Происходившие в последние месяцы дискуссии о консерватизме (например, на "Кремлевке"), о Сталине и об Ираке наглядно продемонстрировали одну неприятную черту русской интеллигенции. За одним позитивным исключением статьи статьи Сергея Маркедонова в РЖ эта черта проявилась во всех попадавшихся нам публикациях.

Почти каждый русский интеллигент, неважно, демократ он или патриот, похоже, усвоил себе неперсоналистическое, как бы эпическое отношение к истории. Одни с легкостью говорят, что дело в том, что мы делали ракеты и перекрывали Енисей. Другие же объясняют нам, что внуки нынешних воров и бандитов окончат оксфорды и сорбонны, цивилизуются, помягчеют и лет через пятьдесят обеспечат в России пристойную жизнь.

Такое умилительное описание прошлого, настоящего и будущего "без себя" просто поражает. В нем, пожалуй, поровну бесчувствия к чужим бедствиям и лоховской готовности жертвовать собственными интересами в пользу ценностей второй и даже третьей очереди.

В ответ на эту "деперсонализацию" мы хотим сформулировать целый ряд тривиальностей и очевидностей, совершенно банальных самих по себе, но никем до сих пор не собранных вместе в некое системное отношение.

1. Сталин

Надо быть идиотом или слепым, чтобы не видеть, что Сталин сделал для развития России очень многое. Никогда прежде страна не была столь независимой, как при нем. Она сумела преодолеть невиданную по силе агрессию Германии и части "объединенной Европы", прямо направленную на уничтожение русского этноса. Из аграрной она превратилась в индустриальную. Впервые в истории России была создана развитая наука, которая в некоторых направлениях до сих пор находится на мировом уровне, особенно в прикладной области, связанной с производством вооружений. До Сталина в России никогда не было столь развитой и доступной столь широким массам населения системы базового и высшего образования. Никогда до Сталина не было такой развитой системы здравоохранения, особенно следует тут обратить внимание на успешные кампании по искоренению эпидемий инфекционных заболеваний.

Но при этом безотносительно к разговорам, стоят ли эти достижения жертв или нет, сталинский режим совершенно неприемлем для всякого человека, у которого не атрофировались или не подавлены насилием естественные базовые реакции. Дело тут даже не в "бесплатных" магнитках, не в могущественной и наводящей на всех ужас тайной полиции и не в том, сколько именно миллионов людей было убито.

От каждого человека сталинский режим требовал неукоснительно придерживаться системы официальных идеологических заклинаний. Она царила везде: в газетах, на радио, на собраниях трудовых коллективов и в армейской политучебе, в школе и высших учебных заведениях. Дошло даже до того, что предисловия в книгах, начиная с некоторого момента в тридцатые годы, непременно должны были содержать часть этого набора с восхвалением руководящей роли Сталина, который последовательно превращался в Главного философа, историка, биолога, лингвиста, порешавшего все основные проблемы, оставив мелким людишкам частности и детали.

Каждый человек вынужден был, как параноик, "следить за базаром", чтобы случайно не сказать не то слово. Но и те, кто приспосабливался ко всему этому с наибольшим рвением, не были застрахованы от гибели. Для того чтобы угодить в лагеря, а иногда и быть убитым, могло оказаться достаточным знакомства в прежние десятилетия с кем-то из репрессированных к текущему моменту. Хватало даже неругательной ссылки на Троцкого в какой-нибудь статье начала двадцатых годов.

За неосторожные анекдоты, "классовую чуждость", неудачные знакомства или вообще ни за что было убито несколько тысяч священников, офицеров Красной армии, ученых, писателей, поэтов, музыкантов, художников.

Поэтому сталинский режим невозможно квалифицировать иначе как людоедский, в котором нормальному человеку жить совершенно невозможно и который заслуживал уничтожения даже при помощи иноземцев. Неслучайно, что полномасштабная война с гитлеровцами началась только после того, как простые люди "на своей шкуре" убедились, что целью немцев было отнюдь не только и не столько свержение сталинского режима, а наполовину уничтожение, наполовину порабощение населения СССР.

