Когда М.Ремизов, комментируя предложение израильских товарищей, взялся цитировать Э.Юнгера, мне, честно говоря, захотелось захлопать в ладоши. На самом деле, он поднял "вопрос вопросов". Ответ на него автоматически решает не только проблему "живых снарядов". Фактически, он решает все.

М.Ремизов совершенно правильно заметил, что ответ на этот вопрос будет зависеть от принимаемой нами философии человека. Философия израильских авторов представлена достаточно убедительно. Я бы ее назвал "философией активного сверчка".

"Большинство из нас, так называемых "простых людей", привыкло руководствоваться принципом "Каждый сверчок знай свой шесток". Мы приучены к тому, что за нас решения принимают "большие дяди" где-то вверху. Но когда встает вопрос о жизни и смерти тех же "сверчков", они не должны и не могут оставаться пассивными" (И.Розовский).

Далее автор выражает уверенность в том, что "сверчки" составляют безусловное большинство и возлагает серьезные надежды на "давление снизу".

Оговорюсь сразу, что я согласен со всеми утверждениями М.Розовского. Себя я отношу именно к таким "сверчкам". И, как "сверчок", хочу обратить ваше внимание на один обескураживающий парадокс - нас большинство, но за нами никто ни признает право на собственную "философию человека". Между тем, она есть. И боюсь, что лучше Анн Рэнд (чьи российские поклонники столь несимпатичны) ее основные положения никто не сформулировал. Подкладывая философский базис под свою "этику объективизма", Анн Рэнд утверждает, что в основе этики должна лежать жизнь человека, как источник всех ценностей.

"Что такое ценности? Зачем они нужны? "Ценность" - то, что человек стремиться получить и/или сохранить. Понятие это не первично; оно включает ответ на вопрос - для кого или для чего? Предполагается, что человек способен действовать для достижения конкретной цели и, самое главное, у него есть возможность выбора. Там где нет выбора, целей и ценностей быть не может" (А.Рэнд, "Объективистская этика").

"На свете есть один главный выбор - жизнь или смерть, и касается он только живых организмов. Неодушевленная материя существует безусловно, а жизнь - нет; она зависит от особых действий. Материю нельзя уничтожить, она меняет форму, но не может исчезнуть. Перед альтернативой "жизнь или смерть" постоянно встают лишь живые организмы. Жизнь - это процесс самосохранения и самовоспроизводства. Если какой-нибудь организм не может его продолжать, он погибает; составные элементы остаются, но его уже нет. Понятие "ценность" возможно благодаря понятию "жизнь". Благо или зло могут существовать только для чего-то живого" (А.Рэнд, "Атлант расправил плечи").

Исходя из жизни, как из высшей ценности, Анн Рэнд предлагает безотказный индикатор, позволяющий отличать хорошее от плохого, отделять "злаки от плевел" - пару "боль-удовольствие" (в душевном мире - "подавленность-счастье")...

Почитатель Э.Юнгера, безусловно, поморщится, но отрицать то, что именно этот "примитив" (в юнгеровской терминологии, "закон боли") сознательно или бессознательно разделяют "сверчки" навряд ли рискнет. Именно на этом фундаменте зиждется здание редко артикулируемых, но "по умолчанию" разделяемых всеми "сверчками" позитивных ценностей. В их числе такие скучные вещи, как: личная безопасность и безопасность их близких, материальный достаток, семья с ее тихими радостями - короче, весь набор "мещанских удовольствий". Для "сверчка" человек - это тот, кто признает эти ценности и отвергает все производные боли и ее источника - смерти. Нетрудно догадаться, что для "сверчка" Э.Юнгер с Усамой бин Ладеном - одна сатана. Нелюди. И на мой взгляд, лишь спесь цивилизованного "белого человека" может заставить увидеть между ними разницу.

Не правда ли, "философия сверчка" в интеллектуальном поле, мягко говоря, "не смотрится"? Хочется поскорее ее вытолкать за дверь и привычным движением раскинуть на столе пестрые карты идей, авторы которых убеждены, что "превосходят любую толпу народа, какую только можно вообразить". То есть налицо непримиримое противоречие между "просто живущим" большинством и "мыслящим меньшинством". Это противоречие заставляет признать, что на вопрос, поставленный М.Ремизовым, существует несколько ответов. В конечном счете, их два: ответ "сверчка" и ответ бин Ладена - Юнгера.

Если наша дискуссия - не еще один раунд "разговоров в пользу бедных", если мы таки обсуждаем конкретную инициативу конкретных людей, нам придется оперировать именно их понятийным аппаратом, то есть рассуждать с позиции "сверчков" (к которым, собственно, и адресуются авторы). А для нас, для "сверчков", вопрос М.Ремизова формулируется так: что делать с "архивом душегубства"? И ответ на него прост и прозрачен: да ничего особенного. У нас есть только два пожелания: чтобы каждая из "единиц хранения" в нем была маркирована "Осторожно - душегубство!" и чтобы пропаганда их была запрещена.

Разумеется, это пожелание сейчас абсолютно невыполнимо. "Авгиевы конюшни" нынешнего интеллектуального поля, сформированного "мыслящим меньшинством", не вычистить никакому Гераклу. Но и сжечь их невозможно. Мне кажется, что авторы Конвенции нашли выход:

1) "Сверчкам" предлагается признать войну, развязанную против них "террористическим интернационалом", "вопросом жизни и смерти".

