На фоне американской операции в Ираке, всеобъемлющего кризиса мировых политических институтов и международного права и установления основ нового глобального миропорядка чеченский вопрос (и референдум в мятежной республике как одна из его важнейших составляющих) оказался на периферии интересов российского экспертного сообщества и стал рассматриваться как проблема "второго эшелона". Спору нет, сегодняшняя позиция России по иракской проблеме (прежде всего, жесткая антиамериканскуя риторика российского истеблишмента) будет иметь далеко идущие последствия для политики государства и в Чечне, и на Кавказе в целом. Недвусмысленное заявление посла США в России Александра Вершбоу о том, что "Россия будет переживать серьезные экономические и геополитические последствия, если не изменит свою негативную позицию по военной акции против Ирака", не оставляет сомнений, что чеченская проблема станет одним из главных "геополитических последствий" строптивости Кремля по отношению к очередной "гуманитарной интервенции" Белого дома. Между тем, очевидно, что ситуация, сложившаяся вокруг Ирака, не инициирована Москвой. Российское руководство по большей части не столько ведет игру, сколько реагирует на события вокруг ближневосточного государства. Правильна или неправильна позиция России, заключающаяся в неприятии военно-политической акции Соединенных Штатов, покажет время. Оценка иракской стратегии Кремля не является задачей данной статьи. Мы лишь обозначим тот факт, что за "чеченские последствия" иракской проблемы федеральная власть будет нести лишь косвенную ответственность. Иное дело собственный политический план Кремля по "замирению" Чечни (референдум по Конституции республики, предстоящие выборы ее президента и парламента, а в более широком смысле введение демократических выборных процедур в самом проблемном российском регионе). Провал (или относительный неуспех) на этом направлении будет не на кого списать. Ни американская "военщина", ни агенты "глобализма" не подойдут на роль "козлов отпущения" в случае неудачного политического разрешения кризиса в Чечне.

Оговоримся сразу. Под неудачным исходом мы подразумеваем неспособность российских государственных институтов обеспечить организацию эффективной власти в самом проблемном субъекте РФ. В нашем понимании эффективной властью должна выступать система, адекватная сложившейся в Чечне к началу XXI столетия социально-экономической, общественно-политической и социокультурной ситуации, и функционирующая не в соответствии с идеал-типическими конструкциями и абстрактными политико-правовыми схемами, способная действовать не в духе "либерально-демократической" или "национал-державной" партийности, а ситуативно. Эффективная власть в Чечне должна сосредоточиться на поиске ответов на главные "вызовы" российской государственности, к числу которых относятся:

-сепаратизм,
-терроризм,
-непотизм и приватизация власти теми или иными чеченскими тейпами, оформление узкокорпоративных (тейповых) интересов посредством государственных решений и узаконений,
-межтейповая борьба,
-коррупция и расхищения государственных финансовых средств,
-правовой партикуляризм, господство обычного права над государственным,
-неинтегрированность чеченского социума в общероссийское политико-правовое и социокультурное пространство.

Неспособность разрешить с той или иной степенью успешности обозначенные выше проблемы обернется в конечном итоге невозможностью стабилизировать ситуацию в республике, интегрировать Чечню фактически, а не формально в состав России, что в конечном итоге чревато уходом России не только из Чечни, но и со всего Кавказа (географически Чечня находится в центре Кавказского региона). Говоря об организации оптимальной системы управления Чечней, следует иметь в виду вопрос: насколько инициированный российским Президентом план по демократизации политической жизни в Чечне посредством конституционного референдума и последующих затем выборов ее высшего должностного лица и народных представителей отвечает обозначенным выше задачам? Способно ли придание легитимности чеченской элите, аттестующей себя в качестве пророссийской, если не остановить, то минимизировать волну терроризма, интегрировать чеченский социум вокруг идеи "широкой автономии в составе России"?

