Когда-то Питер был столицей, потом - "северной столицей" (вариант: "культурной столицей"). Теперь, что бы там ни думали о себе сами питерцы, Петербург - всего лишь столица Ленинградской области, крупный провинциальный город "с претензиями" (точнее, с понтами) - вроде Екатеринбурга или Новосибирска.

Знаменательно, что на выездных Гражданских дебатах, проведенных в Питере и формально озаглавленных "Федеральный политический сезон в Санкт-Петербурге: повестка дня", обсуждались в основном американские военные хулиганства. Вопросы о месте России в мире и о месте Петербурга в России, по сути, представляют собой один и тот же вопрос: как увязать провинциалистские понты с грустной реальностью? Результатом такого увязывания явилась концепция тотальной войны, озвученная сразу несколькими выступающими: "От вечного мира планета окончательно перешла к вечной войне как к инструменту формирования нового мирового порядка, как к инструменту передела региональных и субрегиональных интересов", - прямо заявил Модест Колеров. А Глеб Павловский вложил в это идеологическое здание самый главный камень: "Партнерство после 11 сентября было тактическим дебютом, безусловно. Этот период закончен, и теперь предстоит формулировать повестку дня, собственно говоря, реального партнерства". Речь идет, разумеется, о российско-американском ("условно-военном"?) партнерстве. Также Павловский назвал действия американцев "продолжением революции военными средствами" (очевидно, революции против отжившего мирового порядка) и раскритиковал российскую армию, которая в нынешнем своем виде не готова к новой ситуации.

Мне бы, однако, хотелось сделать акцент на параллели между иракским и чеченским вопросами - параллель эта, пусть слабенько, проводилась некоторыми участниками Дебатов. Говорили о гуманитарной стороне, но более важна, скорее, сторона структурная. С точки зрения чеченцев - идет война. Чеченцев, кстати, концепцией тотальной войны сложно удивить: они уверены, что на протяжении веков воюют с Россией. Но вот с российской точки зрения слова о "наведении конституционного порядка" - вовсе не эвфемизм. Разве что слово "конституционный" здесь можно списать на "политкорректность". В целом же акция в Чечне, с точки зрения российской власти, - это акция именно полицейская, акция по приведению региона к некоему порядку, который для простоты назван "конституционным". Для американцев акция в Ираке также является полицейской, нацеленной на приведение региона (а не суверенной страны) к порядку. Мы можем сколько угодно - и сколь угодно обоснованно - критиковать этот порядок, однако любая критика подобного рода аналогична ворчанию жителей Новосибирска (или того же Петербурга) в адрес "зажравшихся москвичей".

Американцы живут, таким образом, вовсе не в состоянии войны. Между "войной с терроризмом" и войной такая же разница, как между обращениями "милостивый государь" и "государь". Ставшее притчей во языцех незнание рядовыми американцами элементарной географии ("Екатеринбург - это где-то в Германии, не так ли?") - не более чем столичный снобизм в мировом масштабе.

Реальная война идет на поле концепций.

В рамках "концепции мира" все локальные войны имеют смысл полицейских акций, а трения, пусть даже самые серьезные, между Вашингтоном и Совбезом ООН аналогичны трениям между федеральным центром и строптивыми губернаторами. Трения эти могут привести к серьезным оргвыводам со стороны федерального центра. Хуже того: они, в крайнем случае, чреваты гражданской войной... Однако что есть гражданская война, как не доведенная до абсурда полицейская акция? Поэтому, если уж и говорить о тотальной войне, то необходимо прибавлять к ней эпитет "гражданская". Победа в такой войне приводит к перевороту, но не к смене основных парадигм. Скорее, наоборот: неизбежная историческая динамика парадигм приводит (иногда) к гражданским войнам.

В рамках же "концепции войны" все заинтересованные стороны равноправны - хоть и не равносильны. Эта концепция приятна чеченцам (когда имеются в виду проблемы между федцентром и Чечней), или иракцам, или даже европейцам. Но претензия на равноправие - не более чем претензия. Вера в это равноправие выполняет "иллюзорно-компенсаторную" функцию.

Безусловно, получившаяся картинка выглядит грустно: Россия - не воюющая сторона и даже не нейтральная сторона. Россия - мировая провинция с понтами. Но понты эти весьма опасны: претендуя на равноправие, мы, тем самым, принимаем концепцию жертвы, концепцию "униженных и оскорбленных", кричим, словно пубертирующий подросток: "Они не имели права!" А принимая концепцию жертвы, легко этой самой жертвой оказаться - что легко объяснит вам любой американский психоаналитик.

Концепция тотального мира, пусть и неравноправного, куда эффективнее. Я вовсе не призываю к пацифизму: любой хороший солдат таскает в ранце маршальский жезл, любой регион мечтает о том, чтобы стать столичным. Но если регион попытается стать просто суверенным, по отношению к нему будут приняты полицейские меры (не обязательно силовые: сегодня для этого существует масса иных механизмов).

И лишь хорошенько (тайно!) подготовившись к гражданской войне, регион сможет совершить "блицкриг" и заявить о своих правах на мировой суверенитет. Иного суверенитета в глобальном мире больше не существует.