На днях автор этих строк получил письмо от друзей из Одессы: описывалось, как соседские десятилетние русскоязычные дети игрались в войну, разделившись на "наших" и "фашистов". "Фашистами" были не "немцы", как обычно, и даже не "американцы", а "русские".

У постсоветской Украины долго не было консолидирующей идеи, не было того, что объединяло бы всех - запад и восток, русскоязчных и украиноязычных, православных и униатов, украинцев и неукраинцев. В последние три недели она появилась. Если не в виде мифа, историософской схемы или "пророческого" художественного текста (вроде шевченковского "Кобзаря"), то, по крайней мере, в виде объединяющего всех ощущения несправедливости.

"Народ Украины" все никак не мог превратиться в "украинский народ" - в смысле политической нации, а не этнической общности. Действия российской стороны в Керченском проливе ускорили этот процесс - психологическая атака включила описанный Арнольдом Тойнби механизм "Вызов-и-Ответ". Теперь "вызревание" новой украинской идентичности протекает ускоренными темпами, причем на самой невыгодной для России основе - на контрасте с "российским" фактором. После тузлинского конфликта украинские сторонники развития связей внутри СНГ, интеграции в ЕЭП, сторонники создания Евразийской конфедерации остались, как минимум, без половины своих аргументов.

Чувство несправедливости связано не столько с наличием территориальной претензии (автор настоящих строк намеренно не рассматривает юридических оснований принадлежности острова Коса Тузла (либо косы Остров Тузла - как кому нравится) Украине, режима Керченского пролива и проблемы делимитации и демаркации российско-украинской водной границы), сколько с формой ее выдвижения и символической нагрузкой всего происходящего.

Чувство несправедливости прежде всего от того, что та Россия, в которую многие из них верили, на которую в глубине души надеялись даже самые что ни на есть львовские русофобы и за ядерным щитом которой готовы укрыться, если вдруг что, превращается в эгоистическое государство, лишенное каких бы то ни было представлений об исторической ответственности, державный пафос которого персонифицируется либо в высокомерном столичном хамстве Рогозина, либо в провинциальной риторической напористости губернатора Ткачева.

По данным различных соцопросов, во время обострения "тузлинского" конфликта примерно каждый четвертый житель Украины значительно ухудшил свое отношение к России, чуть менее половины опрошенных негодуют по поводу действий россиян и считают их незаконными и несправедливыми.

События вокруг Тузлы трагичны. И не только из-за гибели украинского водолаза. Ведь трагедия - это когда обе стороны драматического конфликта правы и с максимальной решимостью готовы исполнить свои, чаще всего мнимые, коренящиеся в заблуждении либо предрассудке, "предназначения". Трагический конфликт нельзя разрешить, но и примириться с его наличием тоже нельзя.

В основе российско-украинского конфликта вокруг Тузлы - две очень существенные психологические травмы национальных сознаний. С одной стороны - российская геополитическая "клаустрофобия", вызванная "умалением державы": страх быть "запертыми" в Азовском море, подсознательная боязнь оказаться застигнутыми врасплох высадившейся на рассвете бригадой американской морской пехоты где-нибудь в меланхолическом Таганроге. С другой стороны - украинский комплекс "вечного ребенка". Это когда ты и умный, и красивый, и более или менее успешный, и не хуже других, а тебя никто не хочет воспринимать всерьез - окружающие относятся снисходительно, как к дитяти, которого не престало посвящать в проблемы взрослых "дядь" и "теть".

У российской стороны в наличии два мотива строительства в Керченском проливе - геополитический, связанный с государственной безопасностью и направленный на "разблокирование" Азовского моря, и экономический, имеющий в своей основе интересы крупного бизнеса. Однако "тузлинская" проблема носит вовсе не геополитический, не политический, не экономический и тем более не экологический характер - конфликт возник не из-за возведения дамбы по линии некогда размытой косы, а из-за подчеркнутой недружественности действий и в связи с демонстративным обозначением своего превосходства.

Не исключено, насыпанная коса будет иметь позитивное значение для экологической обстановки в Азовском море: слишком широкий пролив способствует тому, что течения и ветер нагоняют в малосоленую азовскую акваторию более соленой черноморской воды, из-за чего исчезают уникальные виды рыб; кроме того, засоление Азова происходит из-за уменьшения стока вод Дона, частично перетекающих в Волгу по Цимлянскому каналу.

Некоторые эксперты-гидрогеологи допускают, что течения в Керчинском проливе, изменившиеся из-за насыпанной дамбы, серьезно подмоют или даже просто смоют обитаемый остров и еще больше разрушат таманский берег - Азовское море известно как раз нестабильным дном и непредсказуемыми блуждающими течениями.

