Предыдущие части √ здесь и здесь

Если желание Лондона протянуть нефтепровод Баку-Новороссийск дальше в Европу было достаточно логично, то стремление Вахи Арсанова развернуть чеченский нефтепровод в сторону Грузии на первый взгляд совершенно нелепо - собственно чеченской нефти для его заполнения было недостаточно, а гнать азербайджанскую нефть в Грузию через Дагестан и Чечню достаточно глупо: в английском проекте было предусмотрено расширение уже существовавшего прямого нефтепровода Баку-Тбилиси-Супса. Не говоря уже об американских планах строительства трубы "Баку-Джейхан". Чеченский разворот на юг приобретал смысл только в одном случае - при объединении Чечни с Дагестаном и выходе их из состава России. В этом случае "северный маршрут" приказал бы, естественно, долго жить - и лондонский проект превращался в утопию.

Зато для Чечни такая уния означала бы статус прикаспийского государства и долгожданную экономическую самостоятельность - за счет интеграции чеченского нефтекомплекса, дагестанской нефти и подключения к грузинской трубе. Если, конечно, верить, что на дагестанском шельфе есть значительные месторождения нефти - нефтеразведка там была строжайшим образом запрещена лет тридцать назад по экологическим причинам, сразу после того, как первое же морское бурение выявило весьма перспективное месторождение. Поэтому слухи ходили разные. Но Шамиль Басаев, видимо, верил - став премьер-министром Чечни, он предложил Москве погасить ее "репарационный долг" передачей Чечне компании "Роснефть", в чьем ведении и находится дагестанский шельф. Последняя это предложение не стала даже рассматривать. И Басаев решил взять свою "контрибуцию" силой, как этого ждали от него чеченские полевые командиры. Что и привело их всех прямиком к уже поджидавшему Хаттабу.

Экспорт революции по Хаттабу

Проведение Мовлади Удуговым в конце июля 1997 года учредительного съезда "исламской нации" Чечни и Дагестана было первым сигналом того, что план подобного объединения уже рассматривается в Грозном. А после триумфального возвращения во власть чеченского "террориста #1" - когда, под давлением специального съезда чеченских полевых командиров, Аслан Масхадов назначил его 30 октября 1997 года на пост премьер-министра, вопрос этот встал уже в практическую плоскость. Проблема заключалась в том, как провести объединение с Дагестаном. Прямое чеченское вторжение по радуевскому варианту не сулило ничего хорошего - рейд на Кизляр отчетливо показал, что дагестанцы встретят интервентов с оружием в руках. А результатом вмешательства Москвы наверняка станет новая война на территории Чечни. Но уже через полтора месяца решение было найдено. Его предложил Хаттаб: буйнакским рейдом карамахинских ваххабитов в декабре 1997г. он продемонстрировал Шамилю Басаеву перспективность экспорта исламской революции в Дагестан. Это, в общем-то, чисто символическое нападение - были подожжены и повреждены 8 танков, склад ГСМ и электрическая подстанция - продемонстрировало не только возможность "опоры на местные силы". Не менее важной была реакция Москвы: она не только не предприняла никаких карательных мер против Чечни, но и, опасаясь вспышки религиозного экстремизма, всячески удерживало дагестанское руководство от репрессий в отношении ваххабитов.

Через четыре месяца Шамиль Басаев принял стратегию Удугова-Хаттаба и, возглавив Конгресс народов Чечни и Дагестана, взял руководство экспортом исламской революции в свои руки. Командование "миротворческой бригадой" Конгресса поручили Хаттабу. Первая попытка исламизации Дагестана произошла уже через три недели, когда дагестанский член Конгресса, председатель Союза мусульман России Надир Хачилаев захватил здание Госсовета в Махачкале и вывесил над ним зеленое знамя ислама. Шамиль Басаев тут же объявил о нелегитимности властей этой республики, а "миротворческая бригада" изготовилась прийти на помощь братьям Хачилаевым по первому их зову. В то время как карамахинские ваххабиты вступили в столкновение с дагестанской милицией. Однако в последний момент все сорвалось - братья предпочли не призывать на помощь Хаттаба, а договориться с властями. И Хаттабу пришлось отложить исполнение своего "интернационального долга" до августа 1999 года.

