Прошедшие региональные выборы показали рост влияния местной, исполнительной власти на процессы партийного строительства. Истоки этого явления обычно объясняют природой номенклатурного капитализма, когда страта чиновников имеет возможность распоряжаться государственной собственностью, управлять процессами приватизации и функционирования рынка. Этот фактически правящий класс прежде всего заинтересован сохранить складывающееся устройство общества, а следовательно - обеспечить гарантированные способы воспроизводства власти.

Создаваемые на местах "партии власти" - это квазиполитические структуры, они подходят под более "узкое", чем у Макса Вебера, определение партии. Это определение приведено в работе Даунса: "партия - это команда людей, стремящихся контролировать государственный аппарат путем приобретения должностей на надлежащим образом организованных выборах". Региональная бюрократия уже не только осознает себя в качестве правящего класса, она умело организуется для защиты своих интересов, открыто используя все ресурсы, находящиеся в ее распоряжении.

В начале реформ региональная бюрократия не выступала в качестве самостоятельной политической силы. С одной стороны, она была еще не так сильна, а с другой - рассчитывала на то, что политическое представительство возьмут на себя те, которых они сделали частными собственниками. Однако представители крупного бизнеса, как и ассоциированные с ними правые партии, не оправдали возложенных на них надежд. Хабермас поясняет это противоречие так. Подобно бюрократической государственной системе, капиталистическое хозяйство приобрело специфическое системное своенравие. Рынки товаров, капиталов и труда подчиняются собственной, независимой от намерений субъектов логике. Наряду с административной властью, такой, как она воплощена в государственной бюрократии, деньги стали анонимным, действующим поверх голов участников средством общественной интеграции.

Такое "системное своенравие" интересов бюрократии и бизнеса не могло не привести к расхождению их политических интересов. Подстраховываясь от политических рисков, капитаны бизнеса предпочли играть сразу на нескольких досках, поддерживая одновременно и правых, и левых. Рассматривая "подмандатные" территории, как источник быстрого обогащения, они ограничились сотрудничеством с "колониальной" администрацией, при этом предусмотрительно вывозя свои капиталы. Тем самым на региональном уровне общественной "интеграции поверх голов" с помощью "анонимных денег" пока не случилось, и региональные сети ФПГ, окучивающих десяток-другой регионов, еще не создали (или не прикупили) себе политический бренд.

Здесь сказались не только краткосрочные интересы "капитанов бизнеса", но и симметричная прагматика региональных лидеров, также играющих одновременно с несколькими ФПГ и на их конкурентных противоречиях и имевших до недавнего времени размер личного "загашника" (от губернской водки, местного бизнеса), сравнимый с отчислениями от финансовых потоков региональных отделений ФПГ. В этих условиях исполнительная власть, движимая чувством самосохранения, стала действовать по принципу: "власть - это слишком серьезная вещь, чтобы ее формирование отдавать обществу". А отношение административной власти к бизнесу лучше всего передает фраза, популярная в чиновных кабинетах: "Что такое коммерсант? - Это кошелек с ногами!". Тем самым сегодня реализация системной интеграции общества осталась за административной властью, воплощенной в государственной бюрократии.

Преобладание административного ресурса над капиталом в роли системного интегратора не делает менее значимым замечание Хабермаса о конкуренции, возникающей между различными процессами интеграции общества. Эта системная интеграция начинает конкурировать с социальной интеграцией, осуществляющейся через ценности, нормы и взаимопонимание, т. е. опосредованной сознанием действующих лиц. Политическая интеграция, осуществляющаяся с помощью института демократического гражданства, образует один из аспектов этой всеобщей социальной интеграции. По этой причине капитализм и демократия находятся в довольно напряженных отношениях, что часто отрицается либеральными теориями.

В регионах стремление контролировать на местах государственный аппарат, чтобы гарантировать приобретение доходных должностей, с необходимостью привело к созданию региональных "нашистких" партий (команд "наших" людей). А также потребовалось создать все условия по обеспечению гарантий "нашей" победы "на надлежащим образом организованных выборах". То, что в конкуренции средств общественной интеграции победу одерживает административная власть, подтверждается мнением профессионалов по проведению выборов. "Даже поверхностный SWOT-анализ выборного бизнеса говорит о парадоксальной ситуации - конкурентными преимуществами субъектов этого рынка могут выступать деньги, технологии (и их носители), административный ресурс. Административный ресурс, мягко говоря, доступен не всем. Деньги у основных конкурентов будут примерно одинаковые, хотя бы потому, что инвесторы выборных кампаний будут подстраховываться и ставить сразу на несколько игроков. Остаются технологии" (см. здесь).

