Публикация в РЖ серии материалов Консервативного пресс-клуба, вероятно, имела своей целью показать, что на политической сцене России зарождается новая сила, позиционирующая себя несколько парадоксально - как "лево-консервативная оппозиция". Эта сила хотя и не оформилась пока организационно, но уже претендует на свое место под солнцем в качестве носителя определенной идеологии, основные положения которой достаточно четко изложены в опубликованных РЖ материалах. Изучение этих материалов - в первую очередь наиболее, на мой взгляд, идеологически цельных выступлений М.Ремизова, Б.Межуева и Е.Холмогорова¹, - однако, привело меня к выводу о том, что речь идет о явлении хорошо известном и довольно старом, не совсем обычном разве что для российской политической сцены. Имя этому явлению - национал-социализм.

Идейные корни

Цель "лево-консервативной" оппозиции, как ее формулирует Е.Холмогоров, - "созидание "русского порядка", иного по сравнению с "новым мировым". В "ситуации противостояния национального государства с, условно говоря, агентами глобализации, с Империей", как описывает сегодняшнее положение России (и не только ее) Б.Межуев, "левые консерваторы" однозначно становятся на сторону первого. Если учесть также неоднократные апелляции идеологов "левого консерватизма" к "традиционной культуре" и даже к "предрассудкам своего народа" (к этой теме мы еще вернемся), то можно сказать, что "левый консерватизм" вписывается в рамки традиционного радикального национализма. Но далеко не полностью, поскольку другой - и, может быть, наиболее существенной - частью программы "лево-консервативной" оппозиции является (процитирую М.Ремизова) "проблема легитимности сложившегося распределения собственности, проблема пересмотра итогов приватизации". Вкупе с требованиями восстановления социальной справедливости, которая, по утверждению того же Ремизова, является "не ограничителем экономической эффективности, а ее источником, внутренним условием", такой подход окрашивает националистическую риторику "консерваторов" в отчетливо левые тона. От собственной левизны они, впрочем, и не отрекаются - разве что Б.Межуева несколько беспокоят возможные "левые перегибы".

Подобное сочетание призывов к национальному возрождению и социальной революции (ибо передел собственности является одним из основных признаков революционного процесса) характерно именно для национал-социализма. Как утверждает Армин Мелер в эссе "Фашистский стиль", "там, где и без того хилиастическое и перегруженное страстями движение, такое как социализм, сопрягается с чрезмерно эмоциональным содержанием ("народ", "нация", "раса")... уже сам по себе, со всей своей исторической весомостью напрашивается термин "национал-социализм"². Это политико-идеологическое течение, вопреки распространенному мнению, во-первых, вовсе не сошло со сцены вместе с падением "третьего рейха", а во-вторых, более широко и разнообразно, чем нацизм, который является наиболее радикальной и специфически германской формой национал-социализма. Нужно отметить, что в ХХ веке национал-социалистические по духу, а иногда и по названию, партии и движения действовали и пользовались заметным влиянием во многих странах. Следует назвать сторонников Ю.Пилсудского в Польше в 20-е - 30-е гг., националистическое крыло венгерских социалистов (М.Кароли, О.Яси и др.) после Первой мировой войны, чехословацкую Национальную социалистическую партию, членом которой был второй президент Чехословакии Э.Бенеш, осуществивший в 1945-46 гг. мечту своих радикальных соратников - изгнание из страны немецкого меньшинства, и др. Сильные элементы национального социализма можно отметить в деятельности режимов М.Кемаля Ататюрка в Турции, Х.Перона в Аргентине, Г.Насера в Египте, Сукарно в Индонезии, Х.Асада в Сирии, С.Хусейна в Ираке и т.д.

При всей разнице институциональных форм перечисленных движений и политических режимов, неодинаковости исторических условий, в которых они действовали, в их идеологии можно найти по меньшей мере две общие черты. Во-первых, это уже упомянутое сочетание националистической риторики с требованием радикальных социальных перемен, особенно передела собственности. Во-вторых, это резко антилиберальная, антизападная и антикапиталистическая направленность³. Обе указанные черты вполне присущи формирующейся российской "лево-консервативной" идеологии, что позволяет назвать это течение его подлинным именем - русский национал-социализм (для краткости далее - РНС). Рассмотрим основные положения этой идеологии.