Ситуация в Чечне не часто рассматривается в контексте российской региональной политики, что, очевидно, обедняет анализ чеченского вопроса. Спору нет, Чеченская республика - самый проблемный субъект России, а потому требует отдельного скрупулезного рассмотрения. Вместе с тем очевидно и то, что чеченский вопрос - лишь одно из самых острых проявлений общего кризиса российского регионализма рубежа XX - XXI веков. Став президентом России, Владимир Путин в первую очередь столкнулся с такими проблемами как отсутствие единого правового пространства, а по сути единой системы власти и управления государством, властный партикуляризм и сложившаяся система региональных авторитарных режимов. Таким образом, перед Владимиром Путиным стояла диллема - либо, имея в своем распоряжении более широкие, чем у предшественника, властные ресурсы и высокий уровень поддержки населения, проводить курс на унификацию правового пространства России и преодоление "удельного федерализма", т.е. политику укрепления "вертикали власти", либо сориентироваться на политическую целесообразность, и, держа в голове дату следующих президентских выборов, "оставить в покое" региональных руководителей. Будущие исследователи новейшей российской истории, характеризуя эпоху Владимира Путина, наверняка выделят в ней два отдельных этапа - период укрепления "вертикали власти" и "поствертикальный" период. Рубежом между этими периодами стало постановление Конституционного суда от 9 июля 2002 года, согласно которому отсчет первого губернаторского срока начинается с октября 1999 года. Не желая ссориться с губернаторами и президентами республик в составе РФ (накануне избирательного цикла 2003-2004), которые являются политическими "долгожителями" и обладают значительным электоральным ресурсом, Путин продемонстрировал, что собственное бесконфликтное избрание на второй срок является для него более важным приоритетом, нежели преодоление системы "удельного федерализма".

Эволюция "чеченской политики" Путина проходит в рамках логики "поствертикального периода". Здесь все тот же акцент на политическую целесообразность и правовой партикуляризм. "Особость" Чечни, необходимость отличного от других субъектов правового регулирования - тезисы, озвученные как Президентом ("самая широкая автономия"), так и другими представителями кремлевской администрации. В течение двух лет созданные Президентом аппараты его полномочных представителей в образованных семи федеральных округах вели работу по исправлению противоречий региональных Конституций и Уставов статьям и положениям общероссийского Основного закона. В центре внимания президентских назначенцев было обеспечение процесса изъятия из Основных законов российских субъектов конструкции слова "суверенитет". Башкирия была вынуждена заменить понятие "суверенитет" на "государственность", а вокруг права Татарстана сохранить в своем Основном законе данную юридическую конструкцию центр и республиканские власти ведут сложные правовые дискуссии (положение о "суверенитете" Татарстана опротестовано российской генпрокуратурой в Верховных судах России и Татарстана).

В выносимой же на референдум Конституции Чечни в Статье 1 черным по белому прописан ранее столь неприемлемый Кремлем суверенитет. "Суверенитет Чеченской республики выражается в обладании всей полнотой власти (законодательной, исполнительной и судебной) вне пределов ведения Российской Федерации и полномочий по предметам совместного ведения Российской Федерации и Чеченской Республики и является неотъемлемым качественным состоянием Чеченской Республики". Эта же статья вместе с тем содержит положение о Чечне как составной части России, однако еще в июне 2000 года (в период "укрепления вертикали") Конституционный суд России постановил, что слово "суверенитет" не может относиться к субъектам Российской Федерации. Даже "ограниченный суверенитет" не может быть прерогативой республик в составе России. Таким образом, налицо двойной стандарт в правовом обеспечении региональной политики.

Но и "суверенитетом" юридические противоречия выносимой на референдум Конституции Чечни не ограничиваются. В статьях 29 и 30 вводится понятие "граждане Чеченской республики". Между тем никто иной, как сам Президент в 2002 году подписал новый федеральный закон "О гражданстве РФ", который не предусматривает для россиян никакого иного гражданства, кроме российского. На понятие "граждане Чеченской республики" стоило бы обратить особое внимание. Проблема беженцев 1991-1994 годов из Чечни оказалась вне поля зрения и российских политиков, и российских экспертов. Не является ли в данном случае конструкция "граждане Чеченской Республики" закамуфлированным юридическим закреплением нынешней сложившейся в результате неудачной попытки суверенизации Чечни этнодемографической ситуации?

