Тема прошедшего заседания (от 25.11.02): Российская публичная политика в квазивоенном контексте: возможные сценарии.

Идеологема "антитеррористической войны" представляет собой чудовищный вызов военной теоретической мысли. Она вообще никак не укладывается в рамки нормальной военной теории, разрушая все ее уровни. Прежде всего, исчезает фундаментальное представление о военном конфликте как единоборстве, поскольку в "антитеррористической войне" нет второй стороны - отсутствует как таковая сторона террористов, отсутствует субъект, противостоящий "антитеррористической коалиции". В данном случае невозможно говорить о фронте, невозможно говорить о наступлении, невозможно говорить об обороне, невозможно сформулировать критерий победы. То есть вообще эту войну невозможно нормально описать как войну. Это значит, что если представить себе оперативное управление штаба, которому поручено сформировать в течение нескольких месяцев, в течение полугода план ведения Россией или Америкой антитеррористической войны, для него это окажется непосильной задачей. Тем не менее, мы можем обратить внимание на тот факт, что и в России, и в США примерно с одинаковой степенью воодушевления за концепт антитеррористической войны сразу же ухватились.

Мы помним знаменательное выступление Путина через несколько часов после сентябрьских взрывов, в котором он чуть ли не раньше, чем Буш, провозгласил все основные элементы глобальной антитеррористической идеологии. С тех самых пор эта идеология, поднятая на щит Западом, лежит в основе "странной войны", которая по мере своего развертывания распадается на ряд разнородных и не связанных между собой операций, преследующих в каждом случае узкоэгоистические цели того или иного участника коалиции. Россия ведет мировую антитеррористическую войну в Чечне, преследуя, понятное дело, свои, достаточно локальные цели: подавление чеченского сепаратизма. Америка решает свои проблемы с Афганистаном, с Ираком, вслед за этим, по всей видимости, она начнет решать проблемы с Ираном, замыкая вокруг той же России достаточно плотное кольцо области контроля. "Борьба с терроризмом", как некогда пресловутая "борьба за мир", используется основными игроками как множественный мандат на вхождение в целый ряд разноплановых конфликтов.

И тем не менее, все стороны согласны работать в подобной логике. Нынешние участники "антитеррористической коалиции" так охотно взялись за тему совместной борьбы с терроризмом, что это должно иметь какое-то объяснение. По всей видимости, ответ довольно прост: они увидели в декларативной совместной борьбе счастливую возможность избежать назревавшего реального столкновения друг с другом. Содержанием мировых политических процессов в 90-е годы - и все это помнят - было заполнение Западом тех пустот, что остались после краха большого советского пространства. Пустоты заполнялись на геостратегическом, экономическом уровне, идеологическом, политическом, военном. Причем каждый новый шаг в этом направлении был все более конфликтогенным и все больше укреплял нас в уверенности, что Россию загоняют в угол. Динамика этого процесса многократно обсуждалась, просчитывалась, и было понятно, что в своем пределе он влечет либо окончательную делегитимацию российской власти, либо жесткое лобовое столкновение. Из этой логики исходили многие политологи и аналитики, и именно она лежала, по всей видимости, в основе политики, которую Путин проводил в начале своего правления. Мы можем вспомнить, в частности, что западной прессой он был прочно записан в разряд антизападных политиков реваншистского толка, и что, в целом, ситуация первой половины 2001 года характеризовалась, говоря языком советского политрука, "неуклонным нарастанием международной напряженности".

Словом, в ситуации, когда логика нарастания лобового конфликта была очевидна, и ни одна из сторон не имела возможности избежать столкновения без потери лица, появление достаточно мнимой, но очень шумной "общей угрозы" оказалось более чем кстати. Конечно, назначив мировой терроризм новым "врагом номер один", мы получили себе новые угрозы - прежде всего, угрозу проецирования глобального конфликта во внутрироссийское поле (о чем говорил Борис Межуев). Однако основное, повторяю, заключается в том, что на данный момент этот враг устраивает всех участников "международной коалиции", позволяя им избегать прямых столкновений друг с другом.

Не ясно пока, как долго продлится этот стратегический тайм-аут. Но в любом случае, "международный терроризм" хорош уже тем, что его нельзя, как Гитлера, совместно разбить, заставить, как Кейтеля, подписать безоговорочную капитуляцию, после чего спокойно через несколько месяцев начать пугать друг друга атомной бомбой и выставлять дивизии на границах. Международный терроризм как фантомный враг позволяет оперировать собою до тех пор, пока это будет нужно каждой из сторон: одним, возможно, тех пор, пока Россия не будет "ослаблена" достаточно, чтобы не представлять угрозы, даже в качестве крысы, загнанной в угол; другим - до тех пор, пока она не будет достаточно "усилена", для того, чтобы позволить себе не играть дальше в эти игры.

См. также другие публикации по материалам семинара:

• Борис Межуев. Игры либерал-патриотов
• Сергей Кара-Мурза. О чем молчание КПРФ?
• Дмитрий Бадовский. Пределы имитации
• Константин Крылов. О накоплении пара
• Виктор Милитарев. От двух правд к одной
• Михаил Ремизов. В поисках "языка войны"
• Михаил Ремизов. Как возможна оппозиция в создавшихся условиях?