Пониманию Тени мешает Персона. Чем сильнее идентификация со светлой Персоной, тем темнее Тень. Они взаимодополняют друг друга. Никто не может осознать Тень без значительных моральных усилий - это требует признания реальных и действенных темных аспектов собственной личности. Поначалу конфронтация с Тенью приводит к застою, который делает убеждения неэффективными и блокирует моральные решения. Все становится сомнительным.

Карл Густав Юнг, "The Shadow"

"Персона" - маска, которую надевали, в соответствии с ролью, древнегреческие актеры, выходя на сцену. Юнг стал использовать этот термин для обозначения той "маски", которую вынужден надевать на себя любой человек при исполнении своей социальной роли в обществе. После же того, как психоанализ покорил Америку, местные политики быстро поняли "цену вопроса" и предпочли вариант "без значительных моральных усилий". И стали нанимать сонмы имиджмейкеров-гримеров для нанесения дополнительного яркого глянца на собственную Персону. Чтобы никто не смог разглядеть даже блика их Тени во время предвыборных кампаний. "Та мусорная корзина, которой является "теоретическое бессознательное" политического класса и журналистского сообщества, все еще доверху заполнена ошметками со стола либеральной философии. Анализ и самоанализ консервативной философии должен вестись не на уровне "политических идей", а на уровне заранее предпосланных им структур и стилей мышления. Собственно, именно об этом в 70-80-е годы прошлого века патетически говорили континентально-европейские "новые правые"; в 70-80-е годы позапрошлого именно этого требовал Ницше, чьи воззвания подразумевали не замену одной "системы ценностей" на другую, а способность "положить начало противоположной оценке вещей", перевернув сам принцип расценки, обнаруживаемый в сердцевине пресловутых "современных воззрений". Что касается Ницше, то ему это удалось - нечто подобное эпистемологической революции (или контрреволюции). Наша, во многом вынужденная, задача - делать ее перманентной", - это цитата из "Введения в эпистемологию консерватизма" Михаила Ремизова, опубликованной недавно в РЖ. Введения вполне удачного, однако, в связи с иракскими событиями, мне кажется более злободневным сосредоточиться на рассмотрении эпистемологии американского неоконсерватизма. Зародившегося тоже в 70-80 годы "прошлого века" и получившего четко выраженное политическое содержание с приходом к власти администрации Рональда Рейгана в 1980 году.

