Не нужно, чтобы бумага оплачивалась звонкой монетой для обеспечения ее стоимости, необходимо только, чтобы регулировалось ее количество

Дэвид Рикардо

Экономисты объясняют происхождение денег двумя трудночитаемыми способами. Либо с броделевским многословием, на сотнях страниц, либо с гобсековской скупостью, примерно так:

"Представим, что у нас n товаров, каждый из которых должен обмениваться на каждый другой, тогда нам нужно содержать n(n-1)/2 прилавков для каждой пары товаров. Если вместо этого у нас есть один товар, используемый специально для обмена, то нам нужно лишь n-1 прилавок, и мы можем сэкономить на содержании (n/2-1)(n-1) из них".

Как правило, в формальном экономическом образовании история денежных систем ужимается примерно до такого абзаца. Путь большинства (будущих) экономистов: поверить, что подобной логики достаточно для возникновения металлического стандарта, бумажных денег, банковского мультипликатора и т. д.

Альтернативный путь труден: продираясь сквозь исторические тома, самостоятельно отслеживать монетарную экспансию средних веков - вслед за торговыми и военными кораблями арабов, позже - испанцев, португальцев, голландцев и англичан. При этом выяснится, как в позднесредневековых экономиках монетизировались отрасли "с возрастанием количества прилавков" - начиная с ремесленничества и торговли и заканчивая сельским хозяйством.

На этой тропе сломает голову иной академик¹. Но, если пройти ее аккуратно, то открывшаяся перспектива потрясает: с нее тема глобализации обретает привкус суетливого дежавю, причем во всех ипостасях, начиная от международного кредита и заканчивая возрождающейся в XXI-м веке политикой канонерок.

Однако вернемся к прилавкам. Сэкономить "на (n/2-1)(n-1) из них" получается лишь с издержками. Издержки состоят в том, что номинирующий товар изымается из потребления в обращение, то есть - в непотребляемые "кассовые остатки". Если говорить о металле, то его хранение, на первый взгляд (например, если речь идет о золотой цепочке), мало отличается от потребления. Это не отменяет ограниченности ресурса, но является причиной некоторой путаницы - а именно, скрывает тот факт, что товар из потребления все-таки отвлекается (цепочку не столь просто продать без потери стоимости, нежели монету). Последнее обстоятельство дало возможность усовершенствовать денежную систему и дальше, перейдя к бумажным деньгам. Несмотря на все трудности перехода², подсчитать прямую выгоду от него нетрудно: она выражается в отношении денежной массы (минус резервы) к ВВП страны. Развитые страны таким образом экономят более половины своего годового продукта, не отвлекая его в обращение.

Проблемы ухода от металлического стандарта состоят в концентрации денежной власти в одних руках, у государства, у которого появляется соблазн злоупотреблять сбором инфляционного налога, подпечатывая деньги. Понятно, что издержки перехода на бумажные деньги можно примерно оценивать инфляцией. Последняя, в свою очередь, определяет степень доверия населения к денежным властям - а значит, и спрос на деньги. Доверие это зарабатывается долго и упорно. Денежный навес в 60% М2/ВВП прикончил в 1991-м году политику В.Павлова (а вместе с ним - и СССР), хотя для благоустроенных стран 60% - вполне респектабельная цифра. Впрочем, настоящие изменения происходят медленно, эта цифра и на Западе получилась не мгновенно³. Эволюция подстегивалась: в Европе - ростом вексельного оборота и дефицитом источников драгметаллов, утекавших из метрополий на периферию из-за отрицательного торгового сальдо; в Америке - дефицитом бюджетов обеих сторон в Гражданской войне. Более интересно, что доминирующая в мире валюта тоже не металлическая и не резервируется полностью.

Причина - та же самая логика прилавков. Стоит подставить во второй абзац этого текста термин валюты вместо товары и типы брокеров вместо прилавки, как получим результат: "если одна из валют доминирует, то нам нужно лишь n-1 тип брокеров, и мир может сэкономить на (n/2-1)(n-1) из них."

