Консерваторы склонны называть мировоззрение левых "утопией". Левые любят называть установки консерваторов "мифом". Интересно, что по большому счету ни одни, ни вторые не стесняются подобных обвинений: в кругу левых не стыдно быть немного мечтателем, утопистом, а в кругу консерваторов - "мифопочитателем". Можно сказать, что миф - это утопия, обращенная по оси времени назад, своего рода мечта о прошлом, а утопия - это, наоборот, миф, устремленный вперед. Но тогда миф, устремляющийся вперед, и не может быть полностью привязан к почве. Мечтая о будущем, конструируя его, мы не можем оставаться в безусловных объятиях прошлого. Заботясь о завтрашнем дне, мы не можем оставаться исключительно в почвеннических рамках. "Почва" будущего - это зачастую "утопия" настоящего. Отсюда кажущийся парадокс: те отдельные воззрения и целые идеологии, которые вчера были либеральными и прогрессистскими, сегодня воспринимаются как консервативные и реакционные. Утопия питается продуктами разложения мифов, которые для великой утопии - всего лишь "солнечные консервы". Однако всему когда-то приходит конец: подобно тому, как тела превращаются в навоз, в назначенное время и каждая утопия, завершая цикл своего развития, скукоживается до размеров мозга консерватора, превращаясь в миф.

Одна из таких утопий - мечта о Великом Израиле. Когда-то евреи мечтали построить сильное независимое государство, простирающееся от Нила до Евфрата, бейтаровцы Жаботинского вышагивали по улицам Вильнюса в коричневых рубашках a-la Гитлерюгенд, а сам великий одесский ревизионист, поэт и литератор призывал брать пример с украинских националистов и любить историческую родину так же беззаветно, как Тарас Шевченко любил "ридну нэньку".

Государство было создано, но затем не все пошло так, как было задумано с самого начала. Оказалось, что на Ближнем Востоке кроме евреев живут еще и арабы. Этого не учли. А те почему-то не хотели жить в создаваемом еврейском государстве. Оказалось, что "переварить" всю бывшую британскую подмандатную территорию евреи - вследствие своей тогдашней малочисленности - не могли, как не способна была еврейская община СССР реально "иудаизировать" Еврейскую автономную область. Тем не менее, значительная часть еврейского населения Палестины не смирилась с первым разделом Палестины, когда Заиорданье, где еврейского населения практически не существовало, было выведено из сферы действия палестинского мандата и там образовалось Трансиорданское королевство.

В присутствии арабов, как выяснилось в дальнейшем, заложена и другая опасность: если вдруг арабы захотят жить в еврейском государстве, это может быть для него еще хуже. В таком случае может получиться, что жить там не захотят евреи. Выходит, как арабы себя ни поведут, - все плохо! - "ближневосточный конфликт" называется. Выход представлялся один: забрать землю, а арабов прогнать. Утопия страны, истекающей молоком и медом, обернулась для соседей антиутопией "сионистского образования", изрыгающего огонь и серу.

Палестинцы считают, что они пострадали за чужие грехи: европейцы уничтожали евреев в концлагерях, а арабы вынуждены теперь "нести издержки" чужих разборок, к которым они не имеют никакого отношения. К тому же Америка, которая во время войны лишь с большим трудом и далеко не всегда давала визы евреям, безуспешно пытавшимся спастись от газовых печей, после национализации арабами своей нефти "совершенно неожиданно" стала стратегическим союзником еврейского государства.

Как у нас давно известно каждому младенцу, мало кто, кроме русских, способен перевести американцам "чувства азиатов" на язык, понятный "цивилизованному человечеству". А ведь арабо-израильское противостояние вовсе не относится к разряду "конфликтов интересов". Если бы оно было "конфликтом интересов", спор бы был давно улажен путем взаимных уступок и компромиссов. Кажущийся иррационализм арабов показывает, что настоящий конфликт не лежит в плоскости прагматических установок, - это, скорее, результат обиды. Ничто не бывает на Востоке так трудно уладить, как последствия нанесенных оскорблений. В ответ на свое высокомерие другая сторона получает практически непреодолимую враждебность. Можно сказать, что арабы в силу своей цивилизационной специфики просто слишком сильно себя уважают и не хотят ни в коем случае терять человеческое достоинство. Анвар Садат пошел на мировую с Израилем только после того, как в 1973 году "превентивным ударом" заставил израильтян испытать те же чувства, такой же ужас перед военной катастрофой, который испытали арабы в 1967 году после "превентивного удара" Израиля.

Русским, которым не меньше евреев в своей истории приходилось терпеть унижения от власти своей и чужой, иногда бывает трудно понять излишне эмоциональную реакцию арабов на израильские "законные акции самозащиты". Видимо, они просто не имеют такого богатого исторического опыта, который есть у нас и которым мы по праву привыкли гордиться. Что и говорить, ближневосточный конфликт - типичный пример почвенной несостыковки и межкультурного недопонимания.

Американцам понять арабов мешает иное обстоятельство: их "высочайшая цивилизованность", которая на практике означает почти полную глухоту к мнению "ближнего", если только он не "рожден свободным" (то есть на земле Соединенных Штатов). Кстати, в иврите естественной литературной конструкцией, соответствующей русской: "Возлюби ближнего, как самого себя" - является конструкция, где на месте слова "ближний" слова "зулато" - "другой". В рамках американской цивилизационной модели возлюбить "другого" - культурологический нонсенс. Американец, как выясняется, способен возлюбить только совершенно равного ему по цивилизационному статусу, только своего собственного "культурного клона", свое собственной изображение.