Как видим, несмотря на победоносную риторику, наше государство не слишком приблизилось к правовому регулированию отношений Центра и регионов. И чеченский казус - яркое тому подтверждение. Все те же пресловутые "понятия", все та же политическая целесообразность. Проект Конституции, выносимый на референдум, не мог появиться на свет без поддержки и одобрения Кремля. Зафиксированные в нем положения, противоречащие российскому законодательству и решениям Конституционного суда, создают весьма опасные прецеденты. Во-первых, снижается авторитет такой федеральной структуры как Конституционный суд, чьи решения можно приносить в жертву политической целесообразности. Во-вторых, продавливание Конституции Чечни в ее нынешнем виде лишь искусственно усиливает ассиметричность нашей федерации, закладывая основу и для роста этнократических настроений в других субъектах России (на основе претензий к федеральному центру: почему можно Чечне и нельзя Башкирии, Татарстану и.т.п.). В-третьих, юридические нормы, принятые под давлением политической конъюнктуры, могут впоследствии сработать против самих разработчиков. Наличие таких конструкций как "суверенитет" и "граждане Чеченской республики" предоставляют большие возможности политической элите республики для политико-правовых спекуляций на темы расширения полномочий и получения дополнительный преференций, что вряд ли будет работать на стабилизацию ситуации в Чечне и упрочение единства Российской Федерации. Тем временем, "особый статус Чечни" получает материальное подкрепление. 28 февраля 2003 года премьер-министр России Михаил Касьянов подписал распоряжение о передаче Чечне части федерального имущества, находящегося на ее территории. В собственность республики переходят 82 объекта в Грозном и других районах Чечни. Таким образом, в собственности республики оказалось более 60 % всего госимущества на ее территории...

Что сулят российской власти электоральные успехи нынешнего главы чеченской администрации Ахмада Кадырова? Ведь не надо быть гением аналитики, чтобы понять, что в случае избирательной кампании в мятежной республике весь административный ресурс будет задействован для поддержки "нашего человека" в Чечне. В ином случае, если выборы пройдут действительно свободно, успех нынешнего главы Чечни весьма сомнителен. По некоторым данным рейтинг Аслана Масхадова равен рейтингу Кадырова и составляет 10%. Тот факт, что нынешний "наш человек", в отличие от прежних "наших людей" Доку Завгаева или Саламбека Хаджиева, отнюдь не всегда был проводником российской политики и даже, напротив, поддерживал сепаратистов, никого в Москве, похоже, не настораживает. Впрочем, сам Кадыров в своих интервью российским СМИ не скрывает фактов своей биографии: "В апреле 1995 года состоялся конгресс чеченского народа в Шатое. Там я именем Аллаха поднял всех на военные действия [против России]. Вместе с людьми я дал клятву не жалеть на этой войне не себя, ни своего состояния. Смерть до конца. Так я утвердил джихад".

Можно сколько угодно говорить о том, что Завгаев или Хаджиев служили Кремлю за страх, а не за совесть. По мнению Лилии Шевцовой, выбор в пользу Завгаева Кремль сделал "от безысходности". Но, в конце концов, мотивы служения или сопротивления Москве - личное (даже интимное) дело каждого политика. Главное то, что предыдущие "наши люди" в Чечне никоим образом не были связаны с сепаратистами и не несли ответственности за ичкерийские революционные эксперименты. Более того, характерный для северо-кавказского политического контекста "голос крови" как основной принцип кадровой политики не является абстракцией для нынешнего кандидата #1 в президенты мятежной республики. В январе 2001 г. экс-глава Наурского района Чечни Сергей Пономаренко дал следующую характеристику "пророссийскому" политическому руководству республики: "Сегодня в администрации республики, министерствах на ключевых постах - родственники Кадырова. Понять его несложно: опасаясь проникновения во власть ставленников сепаратистов, он решил опереться на людей, которых хорошо знает. Но при этом возникает тейповая зависимость главы республики, которая ничего хорошего Чечне не сулит. Многие руководители чувствуют себя временщиками и заботятся об одном: набить карманы, пока есть возможность. Все это усиливает разочарование населения". Кто-нибудь из официальных представителей российской власти взял себе за труд проанализировать и откомментировать слова Пономаренко? Ведь если экс-глава района был не прав, надо было защитить честь и достоинство пророссийски настроенной чеченской элиты. А если прав? А если прав, то, очевидно, что конфликты между Кадыровым и Пономаренко, Кадыровым и Ильясовым, Кадыровым и Бабичем не есть личностные противоборства. Это конфликт между носителем кланово-тейповой политической культуры и культуры общегосударственной (не зря названные выше персоны так или иначе действовали в интересах федерального центра, являясь негласно "посланцами" этого центра).