Вначале соответствующие определения. Для меня "левая" ментальность - это попытка оттормозить инстинкты рациональностью. Поэтому "левые" аппелируют, как правило, к Просвещению и Разуму. Как, например, Робеспьер, который для замены католицизма пытался создать религию Разума. Поэтому идеальное общество "левых" лежит, как правило, в будущем, где и должен победить Разум. Произойдет ли это путем познания законов общественного развития (как у коммунистов) или же путем выработки всеобщего Права и Общественного Договора (у социалистов и либералов), не суть важно: экстремисты отличаются от оппортунистов главным образом тем, что трансформируют идеалы в сверхзадачи. После чего понятие Воли приобретает у них собственное доктринальное измерение. Естественно, то же самое происходит и у консерваторов. Но ментальность у них "правая" и базируется на аппеляции к Традиции. Соответственно, их идеалы тяготеют к прошлому, а сверхзадачей правых радикалов становится, как правило, обращение не к Разуму, а к Инстинкту - чтобы подправить упадочное Настоящее и вернуться к идеальному обществу. К каким именно инстинктам - расовым, национальным или религиозным - они апеллируют, не так важно: в любом случае они говорят на языке Традиции. Для Юнга эпистемологическая революция "антихристианина" Ницше заключалась в идее воспитания Сверхчеловека путем следования Инстинкту. "Но понимаем ли мы, что это значит - сказать "да" инстинкту?" - спрашивает Юнг. И, как психолог, тут же обращает внимание на то, что сам Ницше "с необычайной страстностью принес себя, всю свою жизнь идее сверхчеловека". А результат? "Он учил говорить "да" жизни, но сама жизнь его была обращенным к жизни "нет". Животным жизненным инстинктом Ницше не жил". Естественно, тут же возникает вопрос - какой же инстинкт двигал самим Ницше? И Юнг выбирает "адлеровский" Machtstreben: "Существует не только инстинкт продолжения рода, но и инстинкт самосохранения. Ницше ясно говорит об этом последнем инстинкте - о воле к власти. Все прочие инстинкты подчинены для него воле к власти. С точки зрения фрейдовской сексуальной психологии, это огромное заблуждение. Ибо крайняя напряженность и героический характер ницшевского мировоззрения все же есть не что иное, как последствие вытеснения того инстинкта, который эта психология считает фундаментальным". Сам Юнг не разделяет ни пансексуализма Фрейда, ни универсальности адлеровской "воли к власти" - он прославился своими культурологическими исследованиями, открытием "коллективного бессознательного" и изучением его архетипов. Более того, его философия настолько близка к "правой" ментальности, что даже наци признавали его. Но его вывод относительно того стремления Ницше, о котором пишет Ремизов ("перевернув сам принцип расценки, положить начало противоположной оценке вещей"), однозначно отрицателен: "Каждый, кто всерьез критикует основную установку христианства, лишается опоры. Он неизбежно отдает себя во власть животной души. Это момент дионисийского опьянения, покоряющее откровение "белокурой бестии", которое захватывает ничего не подозревающего человека, наполняя его душу неведомым ему трепетом. Одержимость превращает его в героя или богоподобное существо, придавая ему сверхчеловеческое величие. Он и в самом деле ощущает себя находящимся на "6000 футов по ту сторону добра и зла". Наблюдателю-психологу это состояние известно под названием "идентификация с Тенью": это феномен, с большой регулярностью возникающий в подобные моменты столкновения с бессознательным". И это не мнение философа - это предупреждение психолога: "Ницше был, несмотря на свое величие и значение, больной личностью". Основная установка христианства, которая прямо противоречит Machtstreben-инстинкту, это, конечно, принцип "подставь другую щеку". Вопрос: если у тебя, в отличии от твоего противника, есть и ядерные бомбы, и авианосцы, и сверхточное оружие и т.д. и т.п., то зачем нужно подставлять другую щеку? И действительно, среди realpolitik'ов нечто подобное воспринимается почти как извращение. Зачем, например, терпеть угрозы и наглые выходки Саддама Хусейна или Джохара Дудаева - их можно и нужно проучить силой! Конечно, при этом риск войны неизбежен, но при чем здесь аморальность "имперской" политики? Сорок лет назад американские студенты уважали Фрейда почти так же, как наши - Маркса. Может быть, поэтому вьетнамская война и превратила абстрактные, подобные юнговскому, анализы взаимоотношений двух фундаментальных человеческих инстинктов в центральный вопрос американской метаполитики. Make love, not war - такова была метаполитика вьетнамского синдрома и хиппи-революции. Революции левоориентированной, антивоенной и нарочито "антиницшеанской": как раз язык и схемы психоанализа составили идеологический базис для этой контркультурной попытки "положить начало противоположной оценке вещей". Революции глобальной - тогдашние ненасильственные студенческие революции, помимо США и Европы, охватили также Латинскую Америку, задели боком Японию и Южную Корею и даже аукнулись "пражской весной" в Чехословакии. Более того, даже американская демократическая партия во многом попала под влияние идеологии "новых левых", и когда она в 1968 году выдвинула своим президентским кандидатом радикально антивоенно настроенного сенатора Макговерна, то это вызвало массовое "дезертирство" несогласных из ее рядов. Именно эти "перебежчики", после дискредитации старого руководства республиканской партии Уотергейтом, начали идейное формирование в Америке движения правоконсервативной "контрреформации". Причем вначале традиционалистское возрождение не носило политического характера - это был возврат от контркультурной революции и либерализма "новых левых" к традиционным ценностям: семье, религии, общине. Поражение во Вьетнаме приучило американцев к тому, что Америка не может быть мировым полицейским, экономический кризис 1973 года и очереди на бензоколонках показали им, что их экономика находится в полной зависимости от арабских режимов, Уотергейт подорвал их веру в руководство. Наша биосфера перегружена, технология извращена, наши ресурсы дефицитны, наша моральная обязанность в том, чтобы остановить неуправляемый экономический рост собственной экономики, утверждали экологи...