Тот майский инцидент в Махачкале начался с того, что, когда кортеж председателя Союза мусульман возвращался домой после начатого им по просьбе дагестанского премьера Хизри Шихсаидова "масляхата" (кавказкий вид миротворческой разборки, с оружием, но без стрельбы; очень популярен среди национальных движений) с чеченцами, невесть откуда взявшийся милицейский пост остановил кортеж прямо у дома Надира Хачилаева. Для проверки оружия. В ответ по милиционерам был открыт огонь, один из них погиб, другие были разоружены. После чего стрелявшие - судя по всему, участвовавшие в "миротворчестве" боевики Хаттаба - скрылись в доме председателя СМР. Последний же отказался - "по законам кавказского гостеприимства" - выдать их окружившему дом ОМОНу. А утром, когда ОМОН открыл огонь по дому, сторонники Хачилаевых прорвали его ряды и без особого сопротивления или жертв направились к зданию Госсовета и оккупировали его. Инцидент уладил срочно вернувшийся из Москвы председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов. А на суде прокуратура сняла - за отсутствием улик - с братьев обвинение в провоцировании массовых беспорядков.

С самого начала этого майского инцидента и на суде председатель СМР объяснял свои действия исключительно провокацией - появлением милицейского поста у его дома в самый неподходящий момент - и тем цугцвангом, в котором он оказался. Однако ведь в цугцванг его - как и милицию - загнали те два неизвестных боевика из его кортежа. Поскольку председатель СМР был достаточно влиятельным лицом, чтобы уладить любое "недоразумение" с милицией. Однако они открыли огонь еще до того, как он успел раскрыть рот, а затем, вместо того чтобы немедленно скрыться с места происшествия, зашли в его дом. Видимо, вполне уверенные в том, что он не посмеет их сдать. Так оно и получилось - Хаттаб не простил бы ему нарушения законов "кавказского гостеприимства" в отношении своих людей.

Битва за "душу Дагестана" в Чечне

Результатом майской неудачи Конгресса в Дагестане стало обострение обстановки в самой Чечне. Руководитель ичкерийской службы безопасности Леча Хултыгов выступил перед депутатами парламента и выразил свое недовольство растущими аппетитами Хаттаба, который потребовал передать ему для тренировок шалинский танкодром чеченской армии. "Наш волк не забирается в их арабскую пустыню, так пусть и они не лезут со своим верблюдом к нам", - заявил Хултыгов, ошеломив депутатов информацией о том, что в целях дестабилизации ситуации на чечено-дагестанской границе арабы нелегально ввезли в республику 740 млн. долларов, и спросив, не пора ли попросить Хаттаба вернуться к себе домой? Однако вскоре Леча Хултыгов погиб от пули радуевского боевика. Это было за четыре дня до выборов главы Госсовета Дагестана и, опасаясь новой вылазки ваххабитов в Дагестан, чеченский президент Аслан Масхадов попросил Москву перекрыть границу с Дагестаном и ввел в своей республике чрезвычайное положение. Этого "предательства" ваххабиты ему простить уже не могли, и это привело к столкновениям за "душу Дагестана" (выражение Шамиля Басаева) уже в самой Чечне, в Гудермесе. Где сцепились ваххабиты Арби Бараева и бойцы национальной гвардии. Причем на стороне первых сражались и дагестанские ваххабиты. С обеих сторон погибло свыше 80 боевиков - это было первое и единственное внутричеченское столкновение такого масштаба.