Есть ли у Кремля гарантия, что избранный при его поддержке президент Чечни сохранит верность и лояльность федеральному центру? Ведь одно дело - назначенный глава республиканской администрации, и совсем другое - легитимный, избранный в соответствие с Конституцией и российским законодательством о выборах президент. Уверены ли нынешние организаторы референдума и президентских выборов в том, что новый глава Чечни в новом качестве не потребует себе новых полномочий и не выдвинет инициативы, радикально расходящиеся с позицией центра? Между тем уже 17 января 2003 года зам. главы администрации Чечни Услан Масаев заявил, что у республики есть необходимые финансовые средства для того, чтобы за два года полностью восстановить всю ее инфраструктуру без помощи федерального центра. Хотите обоснования? Они есть - это стоимость реально добытой в Чечне нефти за три года, которая якобы превышает выделяемые из федерального бюджета средства на восстановление мятежной республики. Не правда ли, знакомые формулировки. В свое время, помнится, харизматический глава Объединенного Конгресса Чеченского Народа (ОКЧН) генерал Джохар Дудаев обещал благодаря нефти построить в независимой Ичкерии второй Кувейт. И заметим, заявления Масаева появляются в ситуации, когда региональная элита не получила легитимности. То ли еще будет при легитимном президенте республики. Не услышим ли мы тогда апелляции к мировому сообществу с требованиями скорейшего вывода российских войск или обвинения в геноциде со стороны Москвы? На подобные вопросы толкают и заявления о поддержке идеи конституционного референдума, сделанные вчерашними сепаратистами. По словам Надирсолты Эльсункаева (в 1991-1995 гг. сотрудник Службы безопасности Ичкерии), "...рано или поздно Чечня станет независимым государством. Но до этого еще очень далеко. Без России ей сейчас не подняться". Как говорится, комментарии излишни.

Подведем итоги. Инициированный Кремлем политический проект по "замирению" Чечни посредством введения демократических выборных процедур и легитимации региональной власти не сможет привести к созданию эффективной системы управления самым проблемным российским регионом. Исходя из неверных предпосылок (послабления региональным режимам в надежде на электоральную поддержку и административный ресурс в будущей кампании 2004 года, стремление внедрить в традиционалистском контексте нормы и понятия развитой западной демократии), Кремль в ближайшие годы не сможет найти адекватный ответ на вызовы терроризма и политического экстремизма в "мятежной республике" и тем самым стабилизировать ситуацию. Очевидно, что легитимация Ахмада Кадырова не остановит террористические акты и деятельность сепаратистских группировок. Копирование либерально-демократических конструкций в традиционалистском политическом контексте чревато ситуативным использованием нынешней региональной элитой правовой риторики для получения легитимного доступа к власти и ресурсам в Чечне с последующим распоряжением оными не в российских интересах. Посредством выборных процедур процесс приватизации власти в республике получит дальнейшие импульсы. Я далек от мысли обвинять нынешнее руководство республики в сепаратистских устремлениях. Однако очевидно, что ослабление позиций федерального центра (не важно, по каким причинам) на Кавказе подтолкнет республиканское руководство к новым требованиям (возможно, на качественно новом уровне). Российская элита оказалась не готова к серьезному и откровенному разговору с собственными гражданами о ситуации в Чечне. К разговору о том, что т.н. "контртеррористическая операция" не может завершиться в рамках одного-двух избирательных циклов и что проблему Чечни нельзя разрешить без применения силы. Выбрав внешнюю (формальную) лояльность региональной политической элиты вместо создания целостной, не раздробленной системы госвласти в Чечне, Кремль по сути дела пошел по пути создания правового Хасавюрта с непредсказуемыми последствиями.