Государство и собственность

Снова процитирую Ремизова: "...Собственность определяется через обязанности - по отношению к социальному Целому - в гораздо большей степени, чем через права. Частная собственность существует, иными словами, как функция внутри публичного государственного порядка, вне и помимо которого об институте собственности говорить не приходится" (здесь и далее в цитатах - курсив цитируемых авторов). Ту же мысль развивает и Межуев: "Собственник - и в первую очередь владелец сырьевых ресурсов - должен быть поставлен в иерархическую зависимость от целого, то есть от приоритетов национального развития страны". Это вполне типичная национал-социалистическая модель: достаточно вспомнить, как функционировал крупный и мелкий бизнес в "третьем рейхе", тесно сросшись с государственной машиной, и при этом будучи всецело подчинен интересам и задачам последней. Пример подобного капитализма "внутри публичного государственного порядка" знает и история России - это НЭП 20-х гг. Хорошо известно также, сколь быстрым и однозначным был конец нэповского эксперимента, как только большевистский режим⁴ решил, что пришла пора радикальной смены курса.

Итак, вполне знакомый и действительно очень русский, неоднократно встречавшийся в нашей истории принцип: интересы собственников и вообще индивидов подчинены интересам государства, которое - в идеале - служит выражением национальной идеи, заботится об общем благе и поддерживает социальную справедливость. Поэтому неудивительно нескрываемое восхищение идеологов РНС советской системой.

Подход русских национал-социалистов к проблеме государственности весьма своеобразен. Тот же Холмогоров утверждает, что "русский консерватизм есть, действительно, консерватизм левый, основанный на идеологии общины"⁵ и вновь воздает хвалу советскому периоду, утверждая, что он "был попыткой... трансляции установок крестьянской общины на индустриальное общество". Между тем факты (история казачества, староверов-раскольников, крестьянских восстаний, русской колонизации Сибири, Новороссии и проч.) свидетельствуют о том, что, как отмечал дореволюционный историк Л.Сокольский, "бегство народа от государственной власти составляло все содержание народной истории России... Вслед за народом шла государственная власть, укрепляя за собой вновь заселенные области и обращая беглых вновь в свое владычество"⁶. И советский период был отнюдь не исключением, поскольку коллективизация 30-х гг. стала очередным наступлением государства на традиционные структуры русского крестьянского общества, поколебленные, но не уничтоженные столыпинской реформой, революцией и гражданской войной. Колхозный строй, навязанный крестьянству, явился жестокой пародией на общину, сделав мужика бесправным слугой всесильного государства - или, в терминологии Ремизова, "жестко и отчетливо субординировав так называемых "собственников"... публично предъявленной программе государственного строительства". Излишне добавлять, что эта стратегия большевиков в полной мере коснулась не только русской деревни, но и города. Однако именно ее вновь предлагают обществу идеологи РНС. Ссылки на "общинность" служат здесь лишь фиговым листком, прикрывающим жесткое тоталитарное государственничество национал-социалистов.

Правда, они то и дело оговариваются: речь идет в первую очередь о крупных собственниках-олигархах, контролирующих богатейшие сырьевые ресурсы России. Но, во-первых, как известно, лиха беда начало: большевики когда-то тоже начали с национализации крупнейших заводов, банков и торговых фирм, а закончили конфискацией имущества мелких городских лавочников и массовым раскулачиванием крестьян. Во-вторых, проблема олигархов, в паразитическом характере капиталов которых у меня тоже нет особых сомнений, вряд ли требует пересмотра всего спектра отношений собственности, к чему стремятся национал-социалисты. В конце концов, существует немало способов заставить крупных собственников "поделиться", подтолкнуть их к участию в реализации государственных социальных программ и т.п. Некоторые из таких способов предлагает "традиционная" левая оппозиция, в частности, С.Глазьев, - и, при всей неоднозначности этих рецептов, они тем не менее не выходят за рамки эволюционного развития, предусматривающего равноправные взаимоотношения государства и собственников, регулируемые правовыми механизмами. Национал-социалистов это решительно не устраивает, поскольку, по их мнению, "каждый "частник" будет оправдан тем местом, которое он способен занять в политическом космосе" (Ремизов). Употребление слова "оправдан" означает, что каждый собственник в глазах идеологов РНС априори виновен! Собственность как вина и грех - такой подход роднит русских национал-социалистов с левыми радикалами, так что, возможно, более верно было бы в данном случае говорить даже не о национал-социализме, а о национал-большевизме, если бы "копирайт" на это слово уже не принадлежал Эдуарду Лимонову и его партии.