Это и была та ересь, против которой выступила неоконсервативная контрреформация. Рейган пришел не для того, чтобы решать проблемы, поставленные реформаторами, а для того, чтобы заявить, что таких проблем не существует. Основа рейганомики - проповедь резкого уменьшения налогов, сокращения социальных расходов, но одновременно - и резкое, рекордное для мирного времени, наращивание военного бюджета. Причем теоретики рейганомики делали акцент не на выработку теоретической альтернативы кейнсианству, а на апелляцию к неким "вневременным" идеалам и ценностям "американизма", к традиционной идеологии частного предпринимательства и раннебуржуазной морали. "Неоконсерватизм - это не идеология, а умонастроение, вызванное разочарованием в современном либерализме", - писал один из его идеологов, Ирвинг Кристол. Или, как еще резче выразился Дэвид Стокмэна, директор Административно-бюджетного управления Белого Дома, рейганомика как программа "безудержного экономического роста, без инфляции и страданий, будет работать, только если в нее верить". В свое время такой же мистической веры, но только в плановую экономику, добивался от своих соратников Сталин. Американские республиканцы традиционно были изоляционистами. Но при этом для них всегда было характерно представление о внешнем мире как о враждебном окружении, создающем преграду на пути осуществления высших целей "американизма". И, в отличии от либералов, они никогда, в общем-то, не верили, что внешняя политика может, а тем более должна соответствовать абстрактным моральным нормам и идеалам. И президент США Джимми Картер, ходивший в свитере и желавший иметь дело только с государствами, соблюдающими права человека, был, с точки зрения Рональда Рейгана, не просто плохим президентом, а "еретиком" (Гэрри Уиллс). Поскольку признавал - и даже не скрывал этого, - что Америка может заблуждаться. "Картер не просто не внушал доверия; он производил впечатление человека, потерявшего веру в наше национальное предназначение". Зато Рональд Рейган был настолько уверен в этом предназначении, что без колебаний провозгласил начало битвы добра против "империи зла". И настоящим лейтмотивом рейгановской контрреформации, тем инстинктом, энергией которого она питалась, стал открытый имперский Machtstreben: отбросить коммунизм активной интервенционистской внешней политикой. Сейчас, через четверть века после прихода Рональда Рейгана к власти, мы можем констатировать, что его политика оказалась весьма эффективной: республиканские президенты, несмотря на свои "ирангейты" и даже теракты 11 сентября, восстановили доверие народа, распад Советского Союза сделал США единственной сверхдержавой и "мировым полицейским", и сейчас в Ираке Вашингтон уже вплотную приступает и к решению своей нефтяной проблемы. Так что после небольшой победоносной войны в Заливе картельный сговор ОПЕК будет ликвидирован, цены на нефть станут устанавливаться свободным рынком, вера же в демократию и высокое предназначение Америки утвердится повсеместно - вряд ли Усама бен Ладен и мировой терроризм будут в силах этому помешать. Так почему практически весь мир выступает против этой войны и застыл в тревожной неопределенности? Причем как раз "старушка Европа", не менее американцев заинтересованная в низких ценах на нефть и повсеместной победе демократии, выступает против войны наиболее жестко. Причина этого, вероятнее всего, как раз в том, что именно в Европе и особенно Германии, родине психоанализа и фашизма, лучше всего понимают как парадоксы Ницше, так и предупреждение Карла Густава Юнга. И понимают, что главное в иракской проблеме все же не цены на нефть, а происходящий в Вашингтоне процесс "идентификации с Тенью".

Продолжение следует...