Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20030407-solo1.html

"Власть" или "руководство"?
По материалам семинара "РЖ-сценарии"

Юрий Солозобов

Дата публикации:  7 Апреля 2003

Тема прошедшего заседания (от 26.03.03): Россия как расколотое общество. Каков общественный носитель национальных интересов и каковы его антагонисты?

Вопрос о носителе национальных интересов был задан начинающим политологам - студентам 1-го курса, и вот наиболее характерные ответы: "Президент РФ; Путин и отчасти народ; депутаты и немножко президент; Госдума под воздействием Комитета госбезопасности; государство под влиянием мафии", и, наконец, "молодой дееспособный народ". Можно улыбнуться над этим незнанием. Однако в то же самое время эксперты в кулуарах Госдумы обсуждали выступление министра иностранных дел: скорее не само бесцветное выступление, а ответы министра на вопросы трех профильных комитетов - по обороне, безопасности и международным делам. Разговор шел о роли МИДа, бесполезности нынешнего состава Совета Безопасности, отсутствии внятного механизма принятия решений. О том, что слабая страна, экономика и армия равняется слабая политика. Но рефреном повторялся один и тот же вопрос: "Где формируются национальные интересы России?". На что следовал вполне рифмованный ответ: "Нигде!". Такое единодушие простодушных и просвещенных пугает.

Пример из школьного курса физики. Муравьи тащат кусочек сыра в муравейник. Они толкают друг друга, потому и движение сыра хаотично, как текущий баланс сил, но результирующий вектор всегда направлен на муравейник. Образно говоря, у нас есть муравьи, много толкотни, даже осталось немного сыра, но результирующая совсем не просматривается: нет цели, нет целого. Да, понимаемая в духе Фуко, государственная власть не имеет одного субъекта - это подвижная и сложная сеть властных отношений, стратегий и практик. Однако общество образует некую целостность, что создает поле и давление, в котором действуют социальные субъекты.

Может быть, мы напрасно ищем национальные интересы органического государства в духе Стронина там, где осталась только сеть, причем невысокого ранга? Положение прояснил ЧВС. Этот выразитель коллективного бессознательного власти, комментируя свое назначение на пост посла в Украине (ключевая должность с точки зрения национальных интересов России в СНГ), сказал так. "Меня на этот пост поставили не толпа и улица, а Президент и... руководство." Известно, что Президент единолично подписывает указ о назначении посла. Но мы знаем, что такие дела не делаются без всесторонних согласований с руководством, то есть лицами, имеющими и оказывающими влияние на власть. Наличие анонимного руководства есть верный признак существования политической сети. А концепция политических сетей меняет взгляд на государство как агента политики. Во-первых, при сетевом подходе государство с его институтами предстает важным, но не единственным актором производства политических решений. Во-вторых, официальные структуры рассматриваются в качестве "сцепленных" с другими агентами политики; и в-третьих, государственному управлению как иерархически организованной системе противопоставляется "руководство" (governance), то есть "управление без правительства" (governing without government) (Peters G. Governance Without Government? Rethinking Public Administration. - Journal of Public Administration: Research and Theory, 1998, vol. 8. # 2).

Отметим, что либерализм во многом представляет собой концепцию конкуренции организационных структур. Как тут не вспомнить декларацию СПС "Об основах внешнеполитической концепции":

"Носителем национального интереса России, способным формулировать и осуществить долгосрочные национальные задачи в интересах всех граждан страны, является класс активных и самостоятельных людей (совсем в духе Канта, полагавшего, что "личность" может быть только у тех, кто обладает собственностью), приверженных демократическим ценностям и включенных в свободную рыночную экономику". В противоположность Доктрине национальной безопасности, ведомствам отказано в этом. "Государственные институты, уполномоченные Конституцией осуществлять внешнюю политику (в том числе и Президент), являются не более чем инструментами" в руках самоназначенного политического класса. Тем самым, что вправе государство и что нет, решает уже не само государство, а совершенно определенные общественные группы.

Кстати, по этому определению эксперты к национальному интересу касательства не имеют - что сразу придает экспертизе маргинальный статус или антилиберальный привкус. Однако не стоит сильно переживать по этому поводу. Ведь национальный интерес - категория абстрактная и субъективная, поскольку ее параметры определяются картиной мира и ценностной системой, господствующей в обществе. Как отмечал Дж.Розенау, "определение национального интереса никогда не может быть ни чем иным, как системой умозаключений, исходящих из аналитической и ценностной базы политики".

Считается, что главная составляющая национального интереса - это императив самосохранения государства. В крайнем своем выражении этот интерес является синонимом выживания, что означает сохранение национального государства как носителя и реализатора общих ценностей, характеризующих образ жизни данного народа. Цель выживания невозможно осуществлять, жертвуя ценностями, которые составляют raison d'être (смысл существования) государства. Предполагаемое отречение от концепции "национальных интересов" прямо ассоциируется с угрозой превращения "своей" популяции в корм для чужой политики, продиктованной чужими интересами.