Кстати, с этикой у национал-социалистов тоже непростые взаимоотношения. Для них (снова процитирую Ремизова) "экономическая рациональность является лишь аспектом действующих в обществе этических представлений. И сегодняшнее требование "восстановить справедливость" есть требование прежде всего этической, а не чисто имущественной реституции". Таким образом, этические мерила прилагаются не к поведению и морали отдельных людей, что соответствовало бы христианскому духу и традиции, а к социальному строю в целом - поскольку "уклад, переживаемый нацией как неправедный, не может быть растущим". О том, переживается ли сегодняшний российский уклад нацией как неправедный, мы еще поговорим, пока же стоит в очередной раз отметить родство подхода национал-социалистов с позицией большевиков: смена общественного строя ("несправедливого" на "справедливый") преподносится теми и другими как необходимое и достаточное условие этического, морального обновления. Впрочем, возможно, национал-социалисты еще удивят нас неким неожиданным поворотом в развитии этой темы. Пока же проблемы морали, религии, церкви, ключевые для большинства националистических движений прошлого и настоящего, затрагиваются ими лишь поверхностно. Так что не будем спешить с суждениями.

Нация и цивилизация

Зато по вопросу о "национальной гордости великороссов" идеологи РНС высказываются много и охотно. Холмогоров, в частности, полагает, что важной частью "лево-консервативной" (то есть национал-социалистической) идеологии должно стать использование и осмысление предрассудков своего народа. Он почему-то отождествляет предрассудок с упомянутым Пушкиным в "Борисе Годунове" "мнением народным", хотя предрассудок - это лишь один из видов мнения, причем (по определению) мнение ложное, предвзятое, окрашенное негативными эмоциями. Не очень понятно, почему же именно предрассудки русского народа, а не куда более широкие понятия - культура, традиции, менталитет - должны стать ядром новой идеологии и, соответственно, национальной идентичности (ибо каждая идеология есть, по сути дела, рецепт по выработке того или иного взгляда на мир и себя в нем, то есть идентичности). Весьма любопытен и приводимый Холмогоровым рецепт использования предрассудков: "...Все они должны быть учтены, и те из этих предрассудков, которые, может быть, кажутся человеку интеллигентному и просвещенному дикими, должны быть осмыслены в первую очередь. В них и должна быть внесена та самая intelligentia, чтобы они дикими быть перестали". Надо заметить, что около 80 лет назад другой национал-социалист, Альфред Розенберг, предпринял именно такую попытку построения "интеллигентной" теории на базе предрассудков немецкого народа, написав книгу "Миф ХХ столетия". Опыт 30-х - 40-х гг. показал, что, будучи возведенными в ранг "научной" теории, антисемитские и антиславянские предрассудки немцев не только не перестали быть дикими, но скорее наоборот - приобрели некую дьявольскую рафинированность. Вряд ли антизападные, антидемократические и антиправовые предрассудки некоторой части русских, на которые, судя по всему, так рассчитывает г-н Холмогоров, окажутся намного лучше их немецких аналогов.

Другое крайне уязвимое место в рассуждениях идеологов РНС - их утверждения о некоем сложившемся в России негативном национальном консенсусе по отношению к существующему строю. "У нас народ... не находится в оппозиции "режиму", Путину как человеку, как политическому лидеру... Он в оппозиции общему курсу, который приобрела страна... Народная оппозиция новому миропорядку и его идеологии является в каком-то смысле даже более глубокой, чем оппозиция самых оппозиционных интеллектуалов" (Холмогоров). Это - мнение. А вот факт: по данным представительного социологического исследования "Самоидентификация россиян в начале XXI века", 33% респондентов назвали в качестве разделяемых ими ценностей "приоритет интересов личности, ее самостоятельность и ответственность за свою жизнь, открытость России остальному миру". Лишь 7% опрошенных придерживались противоположного мнения, отдав предпочтение "доминированию государства над личностью, патернализму и закрытости страны". Из тех, кто четко не выбрал ни один из указанных ценностных "полюсов", 37% в большей степени ориентировались на первый, 22% - на второй⁷. Таким образом, ценности, близкие к пропагандируемым национал-социалистами, могут иметь успех в лучшем случае у трети граждан страны. Но даже если не верить данным социологов, а опираться лишь на личный опыт, несомненно, что в сегодняшней России живут миллионы людей, основой психологии и мировоззрения которых является индивидуализм, стремление опираться в жизни главным образом на собственные силы, знания, умения и опыт. Многие из них голосовали за Путина и, вероятно, проголосуют за него снова по сугубо индивидуалистическим соображениям. Просто потому, что после 2000 года в России стало поспокойнее, а между государством (по мнению национал-социалистов, "блистательно отсутствующим") и индивидом установился некий хрупкий баланс, удерживающий первое от распада и позволяющий второму чувствовать себя хоть и не слишком уютно, зато относительно свободно.