Но и политические технологии (в отличие от кадров) уже не решают все. (Минули счастливые времена ловли карася в мутной воде. Когда одни с увлечением хлопали по камышам, грамотно пугая целевую аудиторию. А другие готовили сети с нужной ячеей и пустые корзины. Теперь все определяют садки с заранее заготовленной рыбой, а положить свое тело в осоку берут босоногих пацанов. Напрасно квантовые механики стали политическими технологами, пора переквалифицироваться в социальные работники. Остается строить для контркоррупционеров машины голосования за счет муниципальных средств или использовать для правдолюбцев готовые иерархии сетевиков. Придите ко мне, продавцы гербалайфа, - я сделаю вас ловцами человеков!)

Ошибочно уповать на маркетинговые теории аппарата, находящегося в услужении обществу, также как и сравнивать генезис бюрократического аппарата в России с бюрократиями других стран. По словам Солоневича, "если в Германии Вильгельма Второго и отчасти даже и в Германии Гитлера урядник (Wachmeister), волостной писарь (Burgerme ister), волостной старшина (Gemeindevorsteller) и прочее, были обслуживающим элементом, то у нас соответственные чины были начальством и соответственно этому себя и вели". Эта бюрократия в интересах своей стабилизации сначала обеспечит воспроизводство власти, а закрепление на этом рубеже уже даст если не диктатора, то уж точно нового чтеца Посланий. О такой опасности и предупреждает Солоневич.

"Реальность этой опасности заключается в том, что сегодняшний правящий слой страны, есть по существу почти сплошная бюрократия. Этот слой на всех голосованиях - и общеимперских, и местных - будет голосовать за ту партию, которая гарантирует возможно большее количество "мест", "служб", "постов" и власти. Он будет голосовать против всякой партии, опирающейся на частную и местную инициативу. И он будет слоем, который проявит максимальную политическую активность".

Бытует мнение, что поддержка "как бы обществом" исполнительной власти, организованная "сверху", позитивна. Иначе реформы увязнут, противодействуя хорошо организованной партийной машине левых, при пассивности остальной части общества. Считается, что активность исполнительной власти на местах по созданию таких административных "групп поддержки" должна (и может) быть введена в правовые рамки. Это сразу перекроет каналы непосредственного давления чиновников на политический и избирательный процессы. Посмотрим, какие плоды приносит политика "умиротворения" региональной бюрократии.

Проведенная недавно перепись населения - безусловно, мобилизационное мероприятие. Это хлопотное и затратное дело, сравнимое по цене (до 1 доллара на человека) с покупкой голосов на выборах. Такое с виду бессмысленное действо позволило впервые в новейшей истории организационно и методологически решить главную задачу партийного строительства. Задачу создания системы прямого доступа ко всей аудитории вне масс-медиа: сформированы команды, отработаны технологии, созданы базы данных. Но этими прелестями в первую очередь способна распорядится местная исполнительная власть - и не без пользы для себя. (Другой вопрос, что при таком тотальном охвате деятельность контор политпиара становится самодеятельностью, ненужной в среде профессионалов.)

По Луману, контрвласть подчиненных увеличивается, когда те, кто венчают собой пирамиду власти, не справляются с переработкой информации. В полном соответствии с этим тезисом Госкомстат уже дважды откладывал объявление предварительных итогов переписи. А пока в СМИ появляется все больше данных по регионам, основанных на информации местных властей: грозный признак, что регионалы укрепляют свои властные позиции перед выборами.

С переписью в Чечне ситуация уже давно скандальная. В 1989 г. в Чечне проживало 1270 тыс. человек, покинуло Чечню 300 тыс. русских, 200 тыс. чеченских трупов насчитал лично Хасбулатов и 250 тыс. членов чеченской диаспоры в Москве было найдено СМИ сразу после Дубровки. Названная в итоге местными властями цифра в 1 миллион 88 тыс. человек представляется нереальной даже любящей федеральной власти, выделяющей дотации и субвенции по головам. Так, по мнению министра Владимира Елагина сейчас в республике проживают около 850 тысяч человек, таким образом, переписчики насчитали еще откуда-то 250 тыс. чел. ("Газета", #213 от 18 ноября 2002г. С.2.)

Столичный градоначальник персонально сообщил Президенту новые данные по Москве. По его предварительным данным, прирост численности в Москве составил более 2 млн. человек. Отныне в Москве живут 10,4 млн, а с перемещенными лицами - более 13 млн. Тем самым в столице переписали на 10% больше, чем даже планировали, заметил зампред Госкомстата. Это заслуга не столько наших детородных, сколько миграционных и статистических органов. Интересно, что право объявлять итоги переписи имеют только руководитель Госкомстата и глава правительства. Теперь же данные, которые московский градоначальник сообщил досрочно Президенту, можно опровергнуть только с большим политическим шумом.

