Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20030529daniloff.html

Выиграет ли Россия войну шестого поколения?
Дмитрий Данилов

Дата публикации:  29 Мая 2003

Возможны варианты

Разговоры о будущем российской военной реформы, с легкой подачи СМИ и военных аналитиков, уже приобрели характер некоей общественной мантры. Ее суть заключается в следующем: наш путь √ профессиональная армия, которая строится по образцу ведущих западных аналогов, с сильным контрактным фундаментом, мобильная, компактная и не висящая огромной чугунной звездой на шее российского бюджета. Сейчас об этом не говорит разве что ленивый. Однако отечественные ретрансляторы мантры повторяют ее настолько часто, что иногда забывают смысл того, о чем говорят.

Условно всех разработчиков реформы можно разделить на "западников" и "эволюционистов". "Эволюционисты", представляющие в основном специалистов Министерства обороны, выступают за медленный и поэтапный ввод в жизнь принципов профессиональной армии, точные сроки формирования которой остаются неопределенными. В любом случае, срок в 15-20 лет, на который условно рассчитан этот процесс, хоть и позволяет максимально приспособиться к специфике российской среды, но заведомо нереален на практике, учитывая катастрофическое состояние нынешней российской армии. В результате, лишенные возможности применять прямые методы "лечения", высшие военные чиновники России последних лет топчутся на месте, оставаясь заложниками тривиальных административных методов, "разводов" и слитий родов войск, попыток поэкспериментировать со сферой социальных льгот и гарантий военнослужащим. При этом госбюджет, как дал понять не так давно Сергей Иванов, не способен больше "тянуть" на себе армию в ее нынешнем состоянии.

"Западники", в рядах которых находится львиная доля страстных поклонников "мантры" о профессиональной армии, не утруждая себя долгими теоретическими расчетами, предлагают перенести на всю военную сферу маркетинговые модели. С этой точки зрения хорошей армией может считаться только та, которая оправдывает затраты на нее из бюджетных ресурсов государства, если не путем относительной коммерческой эффективности, то хотя бы сведением убыточности военных расходов страны до минимального уровня. Армия и военпром в этой модели должны быть в достаточно большой степени ориентированы на рыночные нормы отношений, относится ли это к рынку труда или рынку сбыта современных вооружений. Даже бывший заместитель председателя Госкомитета России по оборонным вопросам Виталий Шлыков полагает, что для эффективно работающего военпрома надо лишить избыточной власти генеральных конструкторов и передать ее менеджерам и маркетологам. О том же, что существует первостепенный национальный интерес в сохранении традиций организации, кадрового состава и функционирования государственных унитарных предприятий, никто не вспоминает. Можно, действительно, с выгодой объединить в вертикальные интегрированные холдинги НИИ и КБ с целью продать в следующем сезоне на 200 самолетов или вертолетов больше, но при этом потерять невосполнимый резерв √ человеческий, который выкристаллизовывался годами и десятилетиями. Это прискорбнее всего и преступно уже само по себе.

Авторы проекта реформы из СПС, например, предлагают перевести части постоянной боевой готовности на контрактную основу, а срок службы призыва √ основного кадрового резерва Вооруженных сил √ сократить до 6 месяцев. Предполагается, что резервисты полгода своей жизни проводят в территориальных центрах подготовки резерва, основная задача которых состоит в том, чтобы готовить новобранцев к службе по контракту, а также боеспособный мобилизационный резерв. Насколько будет готов потенциальный резервист после таких "каникул" к труду и обороне, сложно сказать. Еще сложнее понять, почему авторы проекта СПС (в частности, депутат Госдумы генерал-полковник Эдуард Воробьев), настаивают на его принципиальной эффективности, одновременно предлагая лишить отсрочки от армии студентов и аспирантов дневного отделения, полагая, что такие "полгода" в момент учебы - не помеха.

Сложно представить, как "дух", выражаясь жесткими реалиями российской армии, только успев окончить КМБ (курс молодого бойца √ пока, к сожалению, основной метод воспитания эффективного резервиста в российской армии), принять присягу, становится эффективной штатной единицей российского мобилизационного резерва. Практика суровой действительности показывает, что молодые солдаты к этому времени едва успевают усвоить строение автомата Калашникова и отличать затвор от возвратной пружины. Разумеется, если мы имеем в виду последующую карьеру призывника в контрактной армии, то эти "мелочи" мы можем благополучно забыть. Но ведь речь идет не только о комплектовании частей постоянно боевой готовности! Речь идет прежде всего об элементарных армейских навыках мобилизационного резерва, которые за полгода постичь даже при всем желании и посильной помощи стратегов из СПС ну никак нельзя.

Остается также неясной ситуация с комплектованием контрактников. Реформаторы из СПС предлагают следующее решение: просто повысить финансовое обеспечение соответствующих званий. Однако контрактник, в отличие от того же призывника, √ существо вольное, и пригласить его служить на предлагаемые даже в проектах суммы вряд ли удастся. Пример, как говорится, под боком: в Псковской 76-й воздушно-десантной дивизии командование встало перед проблемой неукомплектации двух полков дивизии бойцами-контрактниками. Ситуация начала немного выправляться только тогда, когда зарплату рядового подняли с 2 с небольшим тысяч рублей до 4300 и, что небезынтересно, √ с сохранением ряда льгот на обучение по заданной военной специальности и обещанием жилья.