Никакого "всенародного отрицания" нынешнего состояния страны в России нет, хотя и "всенародная поддержка" путинской политики тоже во многом виртуальна. Общество расколото примерно так же, как лет 10-12 назад оно было разбито на "демократов" и "патриотов". Только нынешний раскол, во-первых, скрыт под маской всеобщей апатии, вызванной передрягами 90-х и тем, что в последние три года Россия, можно сказать, оставила саму себя в покое, отложив решение своих важнейших проблем "на потом"; во-вторых, этот раскол в чем-то даже более глубок, чем прежний, поскольку касается уже не политических пристрастий, а экзистенциальных позиций. Индивидуализм или коллективизм? Формальное право или неписаные традиции (считай - "понятия")? Патриотизм как индивидуальная эмоция и личная позиция⁸ - или как всеобщая идеологическая установка? Этот раскол - наследие 90-х годов, столь нелюбимых коммунистами и национал-социалистами. Но убежать от этого наследия у них вряд ли получится, несмотря на то, что отношение апологетов РНС к истории своеобразно: "...Далеко не все произошедшее вчера может быть сегодня легитимировано как "часть нашей истории". Подчас все строго наоборот" (Ремизов). "Добиваясь реставрации прошлого, мы должны добиваться реставрации будущего этого прошлого при сколько-нибудь естественном ходе вещей. Реставрации того лучшего будущего, которым было чревато это прошлое" (Холмогоров). Иными словами, отправная точка для национал-социалистов - не сегодня, каково бы оно ни было, а химерические представления о том, каким это сегодня должно было быть, если бы вчера события развивались в более приемлемом для РНС направлении...

Ну и, конечно, нельзя не отметить еще одно противоречие во взглядах национал-социалистов, от которого они пока не в силах избавиться. Это противоречие между любовью, с одной стороны, к национальному, а с другой - к имперскому. Современное российское государство кажется им никчемным не только потому, что оно "либеральное", но и потому, что оно недостаточно русское и чересчур открыто западным влияниям и глобализационным тенденциям. В то же время Ремизов упрекает нынешнюю "правящую верхушку" в том, что ее идеология - "это, все-таки, интеграция в "цивилизованный мир" вместо интегрирования собственного "цивилизационного мира". Холмогоров и вовсе провозглашает в качестве стратегической цели национал-социалистов "цепочку таких реставраций будущего: от восстановления "СССР, каким бы он мог стать", через возвращение к великой Империи, которую убили, и до воссоздания Святой Руси в координатах XXI - XXII века". Межуев пытается снять естественное противоречие между логикой национально-государственного изоляционизма и логикой имперской экспансии, но ограничивается лишь замечанием о том, что "позитивное геокультурное сближение различных народов может состояться исключительно при укреплении основ традиционной культуры, укреплении преобладающей в рамках постколониального пространства нации".

Логика и перспективы

Появление в России первых ростков идеологии национал-социализма - явление исторически вполне закономерное. Это политическое течение появляется в тех странах, которые: а) не являются полностью западными⁹, но находятся в сфере геополитического, экономического и культурного влияния западного мира, что вызывает естественную "сшибку" разных психологических начал внутри данных обществ; б) вступили на путь социальной модернизации и - в той или иной степени - вестернизации, однако этот процесс сталкивается здесь с серьезными трудностями. Россия обладает обоими перечисленными признаками. Более того, в прошлом веке в России провалились сразу два проекта модернизации, что делает положение страны особенно непростым. Первый, включавший в себя первичную индустриализацию России при трех последних императорах, финансовую и аграрную реформы С.Витте и П.Столыпина, а также умеренную либерализацию и демократизацию общественно-политической жизни, потерпел крах в результате вступления в Первую мировую войну и спровоцированной этим революции. Второй проект - модернизация по-большевистски - выглядел, несмотря на колоссальные потери и издержки, относительно успешным вплоть до 60-х - 70-х гг., когда хозяйственные механизмы "развитого социализма" начали пробуксовывать и СССР начал медленно, но верно проигрывать экономическое и военно-политическое соревнование с Западом.