Отметим, что, кроме Чечни и Москвы, наибольший прирост населения пришелся на Центральный и Южный федеральные округа, а также Дагестан. С Чечней ясно, что дело темное. В Дагестане, понятно, от структуры национального состава напрямую зависит структура власти. Однако расширение переписного "чеченского синдрома" на всю страну делает региональные элиты неуязвимыми ни со стороны "зачисток федералов", ни со стороны "комбатантов" из местных контрэлит. Дело воспроизводства власти на местах обеспечено!

До последнего времени местные выборы в управляемой демократии по- нижегородски в смеси с французским "энтузиазмом гильотины" (так галантно назывался их беспредел!) имели одно ограничение. Это абсентеистские настроения среди избирателей. Правящий класс, оторвавшись от народа экономически, наконец обрел долгожданную политическую свободу. Он избавился от проблемы кворума на выборах в органы местного самоуправления, от ненужной тревоги: придет - не придет к урне этот ветреный электорат, от самого ожидания, столь постыдного для солидных людей. Ранее региональные выборные технологии позволяли контролировать половину неприходящих на выборы, и весь административный ресурс оценивался около 15 процентов. Теперь с прибавкой в 15-25% "переписных душ" проблем ни с 25% явкой, ни с прохождением нужного кандидата не возникает. По крайней мере, в течение двух избирательных сроков или циклов, то есть в течение десяти лет до следующей рассказанной нам ревизской сказки.

Положение не спасает даже создание новых "партий реформ", невозможных без привлечения людей, которые "полезли бы на борьбу" без создания в регионах новой социальной среды. Сегодня ни одна из существующих ныне партий не способна выполнить эти роли, поскольку партийным строительством на местах занимаются одни и те же люди. Теперь как-то не принято вспоминать, что существующее административно-хозяйственное деление, доставшееся нам от СССР, перекраивалось неоднократно: границы нынешних губерний определялись численностью областных организаций КПСС. На местах вся региональная элита на 75 процентов состоит из бывших партийцев. Их непутевые (или, говоря социологическим языком, неадаптированные) товарищи занимаются выборами и партстроительством, вернее - процессом имитации, в тех же региональных рамках. Отсюда, по известному выражению, сколько партий власти не построй - все КПСС получается!

Поэтому не спасают ни призывы к расширению электорального поля "Единой России" за счет поляны КПРФ, ни мобилизационные угрозы в виде противных коммунистов пусть даже в обнимку с Березовским. Двухпартийность как элемент установленной "сверху" системы управляемой демократии на местах уже построена. Там есть место симулякрам как правящей правоцентристской партии, отвечающей за связь с Центром, так и оппозиционной левой партии "без всяких шансов на приход к власти", но убалтывающей протестный электорат. (Так в Воронеже местные профсоюзы и коммунисты призывали митингующих не раскачивать лодку.) Везде бывшие соратники - "карманная двупартия" - сидят на определяемых местной властью материальных потоках: хлеб, золото, наган. А федералы, наезжающие зачищать медведя с отбитыми лапами, поупрекают его в отсутствии инициативны, да и уедут восвояси. Оставшиеся при своих местные коммуникаторы собираются на настоящей охоте и решают все вопросы.

Пусть правящему классу чиновников пока не удалось найти в самом обществе надлежащую социальную базу для поддержания и воспроизводства сложившейся системы. Но это совсем не означает, что у него нет достаточных гарантий сохранения своих властных позиций. Избранный путь самовоспроизводства и усиления власти за счет общества наглухо перекрывает кислород процессу политического структурирования российского общества, а совсем не каналы давления чиновников на политический и избирательный процессы. Без одновременной смены административно-территориальных и институциональных рамок избирательный процесс постепенно превратится в процесс самовоспроизводства и политического самоудовлетворения региональной бюрократии, а сами выборы станут специфическим орудием этого процесса. Эти орудия, или "самоудовлетворители", греки называли баубонами (baubon) или олисбами (olisbos). См.Ганс Лихт. Эрос в ДревнейГреции.

Ситуация, когда общество консолидировано только административной властью через приводной ремень бюрократии, предполагает квазисамодержавный тип власти. Поэтому труженикам политического пиара остается отложить до лучших времен "Власть" Лумана и перечитывать на ночь "Народную монархию" Солоневича. "Гарантией против диктатуры бюрократии может быть только монархия и только в ее опоре на народное самоуправление, причем монархия, как установление, стоящее над всеми классами и слоями нации, может, как это фактически и практиковалось в Московской Руси, принимать меры против бюрократического перерождения самоуправления (например, профессионального) и ставить этому самоуправлению твердо очерченные рамки, а самоуправление - контролировать государственный аппарат страны и не давать ему возможности перерождения в диктатуру чиновничества".