Понятие национального интереса изначально увязывалось с идеей государственности как гаранта высших ценностей данного общества. Сохранение государства признавалось приоритетной целью, морально узаконивающей любые средства ее обеспечения (доктрина "государственной разумности"), в своей крайней форме эта мысль выражается в национальном эгоизме. Это близко идее Макиавелли, что государь должен быть готов временами нарушать заповеди господствующей морали, если встает вопрос о сохранении государства. Осгуд так выделял разницу между идеальными целями и фундаментальной проблемой выживания: "Пока люди выражают свои высшую лояльность по отношению к национальным государствам, последние должны действовать в соответствии с идеальными целями только до предела их совместимости с наиболее фундаментальными целями национального интереса".

Вот тут-то и главный вопрос: сохраняется ли сегодня лояльность своему государству? В сетевой структуре, как и в феодальной системе, власть парцеллизована. Человек может быть подданным нескольких стоящих выше него повелителей. Вышестоящий повелитель в связи с этим не мог рассчитывать на бесспорную власть над своими подданными. Современная миросистема создает радикально новую правовую и моральную структуру, в которой суверенные государства, действующие в межгосударственной системе и ограниченные ею, уже не обладают исключительными правами над всеми лицами, обитающими на их территории. Как писал Валлерстайн: "когда подданные стали гражданами, гражданам, в свою очередь, предстояло превратиться в представителей нации, то есть людей, у которых лояльность к своему государству стоит на первом месте по отношению к любой иной социальной лояльности". Сегодня сохранение лояльности к своему государству как раз и является ключевой проблемой.

Так, приоритет участия в антитеррористической коалиции над проблемой выживания народа (как и процесс десуверинизации в целом) есть прямое нарушение Конституции. Более того, отпадает и сама Конституция, у нее нет больше субъекта, который выполнял бы нормативные требования. Следует внимательно проанализировать новую историческую и политическую ситуацию, которую К.Шмитт определил как конец государства. Это означает, что мы снова оказались как бы в феодальной, догосударственной эпохе

Государство и в самом деле не в силах уже обеспечить даже свое существование, оно зависит от "политического", как называет Шмитт эту категорию. Здесь политические решения прямо зависят от угрозы единству народа как политического субъекта, поэтому Шмитт и обозначает государство как политическое единство народа. Здесь должен вступить в действие национальный, народный фактор мобилизации, поскольку от единства народа зависит его политическая дееспособность. Но если такого единства нет - его нужно постоянно создавать. И это первоочередной приоритет национальных интересов сегодняшней России.

Поэтому основной вопрос: что необходимо для интеграции общества и что препятствует этому? Что работает для восстановления иерархии и общественного целого? В этом смысле в кризисной ситуации надо решать, кто "друг" и кто "враг", кто объединяет и кто разъединяет. В сетевой структуре нет антагонизма в привычном понимании, есть симбиоз с уклоном в поедание. Грибница ест умирающее дерево, и потом трухлявый пень понимает, что его скрепляют только тонкие нити грибницы, а плодовые тела красуются совсем в другом месте. При этом "неудачникам" предлагается проникнуться осознанием "национального успеха", совсем в духе незабвенной Елены Молоховец: "Карась любит, когда его жарят в сметане".

Так что же делать всем тем, кто определен в "резерв для рационализации"? Сегодня работающие на государство добровольно заложились на пожизненную каторгу и наследную нищету. Они вытеснены из сферы экономической, где проходят информация и деньги, где сосредоточен нерв, но именно поэтому им остается только одно - сфера политического. Сокращение населения рождает внутри общества импульс "выжить!", дает старт мобилизации.

В сетевой структуре, замыкающейся где-то там, нет внутренней национальной рамки, она просто не предусматривается. Это такая "цена вопроса": страной заплатить за адаптацию детей, чтобы внучки блистали на балу дебютанток. Можно предположить формирование конспиративных контр-элит, замыкающих национальную рамку. Но это из области конспирологии, в реальности ходят личности: "Ты же знаешь, я - государственник. Давай конспиративно пролоббируем частный трубопровод!" При таких шустрых контр-элитах наша участь даже не розановская ("были какие-то полабские славяне"). Нам светит скорее энциклопедическое определение русских как племени, исстари кочующего вдоль трассы трубопровода.

Сегодня единственно возможной национальной рамкой является - корпоративное государство. Я бы сказал даже: неизбежно-возможной. Неизбежной потому, что только государство (понимаемая как корпорация) может обеспечить единое целеполагание в обществе. Возможной настолько, насколько возможно само создание политического единства и наш выход из состояния "политического младенчества" (Ильин) с осознанием единственной и невосполнимой утраты - потери Государства.

А носителями национальных интересов (понимаемых как выживание) являются, прежде всего "дееспособный народ" и общественные институты, работающие на восстановление иерархии. Недаром, по опросу РОМИР, наибольшим доверием пользуются институты, консервативные по своему характеру - армия, Церковь, РАН. По этим линиям и должна проходить новая национальная сборка.

Другие публикации по материалам прошедшего заседания: