1. Большая политическая игра.

Статья Чубайса о перспективах России в XXI веке, безусловно, носит программный характер. Она действительно является знаковой и нацелена на перехват стратегической инициативы прежде полулатентным "куратором" российского либерализма.

Политический смысл чубайсовской интродукции очевиден: правые желают укорениться в российском политическом дискурсе - ибо заявленная в программе СПС ставка на растворение России в глобальном измерении не позволяли партии надежно позиционироваться в российской политике, все еще оперирующей понятиями "государственность" и "державность". "Либеральный империализм" Чубайса гораздо адекватнее политических экспромтов Гайдара, которые были либо аморфно-нереалистичны, либо крайне непопулярны. Он несомненно более конструктивен, чем популистские акции Б.Немцова и И.Хакамады, эксплуатирующие гедонистические и индивидуалистические комплексы молодых представителей российского "общества потребления". Ибо Чубайс, как уже приходилось писать¹, является едва ли не единственным среди правых приверженцем "реалполитик" и не заинтересован в полной неуправляемости постмодернистского российского социума, и поэтому пытается дополнить либерализм "державными скрепами".

Что касается тиражируемых в СМИ прогнозов о том, что либералы отвернутся от Чубайса после его неожиданного выступления, то это не более чем порожденный стереотипами миф. Ибо он - наиболее технологичный и "раскрученный" либеральный политик, обладающий мощным брэндом - пусть пока негативным, но ведь можно его и перевернуть посредством интенсивной пиар-компании. Обладая таким набором ресурсов, он, без сомнения, сумеет навязать свою линию любым оппонентам в либеральном лагере, либо (в худшем случае) нейтрализовать их влияние.

При этом говорить об окончательном вытеснении "чистых" национал-патриотов на периферию российской политики рано. Ибо целью Чубайса является не столько либеральный, сколько правоцентристский электорат, поскольку проповедуемые им ценности (рынок + постсоветская интеграция вкупе с возвращением России к квазиимперскому статусу) отвечают интересам именно российского "среднего класса".

Одновременно Чубайс с его новым имиджем нацелен на "передел влияния" среди либеральных партий - ибо со своим государственничеством он оттесняет на маргинальный уровень оппозиционных "неоэтатистскому" курсу В.Путина "антисистемных либералов" - причем не только "Либеральной России" И.Рыбкина - Б.Березовского, но и в значительной степени "Яблока" Г.Явлинского.

Наконец, Чубайс косвенно замахивается и на замещение "политической ниши" самого президента В.Путина, поскольку отныне он - такой же "либеральный империалист", и вкупе с этим - эффективный менеджер, успешно решающий возникающие на его пути проблемы (по крайней мере, именно такой его образ формируется в результате агрессивной пиар-кампании). Пытаясь влезть на электоральное и идеологическое поле В.Путина, "главный энергетик" обнаруживает недюжинные политические амбиции.

Что касается КПРФ и их союзников ("левых патриотов"), то Чубайс не слишком рассчитывает на их голоса, но полагает возможным их маргинализировать и нейтрализовать. Ибо ставка пиар-кампании КПРФ-НПСР на сочетание традиционалистских и маргинальных лозунгов не в силах противостоять технологичности и прагматизму А.Чубайса.

Последнее, в свою очередь, предопределяется тем, что коммунисты и их союзники так и не поняли, что выборы рубежа веков должны являться не противоборством традиционных идеологем и стереотипов, но борьбой технологий (на первой стадии), и далее - проектов будущего и борьбой за право формировать повестку дня. Своим выступлением Чубайс, как политик "передового сознания", подобную повестку формировать начал.

С точки зрения эффективности пропагандистских усилий уступает Чубайсу и "Единая Россия". Последняя, фактически отказавшись от изложения сколько-нибудь внятного проекта будущего в своей программе (что не тождественно набору квазиобщенародных лозунгов), пытается сохранить статус-кво и строит все новые "потемкинские деревни".

Каковы будут ответы на брошенный Чубайсом вызов со стороны оппонентов ("Единой России" и КПРФ), пока неясно. Хотя можно предположить, что говорящий современным языком и о современных проблемах политик, добавивший к своему имиджу немного социального популизма (чего стоят его последние заявления о намерении снизить энерготарифы) будет выглядеть не менее эффектно, чем коммунисты и центристы. Также очевидно, что инерционный сценарий выборов (думских и, в большей степени, президентских) уже фактически нарушен. Своим последним выступлением Чубайс неизбежно вынуждает своих конкурентов перейти из сферы административных манипуляций в сферу современной публичной политики.

