в середине XIX века и связано с именем К.Маркса. Это видение, отражавшее потребности общественного развития того времени, связывало социализм с обобществлением собственности и миссией рабочего класса как освободителя общества от капиталистической эксплуатации. Эти воззрения отвечали реальностям острой классовой борьбы эпохи раннего капитализма. Они были вполне правомерны для своего времени, стимулировали рабочее движение, вылившееся во вполне ощутимые результаты, наложившие печать своего влияния на развитие капитализма и создавшие условия для реализации многих социалистических ценностей. Однако для нынешнего времени это видение устарело; необходима иная парадигма социалистической мысли.

Одна из центральных методологических проблем социалистической теории - историческая неизбежность торжества социализма. Этот вывод, послуживший источником оптимизма для социалистов, опирается на ортодоксально марксистские представления о законах общественного развития. Понятие "закон" вошло в социальную науку из естествознания. Закон характеризует развитие и функционирование предметного мира, существующего независимо от сознания. В нем фиксируются повторяемость явлений, их строгая детерминированность, объективная предопределенность развития событий. С определенными оговорками такое понимание закона было распространено на общественную жизнь.

В соответствии с этими представлениями общество виделось как целостный социальный организм, а его развитие как закономерный естественно-исторический процесс последовательной смены общественно-экономических формаций. Социализм шел на смену капитализму как неизбежный результат развертывания внутренних противоречий последнего, созревания в его недрах "могильщика" капиталистического строя - рабочего класса как творца нового общества. Понятие "закона" стало краеугольным камнем последовательного рационализма социальной теории, отвечавшего идейным принципам эпохи просвещения: безграничной веры в общественный прогресс, в способность человеческого разума сознательно строить общественные отношения.

На рубеже XIX-XX века у представителей неокантианства возникли сомнения относительно применимости понятия "закона" к социальной реальности. В отличие от природы, общественная жизнь представляет собой бесконечную мозаику событий, действующие лица которых совершают свои поступки вполне осознанно. Поэтому смысл истории определяется не законами, а ценностями. "Ни в коем случае не законы, - писал Г.Риккерт, - но всегда лишь ценности должны применяться в качестве руководящего принципа трактования какого-либо однократного ряда стадий развития, так как лишь по отношению к ним индивидуальное может становиться существенным" ².

В неокантианской интерпретации общественное развитие по существу лишалось всякой объективной основы, найденной незадолго до этого марксизмом в логике способов производства. Поэтому марксистская мысль встретила неокантианство в штыки, не придав должного значения справедливым предостережениям относительно злоупотреблений понятием закона применительно к социальной реальности. Возобладала рационалистически-модернистская социальная философия, использовавшая категорию "закон" как главный аргумент для доказательства неотвратимости и поступательно-восходящей линейности общественного прогресса. Вызов неокантианства не получил конструктивного ответа, а был с пренебрежением отвергнут.

Вполне понятно, почему это произошло. В структуре раннекапиталистического общества отчетливо выделялись константные величины, служившие своего рода индикаторами объективности социального процесса. Экономика очень четко выступала детерминантой всей общественной структуры. Базис определял логику функционирования и развития надстройки. Понятие общественно-экономической формации как нельзя лучше объясняло весь событийный контекст перехода от феодализма к капитализму. Поэтому формация по аналогии с живой природой и стала рассматриваться в качестве того социального организма, который в своем развитии жестко подчинен неодолимым объективным законам. Понятие "формации" было экстраполировано как в прошлое - на первобытнообщинное и рабовладельческое общества, так и в будущее - на социализм и коммунизм. Без достаточных на то оснований оно приобрело общий социально-философский смысл. Уже в то время обнаружилось, что реальные исторические процессы далеко не всегда укладывались в формационный ряд. Достаточно напомнить о введенном Марксом понятии "азиатского способа производства", которое понадобилось для объяснения специфики общественного развития восточных цивилизаций и явно выпадало из общей схемы формаций.

