"Тов. Кубяком с трибуны брошен был в меня стакан. Тов. Ярославский бросил в меня томом контрольных цифр, прибегая к хулиганско-фашистским методам. Тов. Шверник также бросил в меня книгу""

Из письма тов. Л.Д. Троцкого в ЦК. Октябрь 1927 года

Российское политическое сознание до сих пор расщеплено на две жесткие парадигмы: этатистскую и либеральную ¹. Одна апеллирует к неким вечным ценностям, которые жестко детерминируют будущее страны и потому гарантируют возврат общества к архаическим отношениям. Другая утверждает, что Россия, кружась в своем танце, пусть в перспективе, но стремится на Запад. Только нашему танцору помешала диктатура пролетариата и всякие прочие исторические безобразия. Пора понять, что между этими простыми "формулами счастья" лежит бездна разнообразия.

Недавняя попытка построения свежего "лево-консервативного" дискурса вызвала переполох не только в среде либералов. Понятно, что в случае лево-консервативной "смычки" либерализм ², заявляющий, что он противостоит консерватизму с одной стороны и социализму с другой, попросту "революционно упраздняется". Но критика прозвучала и со стороны тех, у кого нет сомнений, что "либеральный эксперимент в России провалился". И наиболее существенным (с точки зрения критиков) было сетование, что новая идеология "лишена главного, что так необходимо современной России, - модернизационного порыва".

Видимо с некоторых пор возможность (хотя бы экономического!) развития всех стран стала всеобщим убеждением, разделяемым в равной мере консерваторами, либералами и марксистами. Как отметил Валлерстайн ³, концепция "развития" стала основным элементом геокультурной опоры миросистемы. (Под "развитием" здесь следует понимать процесс преодоления серьезного разрыва между "Севером" и "Югом"). ООН даже объявила 1970-е годы "десятилетием развития". Тогда все еще верилось, что повышение благосостояния может быть достигнуто и абсолютная (как и относительная!) нищета периферийных зон может быть преодолена.

Валлерстайн не без иронии пишет об этом так. "О народах периферийной зоны говорилось, что они продолжают верить во многие так называемые традиционные ценности, а это якобы мешает заниматься такими видами деятельности, которые дали бы им возможность наиболее быстро развиваться. Следовательно, им нужно было "модернизироваться".

Тем самым понятие "модернизации" должно включать в себя проблему коррекции "качества цивилизации", столь необходимую для обретения "динамики развития". Это не всегда "вестернизация", но всегда трансформация социокультурной модели или переструктурирование существующего социокультурного кода. А это, как водится, очень и очень болезненный для общества процесс. Тут тяготы движения по этапам модернизации распределяются не по мере "отсталости", неизвестно где и кем определяемой. (Все народы произошли когда-то от единого праотца Адама.) Оказалось, что эти проблемы роста снимаются не тиражированием "аглицких моделей" или привитием "голландских болезней". Они могут быть разрешены только в ходе успешного синтеза местного цивилизационного "ядра" и тех необходимых элементов, которые могут обеспечить процесс адаптации общества к новым вызовам.

Либеральная точка зрения состоит в том, что, изменив стратегию коллективного разума и достигнув ментальности, свойственной жителям экономически развитых стран, Россия может приблизиться к экономическому чуду. (Как тут не вспомнить идеи товарища Троцкого о выделке нового человека путем длительной психологической дрессировки и массовых физкультурных упражнений.) Но возникает вопрос, существует ли с точки зрения экономической модернизации какая-то "единственно верная" культурная модель, по сравнению с которой остальные социокультурные коды признаются заведомо непригодными?

Экономическое развитие различных обществ за последние несколько десятилетий показывает, что совершенно не обязательно должна существовать или "внедряться" типовая "протестантская" мораль в обществе, чтобы оно экономически развивалось. Тут нельзя дать заведомо однозначного ответа на поставленный ранее вопрос. Авторы фундаментального исследования "Базовые ценности россиян", попытавшиеся проследить глубину проникновения социокультурного "протестанства" в жизненные практики современной России, как раз придерживались "общепринятой" точки зрения.

Тем примечательней выводы этого весьма профессионального исследования, начатого с заведомо либеральных позиций. По мнению авторов, в ходе тихой "неоконсервативной революции" в России сформировалось новое "большинство", которое является продуктом окончательного разложения и распада традиционного общества: "У нас сложился своеобразный тип модернизации, происходящей за счет разрушения социальной ткани" ⁴. Такая модернизация быстро проходит в индивидуальном социальном пространстве - неких "коконах". Будь то дачи, корпоративные структуры (от ООО и МММ до МПС и РАО ЕЭС) или даже отдельно взятый субъект федерации, как управляемый микросоциум.

При быстрых темпах модернизации внутри отдельных групп социальная ткань общества в целом оказывается вне модернизации. Более того, чем интенсивнее проходит "точечная модернизация", тем сильнее разрушается общая социальная структура. Как пишет Л. Бызов, "проблема не в том, что в России плохо идет модернизация, а в том, что она здесь разрушает национальную идентичность и горизонтальные связи". Такое разрушение горизонтальных связей препятствует созданию того феномена, что принято называть "гражданским обществом". Именно в этом проходящая на наших глазах российская модернизация кардинально отличается от европейских модернизаций, взятых за шаблон.

Оказывается, что желанная модернизация возможна только путем расширения границы индивидуальных "коконов" в корпорации, то есть путем создания "государства-корпорации" или "нации-корпорации". "Интегрировать общество можно только на современных корпоративных началах, современной корпоративной этике", - делают вывод авторы исследования. Тем интересней проследить, в чем отличие социокультурных качеств российских управленцев, как носителей корпоративной этики, от "матрицы" коллег из развитых европейских ("Запад") и азиатских стран ("Восток").

Голландский социолог Грит Хофстед с начала 70-х годов исследовал анкеты 100 тысяч менеджеров около 60 стран с целью выяснить культурные различия стран, которые могли бы объяснить особенности экономического развития того или иного общества. Им было выделено пять критериев, характеризующих, по мнению Хофстеда, "программу коллективного разума". Это степень индивидуализма в обществе, дистанция власти, мужественность (женственность), избегание неопределенности и долгосрочная ориентация.

Индивидуализм подразумевает минимум внешних обязательств, поскольку главные ценности индивидуалиста связаны со свободой и семьей. Индекс дистанции власти показывает, насколько в обществе власть централизована, иерархична. В соответствии с "протестантским" шаблоном Хофстед выявил три показателя культуры общества, которые прямо связаны с уровнем жизни: это высокая степень индивидуализма, низкая дистанция власти и долговременная ориентация.

Предварительные социологические исследования Хофстеда описывают Россию 90-х годов как общество с индивидуализмом ниже среднего (индекс 39), высокой дистанцией власти (93), средней мужественности (36), высоким избеганием неопределенности (95) и предельно низкой долговременной ориентацией (0-10%). Таким образом, российского управленца можно описать как статичного индивидуалиста, равнодушного к гендерным проблемам, но готового смотреть с почтением на власть имущего. Для сравнения, в азиатских странах наблюдается довольно низкий индекс индивидуализма в сравнении с европейскими странами и США, а дистанция власти также велика, как и в России. Лишь трудолюбие и склонность к длительной работе тружеников "Востока" искупают эти недостатки в глазах "Запада".

Последний шанс, способный компенсировать в России отсутствие высокой степени индивидуализма и низкой дистанции власти, - это долговременная ориентация. Однако в современной ситуации горизонт планирования не превышает двух лет , потому и долговременная ориентация находится на весьма низком уровне. Только наличие Большого проекта, в рамках которого становится эффективной и осмысленной работа наших управленцев, способно снять эту мучительную неопределенность и превратить общество в единую корпорацию.

Тогда социум становится мета-организмом, превращается в Целое или, по выражению Хабермаса ("Обоснованное воздержание"), "возвращается из анонимного рассеяния бездыханно распавшейся на фрагменты жизни". Тогда мы видим во власти не фигуру для риторических упражнений в патриотизме, а общую силу, которая является результатом желания жить вместе. Опыт прожитого десятилетия показал, что власть существует лишь до тех пор, пока действует это желание. На деле подтвердив слова Рикера, что "ужасающий опыт разрушения, при котором связи разрываются, негативным образом доказывает их значимость".

Критики "лево-консервативной идеологии" уже в течение многих лет пугали ужасами вот-вот грядущего авторитарного корпоративизма. По их мнению, позитивная альтернатива могла бы состоять "в "подталкивании" государством общественной инициативы, в создании стимулов для развития политических партий, нормальных, действительно независимых профсоюзов, местного самоуправления И, конечно, в эффективной экономической политике".

Эта альтернатива тоже весьма далека от либеральных должностных инструкций для "ночного сторожа". Допуская возможность появления в России основ некоего нового общественного устройства, возможно, неокорпоративного и, может быть, даже с неизбежной российской спецификой, на каком-то этапе делается реверс. Дается обязательная политкорректная оговорка: "Но в любом случае рецепты оздоровления общества не стоит, по-моему, искать у Муссолини".

Хотя бы из чувства интеллектуального протеста должен возникнуть вопрос: а почему бы и нет? А почему бы не поискать? Или менее скандальный, но более практический вопрос: а куда подевался корпоративизм в Италии после смерти дуче? Рассеялся как дурной сон или рассосался, как беременность у гимназистки? А может, итальянский социальный корпоративизм, как связка, перешел в органическое в гражданском обществе современной Италии?

Сегодня для нас важно без интеллектуальных фобий посмотреть холодным технологическим взглядом, как работают государственные структуры в странах Запада, имеющих опыт преодоления тоталитарных режимов. Речь идет о странах бывшей "оси зла", таких, как Германия, Италия и Япония, в отношении которых иногда применяется понятие "передового традиционного общества". Ниже мы рассмотрим практику деятельности индустриальных округов в современной Италии как пример самоорганизации гражданского общества.

Продолжение следует

Примечания:

¹ А.В.Винарский, А.С.Ходонов Либеральный и этатистский комплексы в структуре политических ценностей современной России. В сб.: "Базовые ценности россиян: социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы" / Ответ. ред. Рябов А.В., Курбангалеева Е.Ш. - М.: Дом интеллектуальной книги, 2003 - 448с.

² И.Валлерстайн Непреодолимые противоречия либерализма: права человека и права народов в геокультуре современной миросистемы www.archipelag.ru/218.htm

³ И.Валлерстайн Геокультура развития или трансформация нашей геокультуры www.archipelag.ru/219.htm

⁴ Л.Бызов Социокультурная трансформация российского общества и перспективы формирования неоконсервативной субъектности. В сб.: "Базовые ценности россиян: социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы" / Ответ. ред. Рябов А.В., Курбангалеева Е.Ш. - М.: Дом интеллектуальной книги, 2003 - 448с.