2. Что Чубайс грядущий нам готовит?

В то же время изложенный в вышеназванной статье концепт А.Чубайса вызывает ряд вопросов. Смущают прежде всего две вещи - сведение советского периода истории к борьбе административно-командной и либерально-рыночной моделей (носителями которой были страны Запада), а также глубокомысленный вывод о том, что "образ жизни, модель, общественно-политическая формация, которую Россия несла миру, провалилась. Вместе с ее идеологией, экономикой, ее этикой". Подобное интеллектуальное упражнение позволяет "списать за ненадобностью" практически все достижения советского периода, игнорируя тот факт, что именно в советскую эпоху колоссальные жертвы и достигнутые их ценой победы (военные, экономические, внешнеполитические) позволили России преодолеть индустриальное отставание от ведущих стран Запада, обеспечить необходимую защиту от геополитических угроз и впервые к середине ХХ в. открыли возможность для эволюционной качественной модернизации (по т.н. "китайскому пути"). Однако дефицит прагматизма у послесталинской элиты привел к тому, что полученные Россией 40 лет мира были растрачены в периоды "волюнтаризма" и "застоя". В то же время отрицание объективных достижений и позитивного опыта советской истории очевидно мешает преодолеть современный мировоззренческий и межпоколенческий раскол, аномию и фрустрацию, последовавшие за годами "либерального шока". Подобный подход фактически лишает исторической и политической субъектности сам российский народ, признавая в качестве такового субъекта лишь либеральную элиту. И, следовательно, дает основания рассматривать Россию как своего рода "индустриальное гетто" для либеральных экспериментов, по сравнению с которыми реформы 90-х гг. могут показаться "незначительной неприятностью".

Не менее сомнительно позиционирование Чубайсом монетаризма как единственного средства спасения экономики России (на фоне масштабных экономических издержек, вызванных отказом от сколько-нибудь ответственной и продуманной социальной и промышленной политики). Каким образом собирается он решать упоминавшиеся им в статье проблемы бедности, разрыва в уровне жизни богатых и бедных, вывода из кризиса депрессивных регионов - остается только догадываться.

Говоря о наличии либеральных установок в программах всех основных политических партий России, г-н Чубайс словно забывает о наличии на том же самом Западе целого спектра идеологий, по-разному интерпретирующих социальный смысл и функции этих ценностей (социал-демократия, социальный либерализм, либеральный консерватизм). В качестве пиаровского хода подобное "снятие противоречий" законно, но вот в рамках научной и идеологической дискуссии оно выглядит по меньшей мере спорно. Мнение же Чубайса об исчерпании "интеллектуального задела в сфере социально-экономических идей" выглядит выморочно - скорее, это попытка Чубайса априори установить монополию либералов в соревновании проектов будущего России и, как следствие, - на определение "повестки дня" ближайших десятилетий.

Рассуждая о процессах старения и постепенного сокращения населения России (в чем, по мнению автора рассматриваемой статьи-мэссиджа, безусловно невиновны Ельцин, Гайдар и Чубайс), последний пытается увязать данное явление с общеевропейскими тенденциями - очевидно игнорируя различия между Россией и Европой в уровне жизни, темпах урбанизации, системе ценностей (т.е. в обстоятельствах, которые делают проводимые Чубайсом сравнения просто некорректными), а также переживаемый российским суперэтносом фундаментальный антропологический кризис.

Предложения компенсировать "летальную демографию" россиян открытием границ - уход от проблем вполне в либеральном ключе, и шире - подтверждение либерального намерения растворить Россию и ее "культурное ядро", о котором так печется на словах сам господин главный энергетик.

Приводя в качестве подтверждения тезиса об успехах России в деле реформ данные о соотношении показателей ее душевого дохода с аналогичными показателями стран СНГ, Чубайс забывает о существенном различии в между ними в "стартовом потенциале" в начале 90-х. С учетом этого обстоятельства, а также экономической отсталости на фоне остальных мировых центров силы, речь в данном случае идет скорее о "соревновании бедных", рыхлое экономическое объединение которых едва ли превратит Россию в мировой центр силы (ибо для этого необходима смена экономических стратегий и правящих элит постсоветских государств).