Полку нашего убыло

В одном реформаторы и с той, и с другой стороны, безусловно, правы: исключительное значение в современной российской армии играют части и подразделения постоянной боевой готовности. Только такая часть готова за минимальный срок развернуться и приступить немедленно к выполнению боевых задач. Если говорить о реалиях войн двух последних поколений (четвертого и пятого), то части постоянной боевой готовности оказываются незаменимыми. Четвертое поколение войн (Вторая мировая) предполагало взаимодействие на театре боевых действий больших вооруженных масс, пятое поколение войн требует использования отдельных мобильных групп реагирования и частичных военных контингентов. Части постоянной боевой готовности наиболее эффективно действуют на начальных этапах войны, когда логика основного театра боевых действий только начинает выстраиваться.

Постоянная боевая готовность предполагает полную укомплектованность частей всем необходимым и хорошую обученность личного состава для действий в боевой обстановке. Такие соединения в российской армии в том или ином виде есть в каждом военном округе.

Однако система комплектации личным составом, сложившаяся еще во времена советской армии, дает сбои даже в самой подготовленной части постоянной боевой готовности. В среднеарифметической дивизии бойцов никогда не бывает больше четверти от штатной численности. Только ранней весной и поздней осенью, когда приходят основные потоки новобранцев, можно застать дивизии в относительно полном "комплекте". Но бойцов со стажем меньше полугода службы, как известно, использовать нельзя. Итого, боеспособность дивизии снижается наполовину. Выставлять ее на боевые порядки уже нельзя, хотя бы из соображений военной тактики. Следует простой вывод: чтобы часть (в нашем случае √ дивизия) оставалась действительно боеготовой, она должна комплектоваться ровно вдвое большим количеством личного состава (т.е. более 25 тыс. человек).

Здесь сразу напрашивается простое с первого взгляда и очевидное "мантровое" решение: полностью укомплектовать батальон, полк, дивизию контрактниками. Но если все-таки дать волю холодному рассудку, то приходится признать, что российский бюджет в его нынешнем состоянии не вынесет сотен тысяч контрактников, если, конечно, говорить о контрактниках серьезно, с соответствующим финансовым уважением. А кто идет в те самые контрактники сегодня, в эпоху повальной долларовой стандартизации жизни в России? Как правило, это люди, которые не смогли устроиться по гражданской специальности (изначальная военная специальность, к сожалению, заведомо не предполагает хорошей жизни). В большинстве своем это люди, обиженные на жизнь, для которых контракт √ едва ли не единственный выход. В таких обстоятельствах вряд ли можно говорить об отличных боевых и моральных качествах. Вменяемых контрактников можно пересчитать по пальцам. Аукается здесь и отсутствие целенаправленной государственной кадровой политики в армии, и почти полное отсутствие внятной программы по патриотическому воспитанию призывной и идущей по контракту в армию молодежи. Государству, в сущности, сегодня наплевать, что творится в уме у человека, который держит в руках автомат для защиты его, государства, интересов.

Возможен иной вариант: укомплектовать соединение до установленного штата призывниками, которых после обучения и войсковых учений не увольнять в запас ранее 3 лет (как раньше практиковалось в советском флоте) либо до окончания вооруженного конфликта.

Впрочем, суровая проза жизни дает собственные корректировки, подстраивая неукомплектованные боевые соединения российской армии под требования мобильного реагирования в условиях локального конфликта (пример - Чечня). В российской армии сейчас отправляют в район вооруженного конфликта только один относительно укомплектованный полк от дивизии, а от меньших соединений - батальонные тактические группы. Поэтому в горячих точках действует неслыханная прежде структурная вольница "группировок", "направлений", "тактических групп" и даже "отрядов". Путаница переподчинений, жуткое нарушение традиций изначальных соединений не способствует элементарному взаимопониманию во вновь организованных единицах. В этом случае об оперативном взаимодействии не приходится даже и мечтать.

Боевые слоны под защитой звезд

Во многом здесь аукается вся система архаичного развертывания войск в России, начиная еще с XIX века. Вся логика геостратегической организации России строилась на базировании вдоль границ с вероятными противниками массированных войсковых соединений на случай возможного военного конфликта. Такая практика сохранялась и была усилена в советскую эпоху, существенно она не поменялась и в новейшей российской армии. Подобную систему с точки зрения геополитического положения нашей страны можно считать в общем оправданной. Однако, хорошо приспособленная к суровым географическим условиям России (огромная протяженность сухопутных границ, минимальный выход к морским пространствам с постоянной навигацией и т.п.), эта система плохо приспособляется к новым сценариям войн и современным военным конфликтам. Россия вынуждена содержать огромные сухопутные соединения, ориентируясь по старинке на военное сопротивление по фронтам. Такие "боевые слоны", помимо уже указанных проблем с укомплектованностью, не отвечают требованиям быстрого мобильного взаимодействия частей в условиях "умных" войн пятого поколения (сочетания методов высокотехнологичной бесконтактной войны и действий групп быстрого развертывания). Что говорить, ведь на нынешний день даже войну четвертого поколения Россия не осилит.