2) Перейти из пассивного состояния в активное. Осознать и внятно артикулировать свои интересы как интересы "большинства".

3) Мобилизоваться и последовательно отстаивать их, обеспечивая постоянное "давление снизу".

"Давление снизу"

Тезис о "давлении снизу" может вызвать недоверчивую улыбку. "Вопросы решает политическая элита (или контрэлита), сверчки - обсиживают шестки" - такое "разделение труда" сейчас воспринимается как "богоустановленный порядок". Между тем, был в нашей недавней истории впечатляющий прецедент "давления снизу", преобразившего жизнь. Речь идет о "ползучем" контрреволюционном перевороте в СССР, начало которого можно датировать 1933-34 гг.

Чтобы яснее понять, что именно тогда происходило, придется много цитировать. Начнем с "Малой Советской Энциклопедии":

"Александр Невский... Оказал ценные услуги новгородскому торговому капиталу. Подавлял волнения населения, протестовавшего против тяжелой дани татарам.

Пожарский... князь, ставший во главе ополчения, организованного мясником Мининым на деньги богатого купечества. Это ополчение покончило с крестьянской революцией" (1932 г.).

Этот большевистский ликбез навязывался стране, все сознательное население которой ("сверчки") родилось задолго до Октября. Удавка "красного террора" надежно блокировала "давление снизу". О том, что произошло, когда она ослабла, с обескураживающим (может быть, даже в чем-то чрезмерным) энтузиазмом пишет Георгий Федотов - историк и мыслитель, покинувший Советскую Россию в 1925 году. Человеку, пережившему все "прелести" военного коммунизма и Гражданской войны, не имевшему ни малейшего повода симпатизировать Советской власти и лично Сталину, по-моему, можно доверять. Вот что он писал в 1936 году:

"Начиная с убийства Кирова, в России не прекращаются аресты, ссылки, а то и расстрелы членов коммунистической партии. Правда, происходит это под флагом борьбы с остатками троцкистов, зиновьевцев и пр. Но вряд ли кого-нибудь обманывают эти, официально привешиваемые ярлыки - под троцкизмом понимается вообще революционность, классовый и интернациональный социализм...". Это, так сказать, "независимый мониторинг" ситуации. А вот ее "независимая оценка": "Огромные глыбы, давившие Россию семнадцать лет своей тяжестью, подтаяли и рушатся одна за другой. Происходящее можно назвать бытовой контрреволюцией. Бытовой и вместе с тем духовной, идеологической. Право юношей на любовь и девушек - на семью, право родителей на детей и на приличную школу, право всех на "веселую жизнь", новогоднюю елку и на какой-то минимум обряда - старого обряда, украшавшего жизнь, - означает для России восстание из мертвых... Нового в этом мало. Зато много того, что еще недавно клеймилось как буржуазное" (Из сборника "Судьба и грехи России").

Для симметрии не лишним будет привести оценку другого (правда, далеко не беспристрастного) наблюдателя-эмигранта, покинувшего Россию почти одновременно с Г.Федотовым - Л.Троцкого. В том же 1936 году в своей книге "Преданная революция" он пишет с саморазоблачительной откровенностью:

"Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", то есть архаическое, затхлое учреждение. Место семьи должна была занять законченная система общественного ухода и обслуживания... Теперь же кричат: "Назад к семейному очагу!" Трудно измерить глазом размах отступления! Тупые и черствые предрассудки малокультурного мещанства возрождены под именем новой морали".

Таким образом, очевидно, что "зачистка" правящего слоя 1937-38 гг. была "выполнением заказа населения", и сомневаться в искренности людей, требовавших смерти для "троцкистских собак", нет никаких оснований. В 1939 г. на XXVIII съезде Сталин не без удовлетворения отметил: "За последние пять лет партия сумела выдвинуть на руководящие посты по государственной и партийной линии более 500 тысяч молодых большевиков, партийных и примыкающих к партии".

В переводе с "партийного" на русский это означает следующее: уже в конце 30-х годов реальное управление государством осуществлял сам народ. Сталин лишь помог народу освободить для себя те самые "500 тыс." вакансий.

"Вчерашние классовые враги успешно ассоциируются с советским обществом. Дети кулаков, видите ли, теперь не должны отвечать за своих отцов! - в сердцах восклицал Троцкий после отмены в 1935 г. ограничений, связанных с социальным происхождением. - Трактористы, комбайнеры и пр. имеют собственных коров, свиней... государство было вынуждено пойти на большие уступки собственническим индивидуалистическим тенденциям деревни".

Слово "вынуждено", вырвавшееся у Троцкого, безошибочно указывает на активную сторону в диалоге Сталина и народа. Народ, "давя снизу", вынудил, заставил Сталина исполнить его волю.

* * *

Инициатива израильских товарищей, при всей ее внешней утопичности, на мой взгляд, имеет колоссальное значение. Она свидетельствует о том, что изменения в среде обитания, произошедшие после 11 сентября, запустили процесс "мутации сверчков". Новые "активные сверчки" выходят на "тропу войны". Для юнгеровских "сверхчеловеков" (в поясках от модного кутюрье бин Ладена) это не обещает ничего хорошего.

Пламенные большевики тоже хорохорились. Но стоило легонько "надавить снизу" и от их мнимой антропоморфности не осталось и следа. В конце концов, какие у нас есть основания считать "бешенных собак" Андрея Януарьевича Вышинского риторическим приемом, а не простой констатацией?