Но тогда получаем интересную картину. Монета, как правило, стоит больше, чем металл, из которого она изготовлена, - даже при металлическом стандарте. О происхождении разницы, именуемой ценой за штамп, я уже писал - она выражает степень доверия к эмитенту. Страна-эмитент доминирующей в мире валюты, вне зависимости от добропорядочности ее денежных властей, тоже будет иметь отношение денежной массы к ВВП выше, чем у других. Просто потому, что его валюта привлекается к куда более широкому рынку, чем страновой ВВП. Сие обстоятельство всегда будет сподвигать конспирологов на различные теории краха.

Все такие теории танцуют от "плохого материального обеспечения" доминирующей валюты, неявно подразумевая это обеспечение единственным или главенствующим детерминантом ее устойчивости⁴. В общем, как в хиромантии: "нужно начать с формы ладони и ногтей, это вызывает доверие", и глупость от частоты повторения начинает восприниматься некоторыми, как непреложная истина.

Теории краха паразитируют на том факте, что добросовестность страны-эмитента и доверие к ее валюте не абсолютны, а относительны, являясь следствиями конкурентной победы на широкой "ничейной земле" - международном рынке капиталов. "Ничейную землю" можно игнорировать, а что касается жесткости конкуренции - тут уж сила конспиролога в живописности слога и способности подыскать красочную деталь. (Второй принцип хиромантии: "говорите о характере - это вызывает доверие".) Одного из них хватит на пару статей, в которых обязательно будут жадность американских элит и наглость ее военщины; другой отработает в целой колонке по всем менялам, начиная с Римской Империи и кончая всеми центробанками, о которых хоть что-то знает - жлобы, мол! Иисус их из храма прогнал не просто так, а за монополию на деньги! И попробуй, возрази - ведь и вправду: и жадность, и наглость, и жлобство присутствуют.

Иногда автор зарывается - и его можно поймать за руку на грубости его компиляций, но не всегда. Часто историко-политические подробности подобраны столь тщательно, что читать теорию краха - одно удовольствие, даже при полном понимании, что за реальность автор ответственности не несет. А вот откуда приходит такое понимание, и почему мозаика подробностей вовсе не обязана складываться в реальную картину, есть предмет дополнительного разговора. Конспиролог может быть высоко квалифицирован и на порядок превосходить читателя в макроэкономическом бэкграунде, тем паче, что на теориях краха выросли целые академические школы. Поэтому для практических, обывательских прикидок о том, что будет с курсами доллара/евро/рубля, недостаточно общего антиконспирологического чутья. Оно, конечно, пригодится, но нужно добавить кое-что еще.

Примечания:

¹ Скажем, академик Фоменко вычеркивает из истории Темные века на том основании, что европейские монеты в большую часть первого тысячелетия нашей эры отсутствуют. Чтобы сходу парировать такую логику, нужно знать, что в это время Европа по бедности своей пользовалась арабскими монетами - впрочем, позже Китай, Индия и даже Османская империя в большой степени пользовались монетами европейскими - по аналогичным причинам и потому что в монетизированности экономики лидировали богатые и морские государства - опять же, "с большим количеством прилавков".

² Краткая история бумажных денег изложена в The Economist от 22.12.2001; перевод доступен здесь.

³ На Западе этап широкомасштабных злоупотреблений был пройден ранее, когда Дж. Лоу обрушил денежную систему Франции, выпустив бумажных денег вдвое больше золотых и серебряных резервов. По теперешним меркам такое отношение М2 к резервам - не криминал, но нынешнее доверие завоевано не в пару лет и не прощелыгами вроде Лоу.

⁴ Вообще говоря, помимо национального рынка товаров и услуг (под которым и понимается "материальное обеспечение" валюты), валюта может обслуживать и часть международного рынка, а также объемный рынок капиталов.