Разгар отпускного сезона не худшее время для новаций. Прежде чем дачники проснутся, установление успеет пустить корни и войти в круг привычной реальности. Надеюсь, так все и будет на этот раз, потому что именно в эти дни "Политотдел" РЖ включает дополнительный режим "смыслового дежурства": режим организованно сменяющих друг друга идеологических "дискуссий". Тема первой из них вынесена на ваш суд сегодня. Ее выбор выражает не столько наши представления о порядке значимости стоящих перед страной дилемм, сколько нашу покорность стечению обстоятельств. Как бы ни был сегодняшний россиянин далек от впечатлительности, не будем забывать, что весь этот московский июль оказался опоясан "корсетами смертниц". Соответственно, получив на днях некий пакет материалов о "шахидизме", присланный инициативной группой израильских коллег, мы восприняли его как интересный повод заострить тему.

Трудно сказать, действительно ли выдвигаемая инициатива так политически значима, как это представляется ее авторам. Но она без сомнения знаменательна. Знаменательна как выражение решимости дать продуманный, скоординированный, комплексный ответ на вызов террора смертников. Либо, наоборот, как симптом бессилия, непонимания сути вызова и неспособности к такому ответу. Лично я склоняюсь к последнему варианту (о чем, в рамках общей дискуссии, попробую написать отдельно), однако не могу не согласиться с авторами в том, что проблема международно-правовой регламентации противодействия терроризму становится одной из ключевых в международной повестке дня. На ее решение и нацелена их инициатива. Коротко говоря, ее практический смысл сводится к требованию: на межгосударственном уровне (на уровне ООН) квалифицировать "шахида" как особый род неконвенционального оружия и обеспечить систему жестких трансгосударственных мер по "нераспространению" и уничтожению такого рода оружия (с сопутствующей десуверенизацией "государств-пособников"). При ближайшем рассмотрении ясно, что само это требование раскладывается, по меньшей мере, на два шага. Объявляя "шахида" "неконвенциональным оружием", авторы имеют в виду, что, во-первых, он признается оружием, а не человеком (к юридическому использованию предлагается термин "живой снаряд") и что, во-вторых, данное оружие бескомпромиссно и повсеместно преследуется вступившим в конвенцию цивилизованным человечеством.

С учетом сказанного, возможен упрек, что редакция в самой формулировке темы дискуссии ("Шахид как неконвенциональное оружие") некритично усваивает перспективу одной из сторон. Полагать так было бы ошибкой, причем отчасти эта ошибка навеяна самими авторами рассматриваемого воззвания. Тезис, который для наших израильских собеседников оказывается конечным пунктом некоторой цепи утверждений, может и должен быть оценен как исходный пункт серьезной полемики. Дело в том, что в квалификации шахидизма как неконвенционального оружия вопросов, на поверку, оказывается гораздо больше, чем ответов. Чтобы подойти к этой квалификации всерьез, мы должны для начала вычесть заложенный в нее идеологический заряд.

Так, рассмотрев ее первую, антропологическую, часть, мы должны будем усомниться: а действительно ли превращение человека в оружие дезавуирует его человечность? Ответ не явствует сам собой, он зависит от принимаемой нами философии человека. Например, свою рецензию на тезисы израильских коллег уже прислал нам из далекого 34-го Эрнст Юнгер. "Если еще немного подумать об идее человеческого снаряда, - пишет он, - то станет очевидно, что единичный человек, занимающий подобную позицию, будет превосходить любую толпу народа, какую только можно вообразить. [С его стороны] речь идет не о превосходстве над человеком, а над пространством, в котором правит закон боли. Это превосходство есть высшее превосходство; все остальные оно включает в себя". Дальше Юнгер добавляет, что, впрочем, "наш этос не расположен к таким способам поведения", но это не мешает ему рассматривать "камикадзе" как одну из возможностей осуществления человеком своего человеческого призвания в эпоху "масс и машин".

В соответствии с духом - и буквой - воззвания израильских коллег, сказанного Юнгером достаточно для того, чтобы признать его "идеологом" шахидизма. То есть, опять же, "не человеком, а деталью" подлежащего уничтожению сетевого оружия. Юнгер мертв, но, без сомнения, сохраняет способность "распространять" свои идеи. Например, посредством стоящего на моей полке тома "Рабочего", откуда извлечена вышеприводимая цитата. Вы понимаете мою обеспокоенность... Я держу у себя дома идеологическую запчасть оружия массового поражения, называемого "живой снаряд", и должен, пока не поздно, спросить у авторов проекта: планирует ли "цивилизованное человечество", принимая во внимание всю серьезность вызова, применить к этому хорошо изданному синему тому пункт 2 предполагаемой "Международной Конвенции о запрещении живых снарядов" ("любая "деталь", относящаяся к оружию ЖС, подлежит немедленному уничтожению сразу по ее обнаружении")?..

Итак, с нашей стороны было бы глупо оспаривать, что террорист-смертник является оружием. Но инициируя дискуссию, мы обязаны подчеркнуть, что юридические, этические, религиозные следствия этого факта не явствуют сами собой. Не менее проблематичен и второй аспект выдвигаемого авторами требования: признание неконвенциональности данного вида оружия. Это признание ни в коей мере не представляется ответом на вызов, а всего лишь его повторением. Дело в том, что нонконвенциональность принадлежит изначальной идее террора ("частного", "повстанческого", а равным образом и "официального", называемого, к примеру, "тоталитарным"). Не видите ли вы двусмысленности в том, что для борьбы с неконвенциональной стратегией, которая никоим образом не скрывает своей неконвенциональности, а, напротив, превращает ее в инструмент стратегического шантажа, нам предлагают - заключить очередную конвенцию?

Вопросы такого рода, если и выглядят риторическими, то с тем большей настойчивостью требуют ответов, к которым, я надеюсь, мы приблизимся в ходе обсуждения. Пока же ограничусь сказанным. Заявка на дискуссию и так оказалась, по меньшей мере, предвзятой. Отчасти потому, что она писалась, когда первый шаг в дискуссии уже был фактически сделан. Но у предвзятости всегда есть и более глубокое оправдание, состоящее в том, что нейтральности - не существует.

"Каждое слово опирается на молчание своего противника", - говорил Хлебников. Так что всем, кто чувствует себя поставленным под вопрос, рекомендуется, в свою очередь, - не молчать.

Редактор отдела "Политика" РЖ
Михаил Ремизов