2. Чечня

Об этом нам писать, очевидно, не хочется, так как мы долго были большими "ястребами". Но против правды не попрешь - преступные действия некоторых сотрудников федеральных силовых структур создали моральные основания для борьбы чеченского населения с федеральными властями, и в большей мере даже не из-за самих фактов преступлений, а потому, что почти никто из преступников не был наказан федеральными властями.

Мы не считаем военными преступлениями бомбардировку городов и сел, в которых окопались бандформирования, в тех случаях, когда их населению была дана возможность выхода и оно было соответствующим образом информировано. Мы не считаем большим прегрешением даже взятие в заложники родственников лидеров "Ичкерии", применявшееся для обмена на похищенных или плененных российских граждан. Извинительны бывают и те эксцессы контрпартизанской войны, которые происходят в горячке вооруженных столкновений.

Но и в первую, и во вторую чеченские войны было множество случаев бомбардировок и артиллерийских обстрелов населенных пунктов, в которых собственно боевиков было мало, а мирное население не было соответствующим образом предупреждено.

Самыми же вопиющими являются случаи похищения чеченцев, будь то боевиков или мирных жителей, под видом ареста с последующими пытками и убийством.

Сколько было случаев первого и второго типа, оценить почти невозможно, так как оценки различных источников расходятся в десятки раз, например, для второго типа - от нескольких десятков до нескольких сот.

В пользу того, что такие случаи часты, косвенно свидетельствует, во-первых, процветающая в российской армии "дедовщина" и коррумпированность милиции в мирных российских городах, во-вторых, бомбардировки населенных пунктов в Афганистане в восьмидесятые годы.

Бандитские группы внутри армии и полиции всегда легко образуются в "горячих точках" при попустительстве "сверху" и трусости "снизу". И первой их целью всегда является захват власти над теми, над кем ее возможно захватить.

Единственный вышедший на свет случай с Будановым подтверждает это рассуждение. Буданов погорел потому, что задел офицера, а офицеры, очевидно, не столь забиты, как солдаты. Случай Буданова демонстрирует также двойной стандарт со стороны российского общества и укрепляет недоверие чеченцев. Ограниченная вменяемость Буданова очевидна, но не менее очевидной была и ограниченная вменяемость многих чеченских "потрошителей", что не помешало - и, по нашему мнению, справедливо - их осуждению.

И несколько сот тысяч чеченских беженцев - это ведь результат не только военных действий, но и страха перед бандитами в российской военной форме.

Все это еще больше осложняют хорошо известные московские "бизнес"-корни чеченской войны.

Другой стороной чеченской ситуации, как известно, является разгул бандитов-активистов режимов Дудаева и Масхадова по отношению к русскому населению Чечни (и опять, в основном не по приказу, а при попустительстве сверху) и к чеченским противникам этих режимов, организованные "ичкерийскими" вождями теракты в российских городах, террористические рейды, возглавленные Басаевым и Радуевым, не говоря уж о такой чеченской специфике, как работорговля, похищение людей с целью выкупа и бандитский обычай убивать посредством отрезания головы.

Чрезвычайно возмутительна также попытка режима Масхадова ввести уголовные нормы шариата - с членовредительством, смертной казнью за "прелюбодеяния" и телесными наказаниями за "неприличные действия", включая нахождение в общественных местах в той одежде, которая может не понравиться окружающим.

В результате около двухсот пятидесяти тысяч нечеченцев, в большинстве русских, под угрозой смерти уехало из Чечни до 1995 года, потеряв свои дома и другое имущество, и неизвестное количество чеченцев, противников режимов Дудаева и Масхадова, и также неизвестное количество нечеченцев было убито.

Очень трудно оценить количество жертв среди мирного населения в Чечне за последние 12 лет. Например, тот же случай Буданова выявляет недостоверность свидетельских показаний во всей чеченской ситуации: множество чеченцев, включая родителей Кунгаевой, дали показания против Буданова, хотя никто из них, как выяснилось на суде, не был подлинным свидетелем.