Еще более умозрительным кажется "империализм Чубайса" на фоне современных глобальных процессов. Что означает на деле лозунг о включении России в число "великих мировых демократий" - в ситуации, когда реализация рецептов идеологов СПС объективно ведет к снижению ее геополитического потенциала? И насколько реализуем подобный проект в условиях борьбы за новую модель мироустройства?

Собственно, протекающие на наших глазах процессы глобализации предполагают две основных модели государственного устройства, отвечающих запросам современности: "государство-систему" (А.Неклесса), располагающее совокупным экономическим, военным и интеллектуально-информационным потенциалом, позволяющим выступать в качестве самостоятельного мирового "центра силы"; "сетевое государство" (М.Кастельс), предполагающее разнообразные формы коммуникации, минуя официальные границы и суверенитеты (либо сосуществуя с последними) с более низким потенциалом мобилизации ресурсов и аккумуляции совокупной мощи. Примером первого типа государства очевидно являются США, и второго (с известными оговорками) - Европейский Союз (civilian power).

Какой же из типов империи собирается строить г-н Чубайс? На основании перечисленных им приоритетов (защита русской культуры, поддержка бизнес-структур, экономическая экспансия в пределах постсоветского пространства, защита и распространение базовых демократических свобод в сопредельных с Россией странах) однозначный вывод сделать достаточно сложно. Однако, учитывая акцент на прозрачности описанной модели, можно предположить, что речь идет именно о той или иной версии "сетевого государства" (с поправкой на российские условия).

Что не случайно - ибо подобный план вполне совпадает по смыслу со стратегией в отношении России, которой придерживается ориентированная на Демократическую партию часть американского истеблишмента (и с которой некоторые российские эксперты упорно связывают самого А.Чубайса). Суть этой стратегии вкратце состоит в управляемом (под видом партнерства) ослаблении России с превращением ее в проводника интересов США в Евразии. Развивая эту конспирологическую версию, можно предположить, что именно к этому сегменту американской элиты в первую очередь и обратился со своим мессиджем А.Чубайс, учитывая заметные трудности Дж.Буша-младшего и его республиканской администрации.

Однако что может означать данная модель для России? "Сетевое государство" (чуждое российской геополитической традиции, сердцевиной которой как раз и является идея сильного в административно-политическом смысле государства), очевидно, зафиксирует рыхлое состояние российской государственности, неизбежно превращая страну в объект манипулирования со стороны транснационального капитала и собственных олигархов, образующих различные варианты "мезальянсов". Говорить о сколько-нибудь заметной внешнеполитической субъектности подобного образования едва ли придется - его целью станет "транслирование" "либеральных импульсов" в пределы евразийского пространства. Вполне возможно, что "сетевое государство Россия" станет частью нового мирового порядка наподобие описанной А.Негри и М.Хардтом "Империи"², где власть будет строиться по сетевому принципу, где "дисциплину" заменит "контроль", политику - "биополитика", а "государство" - планетарные сети.

Определенные перемены ожидаются и во внутренней политике. Будет несколько укреплена административно-властная вертикаль, целью которой будет являться проведение в жизнь интересов привилегированных финансовых групп - поскольку в своей статье Чубайс ничего не говорит ни об изменении структуры собственности, ни об изменении структуры доходов. Однако главной задачей такого государства все же будет сохранение с помощью всех имеющихся ресурсов всего набора либерально-монетаристских установок и подавление любых попыток пересмотреть подобный "добровольно-принудительный консенсус".

Окажется ли жизнеспособным подобное образование в мире, балансирующем на грани "столкновения цивилизаций", остается большим вопросом. Как неясно и то, сможет ли оно успешно решать внутренние (социально-экономические, демографические и др. проблемы) - либо реализует вдохновленный идеями М.Тэтчер сценарий "пятнадцати миллионов экономически целесообразного населения".

Как бы ни относиться к проекту Чубайса (и к возможности его реализации), его обнародование обнажило застарелую проблему - очевидный дефицит "инстинкта самосохранения" как у российской элиты (во властном и оппозиционном ее сегментах), так и у российского общества в целом. В этом смысле, сама неспособность дать достойный ответ на "вызов Чубайса" - не что иное, как симптом "пониженного иммунитета".

Примечания:

¹ Бирюков С.В. Анатолий Чубайс как герой и парий российского постмодерна. // Философия хозяйства. Альманах Центра общественных наук и экономического факультета МГУ, 2003, # 1, с.290-297.

² Дугин А. От какой матрицы мы отказываемся? // Независимая газета, 2003, с.3.