В наше время эти представления о закономерной последовательности развития и смены общественно-экономических формаций как естественно-историческом процессе уже никак не могут удовлетворить социальную теорию. Обнаружилось, что общественная наука не может оперировать объективным критерием истины по аналогии с естественной наукой. Естествознание имеет дело с объективным процессом. Предмет социальной науки - процесс исторического творчества, в котором объект немыслим без субъекта. Они органически взаимосвязаны в общественной практике. Социальная мысль при этом выступает как атрибут субъекта, который имеет дело с безбрежным многообразием этой практики. Ее адекватное восприятие общественной мыслью принципиально невозможно как прямое отражение объекта с одной какой-либо позиции, под одним углом зрения. Теоретическая концепция социальной реальности формируется как результат рефлексивного процесса взаимодействия различных идейных течений через их широкий дискурс.

Научность социальной теории, то есть ее соответствие действительности ввиду безграничности и многомерности общественной практики, предполагает открытость этой теории, признание бесконечности возможных интерпретаций. Ни один вывод не является истиной в последней инстанции и может быть подвергнут сомнению или скорректирован в процессе последующих сопоставлений. Сравнению подлежит весь набор существующих точек зрения, отражающих многообразие и противоречивость самой социальной реальности, доступной познанию не в качестве объекта по аналогии с природой, а в качестве общественной практики субъектов через многоканальную рефлексию и дискурсные размышления с учетом относительности любой принимаемой трактовки, возможности ее изменения и даже принятия альтернативных вариантов.

Такой подход к социальной теории детерминирован резко возросшим динамизмом общественной жизни в условиях перехода к постиндустриальному информационному обществу, с его гибкими и подвижными структурами. Ему присущи такие особенности, как гибкие технологии, преобладание индустрии знаний и информации, размытость отношений собственности и классовых барьеров, органичное взаимопроникновение базисных и надстроечных элементов, утрата социальными и политическими движениями отчетливо выраженной классовой и партийной характеристики.

Общественные отношения испытывают на себе влияние многообразных новых потребностей, не сводимых к экономическим интересам. Динамичность, гибкость, подвижность этих отношений не сравнимы с условиями классического индустриального общества. Целостное общество как бы распадается на автономные сферы, в свою очередь атомизирующиеся.

В результате происходящих изменений обнаружилась относительность и эластичность тех компонентов общественных систем, которые ранее воспринимались как константные и неизменные, как свидетельства и символы объективности социального процесса. На первый план вышли другие характеристики общественных связей: несводимость многообразия социальных отношений к общему знаменателю, отсутствие предопределенности развития, его вариативность, бифуркационная альтернативность, зависимость выбора от случайностей, релятивность всех структур, их автономность по отношению к целому, и в частности - к базисным структурам. Учет всех этих характеристик делает очевидным, что реальный общественный процесс - и нередко в решающей степени - зависит от вполне конкретных поступков, от не всегда обдуманных решений, от подчас иррациональных побудительных мотивов самих участников событий.

Современный социум представляет собой столь сложную и динамичную систему, что трудно говорить о неких "законах", предопределяющих содержание и направление ее развития. Собственно нет никаких неумолимых законов вне процесса, взятого в целом, начиная от базисных структур и кончая "сумасшедшими идеями" в головах политических лидеров. Каждый из бесчисленных элементов этого процесса способен оказать серьезное влияние на общественное развитие и дать ему неожиданный поворот.

История не спектакль с заранее расписанными ролями, а творчество реальных людей. Ее сценарий не создается никем, кроме самих действующих лиц. Разумеется, в развитии общества действует мощная сила исторической инерции: налаженного способа производства, принятого образа жизни, сложившихся традиций, социально-культурных, цивилизационных и многих иных факторов. Осознание ее огромной роли в общественном развитии и составляет рациональное содержание материалистического понимания истории. Эта сила воздействует на сознание и поведение людей, сильно влияя на выбор целей общественного развития и средств их достижения, но не предопределяет его. Общество постоянно открыто в будущее.

Закон констатирует повторяемость явлений. Она имеет место и в обществе, поскольку в его жизни есть некоторые существенные функции (производство, обмен, потребление, властные отношения), которые должны всегда выполняться. Однако повторяемость в общественном развитии опосредована множеством неповторимых условий, действий, поступков, способных придать этому развитию иное качество или иную специфику, "сломать" привычную логику повторяемости.