Интересно, однако, что в рамках российского политического пейзажа позиционирование себя в качестве "израильского патриота" остается одним из самым необходимых атрибутов вхождения в сонм "вменяемых" - то есть, конечно же, "центристских" - политических авторитетов. Принято считать, что возложение вины за кровопролитие, в котором на каждого погибшего израильтянина приходится два палестинца, на палестинскую сторону отвечает интересам защиты демократии. Ай-ай-ай, эти палестинцы: сколько их не бомби и не запирай в концлагеря, никак не хотят избрать себе нормальное руководство!

Отношение к сторонам, замешанным в ближневосточном конфликте, превратилось в России в серьезный внутриполитический вопрос, стало вдруг ни с того ни с сего лакмусовой бумажкой степени "демократичности" политика. При этом разбираться в реальном положении дел нет совершенно никакой необходимости. Совершенно незачем и думать о том, насколько опасна для самих израильтян близорукая политика 35-летнего оттягивания создания палестинского государства, проводимая с целью эксплуатации дешевой рабочей силы и природных ресурсов палестинских земель. Действительно, зачем российскому политику, ведущему себя крайне недипломатично по отношению к палестинскому руководству, знать мнение того немалого числа израильтян, которые видят угрозу израильской демократии именно в удержании палестинских земель, а не в создании на их основе палестинского государства?!

Им и невдомек, что есть другая, куда большая, чем создание независимого палестинского государства, опасность: арабы, чувствуя, что скоро станут большинством, прекратят теракты и борьбу за независимость и начнут борьбу за свои избирательные права в более мирных и удобоваримых для международного сообщества формах, наподобие того, как это было в ЮАР перед самым падением режима апартеида. Вполне возможно, что в этом случае международное сообщество склонится к разрешению проблемы, так сказать, на многорасовой "мультикультурной" основе и всеобщем избирательном праве. Представим себе, что вскоре и на другой стороне Иордана палестинские патриоты, число которых там уже зашкалило за 60%, свергают самодержца-тирана и объединяют Западную Палестину (уже потерявшую свой специфически-еврейский статус) с Восточной. Вот будет радости-то у членов партии "Ликуд", на майках которых по-прежнему, как ни в чем не бывало, красуется профиль вековой давности объединенной подмандатной Палестины!

Единственный ответ, который крайне правые в Израиле считают "разумным" при такой демографической перспективе, это удаление арабского населения с территории Палестины. Не хотелось бы, однако, тратить время читателей на объяснение того, почему лозунг изгнания - "трансфера" - арабов, так эффективно сработавший в 1948 году, теперь совершенно неактуален. Это просто опытный факт: даже самое жесткое за всю израильскую историю правительство бывшего еврейского террориста-подрывника Шамира в наиболее благоприятный момент войны в Персидском Заливе не решилось на такой шаг. Так что нечего об этом и говорить. Пускай те, у которых такие планы вызывают эстетические видения, фантазируют об этом в своей постели!

Между тем, искусственное продление старческого существования утопии "Великого Израиля" угрожает существованию Израиля реального. Из области практических ориентиров эта утопия должна окончательно перейти в область ночных поллюций. На примере этой истории болезни можно отчетливо проследить весь процесс умирания утопии - от начальной стадии болезни до агональной, транспортировку на кладбище еврейских надежд и торжественное захоронение среди торчащих обелисков библейских притч и сказок. Сказка - вот подходящее слово! Политическая программа, отжив и отработав свое, превратилась в сказку.

Перед развалом СССР 40% граждан были представителями мусульманских народностей. Примерно такой же процент теперь в границах израильского контроля составляют арабы. Если бы руководители России были столь же близоруки, как нынешние правители Израиля, половина страны, а не только одна Чечня, представляла бы из себя сплошную "зону безопасности", либо то, что получилось, было бы уже не совсем Россией.

Россия, оставаясь Россией, смогла продолжить свое развитие в рамках демократической модели только тогда, когда с распадом Союза в ней обозначилось твердое национальное ядро. По аналогичным причинам израильская демократия обречена на вырождение, "апартеидизацию" и фашизацию, если только вопрос государственного размежевания с палестинцами не будет решен в самое ближайшее время. Таким образом, российские политики, проводящие слишком прямолинейные параллели между борьбой России с чеченским терроризмом и израильско-палестинским противостоянием, впадают в серьезную ошибку: разница между этими двумя ситуациями в том, что для России исторический период национального размежевания закончен, а на Святой Земле он в самом разгаре. Два трудносравнимых по размерам и населению региона находятся еще и в разных фазах исторического цикла, и похожие события далеко не всегда говорят об одном и том же, а значит, ведут к совершенно разным выводам и требуют от политиков иногда абсолютно противоположных действий.

Ситуация теперь такова, что мир на Ближнем Востоке представляется неосуществимой мечтой, утопией. Но тем более важна его неприкаянным обитателям такая утопия именно теперь, когда можно и нужно что-то в этой жизни изменить, поскольку ясно, что так существовать больше нельзя.

Да уж, как ни крути, именно "почва" остается стартовой площадкой любой самой что ни на есть универсалистской утопии. По мнению некоторых авторов, например Н.Бердяева, таких утопий всего две: еврейская и русская. Тогда естественно было бы предположить, что и почв всего две: Россия и Израиль. Правда, всегда найдутся такие, которые будут утверждать, что почва может быть всего одна: просто Почва.