В своем выступлении после гудермесских событий Аслан Масхадов заявил, что ваххабитские формирования стремятся захватить власть и начать гражданскую войну. Президент признал, что ваххабиты финансируются из-за рубежа и поддерживаются или даже возглавляются рядом чеченских министров и руководителей силовых структур. Последних он пообещал уволить с государственной службы. Особое внимание он - впервые публично - уделил Хаттабу, предложив ему покинуть Чечню. Однако в своих действиях он был, как всегда, крайне осторожен - вплоть до того, что наряду с увольнением с госслужбы ваххабита Арби Бараева, командира исламского полка в Гудермесе, он уволил и противостоявшего ему чиновника Министерства шариатской безопасности. Зато ответ ваххабитов был более чем решителен: специальной взрывчаткой был подорван и сожжен автомобиль президента Чечни, Масхадова спасло чудо - взрывной волной его выбросило из машины до того, как она вспыхнула как спичка. Тем не менее, схватку "за душу Дагестана" в Чечне он проиграл - 20 сентября пять высших ичкерийских генералов во главе с Радуевым и Басаевым заявили о своем непризнании легитимности чеченского президента и потребовали его "импичмента". Столь радикальный шаг ичкерийской военной элиты был вызван тем, что в сентябре в Махачкале был арестован Магомед Хачилаев, а затем лишен депутатской неприкосновенности и его брат Надыр. И чеченский президент вновь "предал" своих дагестанских братьев: "Дагестан - это авантюра от которой надо держаться на расстоянии... это ничем не прикрытая авантюра", - заявил он по чеченскому телевидению.

Характерный для ичкерийской действительности эпизод-загадка - за день до этого "бунта генералов" возглавивший их Радуев передал Борису Березовскому, уже как исполнительному секретарю СНГ, тех двух английских заложников, Камиллу Карр и Джеймса Джона, из-за которых и были заблокированы отношения Грозного и Лондона. То ли он хотел таким образом разблокировать этот путь для себя, то ли это была его личная сделка с Березовским, сказать трудно. Однако через две недели Арби Бараев ее переиграл - его люди похитили из-под протекции Вахи Арсанова трех английских и одного новозеландского инженера. Одновременно в этот же день был похищен и убит замполпреда России в Чечне Акмаль Саидов. Политический смысл такого "двойного удара" очевиден - возможность движения Чечни на Запад или к России вновь была надежно перекрыта.

За порогом Храма

После того как отрубленные головы английских инженеров были выставлены на снегу, Ваха Арсанов наконец-то понял, куда дует ветер, - как вице-президент Чечни он в декабре 1998 года внес в парламент предложение об упразднении поста президента в республике, введении шариатского правления и передаче власти спроектированному им для этой цели Госсовету. Действительно, было бы нелогично экспортировать исламскую революцию в Дагестан, не совершив ее вначале в Чечне. Через два месяца сдался и Аслан Масхадов: 4 февраля 1999 года президент Чечни своим указом ввел в Ичкерии шариатское правление. "Единственное, что у нас есть, - объяснил свои действия внешнему миру Масхадов, - это вера в Аллаха. И только законам Аллаха может подчиниться этот народ и построить это государство. Другого просто не дано. Чтобы сегодня обуздать преступность и бандитизм, нет другого закона". Однако все было не так - никакого "очищения" народа шариатом в исламской Чечне не произошло и произойти не могло. Поскольку роспуск ичкерийского парламента и введение шариатского правления президентским декретом были всего лишь скрытой формой государственного переворота. Который позволил Шамилю Басаеву и ваххабитам беспрепятственно проводить подготовку вторжения в Дагестан под флагом исламской Шуры. Фактически в республике установилось двоевластие, где Масхадов играл для внешнего мира роль легитимной "крыши" исламских боевиков. Крыши, которую убрали бы за ненужностью сразу после победы в Дагестане. А в случае поражения он мог бы сыграть роль "западной страховки", чтобы удержать Москву от новой интервенции в Чечню. Мог бы, да не сыграл, - организованные Хаттабом взрывы жилых домов в Москве этого не позволили. Так что дело Хаттаба живет и здравствует даже после его смерти - чеченский нефтекомплекс уже вряд ли оправится от этой войны.