Поэтому, говоря о социальных "законах", надо, по меньшей мере, иметь в виду существенные отличия этого понятия от соответствующего понятия, используемого в естественных науках. Главное из отличий заключается в том, что "законы" общества не предопределяют ход общественного развития, а лишь фиксируют его вероятные направления, обусловленные силой исторической инерции. Поэтому категории "закон" и "закономерность" применимы к общественной сфере весьма условно. Возможно, было бы полезно иметь иные термины для выражения некоторых глубинных связей общественного развития, побуждающих те или иные группы людей воспринимать мир и действовать не произвольно, а под влиянием сложившихся обстоятельств.

Будет справедливым отметить, что К.Маркс не раз подчеркивал эту специфику общественных законов. Он, в частности, отмечал, что в жизни общества закон действует как тенденция. Но любой тенденции в этой сфере противостоят другие, в том числе и прямо противоположные. Эти тенденции модифицируются в зависимости от их взаимодействия: одни могут превалировать, другие могут быть блокированы или нейтрализованы. Поэтому по отношению к обществу, вероятно, правильней говорить не о "законах", а о доминирующих векторах развития, которые возникают из этого противоречивого взаимодействия разнообразных компонентов общественной жизни, из неохватного плюрализма общественной практики.

В самом марксистском течении общественной мысли детерминистское толкование исторических законов постоянно вызывало неудовлетворенность и возражения. В 20-е годы группа талантливых марксистов, среди которых выделялись К.Корш, Г.Лукач, А.Грамши, предприняла попытку вырваться из порочного круга онтологической интерпретации истории при помощи категории "практики", которая рассматривалась как органическое единство объективного и субъективного. Однако эти усилия не нашли тогда должного понимания в среде марксистов, и на них был навешен ярлык ревизионизма. В марксистском мировоззрении, в том числе и в теории социализма, продолжала доминировать методология своего рода телеологического детерминизма. Кстати, эта методология не была изобретением марксистской теории, а продолжала давнюю традицию христианской цивилизации с ее эсхатологическим восприятием хода истории.

Постиндустриальные тенденции современных сложных обществ со всей остротой ставят задачу иного видения истории. Она - продукт деятельности людей, отнюдь не предопределенной обезличенными объективными законами. Многообразие мотиваций поведения социальных групп и личностей делают непредсказуемыми характер и результаты сложных социальных взаимодействий, происходящих в реальной жизни. Поле социально-исторического творчества не лимитировано некой строго зафиксированной "железной необходимостью". Его границы весьма эластичны и подвижны. Поэтому на любом отрезке истории возможны альтернативные варианты развития.

В этой связи правомерно вновь задуматься о том, как сочетаются в социализме утопия и наука. В противовес утопическим концепциям марксистский социализм обычно рассматривался как научный, основанный на познании объективных исторических законов. Теперь же возникает вопрос: не нуждается ли социализм, оказавшийся в плену бездушно-сциентистской методологии, в известной дозе утопичности? Ведь в любом социальном проекте неизбежны элементы утопии, потому что он формируется в головах людей, наделенных фантазией и воображением, устремленными за рамки окружающего бытия. Эти свойства сознания, безусловно, воздействуют на поведение и поступки людей и общественных групп, формируя реальную ткань социальных взаимоотношений, в которой уже постфактум историки и социологи обнаруживают нити объективной необходимости, кажущейся неотвратимой и однозначной. Человеческое вдохновение, рожденное мечтой, желанием, игрой воображения, как бы испаряется, воплощаясь в неизменные черты минувшего. А между тем, как справедливо заметил Макс Вебер, "возможное часто достигалось только благодаря тому, что делалась попытка выйти за его границы и проникнуть в сферу невозможного".³ Только таким образом и творится действительная история.

Продолжение следует...

Примечания:

¹ Darendorf F. The Modern Social Conflict. London, 1991, p. X1.

² Риккерт Г. Границы естественно-научного образования понятий. Логическое введение в исторические науки. Спб., 1903, с.508.

³ Вебер М. Избр. Произведения. М.,1990, с.572.