Таким образом, мы все время попадаем в одни и те же системные "клещи": с одной стороны, Россия не может в силу естественных географических характеристик отказаться от дислоцирования вдоль своих рубежей значительных войсковых соединений, с другой стороны, она не имеет права в новых обстоятельствах проиграть технологическую гонку. Значит, ей ничего не остается, как сочетать высокий технологизм собственных военных (прежде всего - космических) разработок с содержанием хорошо подготовленного армейского резерва, форпостом которого должны быть части постоянной боевой готовности.

Начать, видимо, следует все-таки не с бессмысленных метаний в области организации военной реформы, а с четкого формулирования задач по обеспечению военной безопасности на долгую перспективу. Речь идет о необходимости создания реальной доктрины военной безопасности страны, как совершенно справедливо указывает Андрей Николаев. Сейчас государство никак не определяет, кто его враги и кто его друзья, по каким принципам следует осуществлять военное сдерживание. Доктрина национальной безопасности ловко обходит эти моменты, без определения которых любая дальнейшая реформа просто бессмысленна. Николаев предлагает провести военную организацию государства за 4 этапа: от формирования оборонного резервного фонда на первом этапе, модернизации и перевооружения, постоянного наращивания военного присутствия в жизненно важных для России регионах планеты и до конечного, четвертого этапа √ способности создания вместе с нашими союзниками общего военного пространства и возможности вести сразу несколько локальных войн.

К этому стоит добавить еще одно √ военная доктрина России обязана быть военно-космической. Постоянное наращивание военно-космической группировки России в ближнем космосе создаст необходимые условия для эффективного прикрытия ее огромного пространства. США могут себе позволить НПРО во многом лишь как дорогую игрушку, а больше √ как пиарный ход. У Штатов нет проблем, связанных с безопасностью их сухопутных границ. Имея огромный флот и соединения быстрого развертывания в любой точке мира с глобальной навигационной системой, им по существу некого и нечего боятся. Мы же вынуждены держать армии на западных границах, в целях стратегического сдерживания НАТО и на юго-восточных √ на случай неприятностей с азиатскими мирами. Обеспечить прикрытие нашим частям может только мощная спутниковая группировка и разработка новейших систем орбитального предупреждения и контратаки.

После последних неудач США в связи с пилотируемыми запусками и блефом НПРО у России есть шанс сделать свой космический рывок. Кстати, смысл сегодняшней идеи пентагоновских "ястребов" по поводу развертывания системы НПРО заключается не столько в поражении угрожающих стратегическому пространству США объектов с орбитальных установок, сколько в поражении умов американских конгрессменов для выбивания дополнительных миллиардов долларов на военный бюджет. В свое время развертывание советского предка НПРО √ программы СОИ - было разыграно по сходной схеме. Программа "звездных войн" никогда не могла быть развернута по причине ее чудовищной энергоемкости и дороговизне (для полноценной работы одной орбитальной лазерной станции потребовалось как минимум обесточить несколько штатов). Но в СССР об этом знали тогда, к сожалению, всего несколько человек, но их предупреждения тонули в волне страха перед несуществующей американской угрозой из космоса. Это привело к попытке повесить на бюджет сходные "ассиметричные" военно-космические программы (например, орбитальная программа "Скиф"), которые хоть и были гораздо рентабельнее, но для советского бюджета сыграли фатальную роль. По некоторым оценкам, это стало, по некоторым оценкам, одной из причин краха советской системы. (М.Калашников. Сломанный меч Империи. М., 1998).

Но сама идея космического рывка для России не только возможна, но и необходима. Это будет условием для того, чтобы не проиграть в войне шестого поколения √ войне, которая ориентирована на борьбу не армий, а военных технологий. Вооруженный конфликт будущего будет происходить в техногенной сфере, а не на боевых полях. Военные технологии будущего будут делать ставку не на уничтожение войсковых соединений, а на полное поражение промышленной инфраструктуры противника, уничтожение экономики страны, информационное подавление, деструкцию гражданских коммуникаций. (В.И.Слипченко. Войны шестого поколения. М.: 2002.)

В обществах, где бороться друг с другом будут не солдаты, а радары и спутниковые группировки, армиям нет места. Но это место возникает очень быстро после первого же поражения всех боевых высокотехнологических коммуникаций. Тогда резко возрастет спрос на прежнюю войну, в ее жестком, контактном смысле. Разумеется, речь идет о самом финальном ее эпизоде, когда противникам остается сделать друг другу финальный coup de grace. Но если мы и то, что мы создадим, будет умнее и быстрее, то, возможно, этого не потребуется.