В результате к концу ХХ века Россия подошла чудовищно ослабленной в политическом, военном, экономическом, демографическом и отчасти культурном отношениях. Вызовы новой эпохи представляются многим современным отечественным интеллектуалам чрезвычайно серьезными и опасными, и в качестве охранительной реакции они выдвигают концепции, ориентированные отчасти на самоизоляцию России, отчасти на возрождение былого величия - пусть даже для этого предлагаются самые фантастические методы. Национал-социализм - характерный пример такой реакции. Страх и ностальгия являются его психологической основой. На них накладываются факторы, связанные со вступлением русского народа в новую стадию формирования нации. Как отмечают сами русские националисты, и тут с ними трудно не согласиться, "Россия в своем историческом развитии так и не смогла достичь состояния русского национального государства. Русской нации никогда не было и нет до сих пор - она не успела сформироваться. На смену Российской империи пришла империя СССР, посткоммунистическая Россия несвободна от "имперских комплексов" и никак не может вписаться в реалии сегодняшнего дня". Вопрос, однако, в том, что формирование "русского национального государства" сегодня вряд ли удалось бы, зато практически наверняка привело бы к крушению России, обреченной своей историей и географией на многонациональность. Альтернативой этому может быть формирование единой российской политической нации - но об этом националисты и национал-социалисты, презрительно именующие нынешнюю Россию "Россиянией", и слышать не хотят.

Сейчас трудно судить, какое будущее ждет национал-социалистическую идеологию на российской почве. На мой взгляд, роль эта, вне зависимости от ее масштабов, будет негативной, поскольку РНС, насколько о нем можно судить по статьям и выступлениям его идеологов, лишен главного, что так необходимо современной России, - модернизационного порыва. Либеральный эксперимент в России провалился - это, наверное, единственный пункт, по которому между мной и национал-социалистами нет разногласий. Умеренно авторитарный модернизационный режим, который попытался создать президент Путин, пока что-то не вытанцовывается именно в своей модернизационной, реформистской части. Однако "левый консерватизм", на поверку оказавшийся "банальным" национал-социализмом, трудно назвать привлекательной альтернативой как вороватому псевдолиберализму 90-х, так и нынешней невнятной "управляемой демократии".

Примечания:

¹ М.Ремизов. Революция должна быть консервативной // РЖ, 22.09.2003
Б.Межуев. Осторожнее с левизной // РЖ, 24.09.2003
Е.Холмогоров. К реставрации будущего // РЖ, 26.09.2003

² А.Мелер. Фашистский стиль

³ При этом частная собственность, как мелкая, так зачастую и крупная, при национал-социалистических режимах сохраняется, но собственники ставятся в условия практически абсолютной зависимости от воли государства. Как заметил Гитлер в середине 30-х гг. в ответ на упреки в отступлении НСДАП от прежних социалистических лозунгов: "Зачем нам социализировать институты? Мы социализируем людей!"

⁴ Для этого режима было характерно усиление национал-социалистических элементов по мере того, как в силу исторических обстоятельств большевики были вынуждены перейти от изначальной интернационалистской концепции "мировой революции" Ленина-Троцкого к сталинской доктрине "построения социализма в одной, отдельно взятой стране". Элементы русской великодержавности, привитые советской системе Сталиным в 40-е гг., явились не только средством стимулирования патриотического подъема в условиях войны с Германией, но и отражением тенденции к "национал-социализации" большевизма, наметившейся уже в 30-е гг.

⁵ Утверждение, само по себе спорное с исторической точки зрения: члены народнических организаций вроде "Земли и воли" или "Черного передела", фанатичные сторонники принципа общинности, были скорее прогрессистами-утопистами, но никак не консерваторами.

⁶ Цит. по: С.В.Лурье. Историческая этнология. М., 1998. С. 161.

⁷ См.: И.Клямкин. Модернистский проект в России // "Неприкосновенный запас", 2003. # 1 (27)

⁸ Дж.Оруэлл в статье "Заметки о национализме" (1945) определял патриотизм как "приверженность конкретному месту и определенному образу жизни, который представляется человеку лучшим в мире, но который он не стремится навязывать другим людям" (см.: G.Orwell. Notes on Nationalism). Кстати, это определение представляется мне по-настоящему консервативным.

⁹ Даже Германия конца XIX - первой трети ХХ в. не могла считаться западным государством, т.к., сшитая Бисмарком по прусским лекалам, она сохраняла в себе сильный элемент "восточноевропейскости". Окончательное "озападнивание" Германии - результат ее поражения во Второй мировой войне, когда был разбит не только германский нацизм, но и социально-политическое наследие пруссачества.