Можно предположить, что количество погибших с обеих сторон мирных жителей одного порядка величины и чуть ли не равно количеству погибших российских военнослужащих (включая чеченцев, сотрудников подчиняющихся Москве правоохранительных органов) и "ичкерийских" боевиков.

Отсюда, по нашему мнению, вытекает, что быстрое межнациональное примирение без последующих рецидивов возможно только в том случае, когда авторитетные представители чеченцев и русских признают и осудят преступления "своих" негодяев. Со стороны русских это в первую очередь должна сделать центральная власть, включая Генеральную прокуратуру, а со стороны чеченцев это должна сделать чеченская диаспора в Москве. Очень важно также обеспечить возможность возвращения как чеченских, так и русских беженцев в Чечню с адекватными компенсациями за понесенный ими ущерб.

А самым эффективным могло бы стать появление такого кандидата в президенты Чечни, который превратил бы вышесказанное в главный раздел предвыборной программы и выступил под лозунгами: "долой лжецов, воров и убийц независимо от национальности", "нет геноциду с обеих сторон", "будановых и басаевых - в одну камеру", "русские возвращайтесь - мы вас защитим", - а также предложил бы установить в Грозном памятники Виктору Кан-Калику и Махмуду Эсамбаеву.

3. Ирак

Дело не в том, какой режим сейчас в Ираке, - все вменяемые люди хорошо понимают, что режим этот достаточно людоедский. Дело также не в том, есть ли у этого режима достоинства, как, например, развитое социальное государство. Главное состоит в том, что сформулировал президент России и о чем уже имел возможность сказать один из нас в "заявлении девятнадцати". Соединенные Штаты обвиняют Ирак в недемократичности, даже тоталитарности режима, в создании оружия массового уничтожения, в этническом угнетении и в поддержке международного терроризма.

Мы готовы признать справедливость трех первых из этих обвинений и частичную обоснованность (поддержка палестинских террористов) четвертого.

Но кто должен принимать какие-либо решения в связи с этим? Не надо большого ума, чтобы сразу назвать много возможных мишеней, в том или ином отношении подобных Ираку. У Индии и Израиля есть оружие массового уничтожения. Правда, скажут, что режимы там демократические. Зато Израиль создал и упорно удерживает совершенно незаконные поселения.

Но вот более удачный пример - Пакистан, у которого и демократии нет, и есть ядерное оружие. А Турция? Страна - член НАТО, в которой сажают в тюрьму за разговор в публичном месте на курдском языке!

И самый большой перл - бандитско-фашистский саудовский режим, в котором вторжение власти в личную жизнь человека намного сильнее сталинского, в котором практикуется совершенно постыдное бесправие женщин и который как раз и есть главная финансовая и идеологическая база международного терроризма.

Есть только две возможности бороться с подобными режимами. Либо любая держава может наказывать, кого ей захочется за любое из этих прегрешений, и это, действительно, возвращает человечество к прежним временам "кулачного права". Либо должен быть создан международный процедурный механизм, который только и может быть признан справедливым почти консенсусно. И ООНовская система имеет в себе потенции стать таким механизмом.

Тут надо заметить, что, по сравнению с несколько благодушным и наивным проектом "нового политического мышления", столь ныне популярный у российской интеллигенции крикливый маккиавеллизм и политический "реализм" выглядит абсолютно бесперспективно и прямо-таки идиотски.

При помощи слов можно сделать ничуть не меньше, чем при помощи оружия, чему как раз и учит опыт информационных войн, которые вел Запад против России и Советского Союза. Чтобы получить, в том числе, и прагматическую выгоду, нужно с полной искренностью перехватить тезис защиты прав человека и последовательно бороться с двойными стандартами.

При этом понимание прав человека должно быть расширено путем признания почти одинаковой ценности личных свобод и социальных прав. Из всего сказанного, казалось бы, следует явная приоритетность личных свобод, однако это не так: дело в том, что в истории пока не было режимов, в которых были бы относительно полно реализованы личные свободы, но почти полностью игнорировались бы социальные права человека.