Возможно, насыпанная дамба нужна совсем для других целей - для восстановления прежней акватории Таманского залива и строительства крупного торгового порта с аммиачным и нефтяным терминалами в районе Тамани, Темрюка или мыса Железный Рог (новороссийский порт не может обеспечить все грузопотоки из-за ограниченной пропускной способности ведущих к нему горных тоннелей). Возможно, некая транснациональная нефтяная корпорация с российской "пропиской", которую любят упоминать в связи с творчеством певицы Алсу, приступает к разработке грандиозных нефтяных месторождений как раз на Таманском полуострове. Но это детали, которые не очень-то существенны для российско-украинских отношений.

Россия ищет державной мощи, стремится к восстановлению своей геополитической субъектности, и это хорошо. Проблема в том, что есть некоторые участники политического и исторического процесса, в отношении которых демонстрировать силовое превосходство нельзя никогда и ни при каких обстоятельствах. К таковым относятся, прежде всего, Украина и Беларусь. Конфликт между Россией и Украиной - это как кровосмешение между близкими родственниками, то есть нечто изначально богопротивное. А он еще усиливается муссированием информации о новой военной доктрине России, по которой та оставляет за собой право на превентивное использование военной силы, прежде всего в сопредельных странах.

Принципиально, что Тузла - фактически первый двусторонний конфликт за последние почти триста лет, в котором обеими сторонами допускалась возможность силовых методов. Пока в реестре российско-украинских вооруженных столкновений значатся: поход гетмана Петра Сагайдачного на Москву в 1618 году, Конотопская битва 1659 года, в ходе которой украинское войско под командованием гетмана Ивана Выговского разбило 30-тысячное российское, а также резня в 1708 году, накануне Полтавской битвы, в Батурине, гетманской столице, где руководимая Александром Меньшиковым армия по приказу Петра I уничтожила все местное украинское население. (Бой украинских студентов, верных Центральной Раде, с соединениями Красной армии под командованием Муравьева под Крутами зимой 1918 года не в счет - во время гражданских войн "кучкуются" вовсе не по национальному признаку.)

Кстати, отставка Александра Волошина с поста главы президентской администрации, которому приписывается наиболее одиозное высказывание - о бомбардировке Тузлы (по подобию острова Даманский в ходе советско-китайского конфликта), имеет значительный интерпретационный ресурс для снижения конфликтной составляющей двусторонних отношений.

У России нет адекватной и даже "конкурентоспособной" политики по Украине. Ситуация с Тузлой - частность. Те, кто планировал с российской стороны "тузлинскую" строительно-политическую акцию, выказали совершенную некомпетентность в области политической психологии, ибо не просчитали вероятных последствий, не учли контекст политико-психологического восприятия событий украинской стороной.

Этнокультурная и историческая пикантность ситуации заключается в том, что доминирующее население Керчи, как и Крыма в целом, - великорусское, тогда как Кубань, а особенно Темрюк и Тамань, - это этнические украинские земли, где большинство населения - кубанские черноморские казаки (потомки запорожцев), почти все с фамилиями на "-енко", до сих пор говорящие на русско-украинском "суржике". Персонажи лермонтовской "Тамани" говорят на более правильном "малороссийском наречии". Со Сталиным - вплоть до голодомора 1933 года и политики деукраинизации в украинских анклавах за пределами Украины - велись вполне серьезные разговоры о передаче Кубани Советской Украине. И если представить, что он бы согласился, а при Хрущеве Крым остался бы в составе РСФСР, сейчас, не исключено, стороны российско-украинского конфликта поменялись бы местами: глава Кубанской облдержадминистрации Ткачев, срочно изменивший фамилию на "Ткаченко" или "Ткач", по приказу из Киева сыпал бы в море привезенные на КрАЗах (а не КАМАЗах) землю и камни, губернатор Крымско-татарской автономной области Куницын вдохновлял российских пограничников, заброшенных на российскую же Тузлу, своим камуфляжным патриотизмом, а срочно прилетевший туда президент Путин рассматривал бы в морской бинокль украинских шоферов и бульдозеристов. Впрочем, по свидетельству из Тамани, среди нынешних строителей дамбы немало граждан Украины...

Операция "Тузла" - это, пожалуй, первая попытка проверить действенность "либерального империализма" Анатолия Чубайса, первая акция, проведенная фактически под этим брендом (хотя сам автор концепта непосредственного отношения к азово-черноморской проблеме, насколько известно, не имеет). И именно на примере украинско-российского конфликта проявилась вся адская двусмысленность чубайсового "ноу-хау": глобалистски ориентированная часть российской элиты решила, что Россия может вести себя как "региональные США" - по той же модели, но, разумеется, в меньших масштабах. То есть по-хамски, подчеркнуто агрессивно, безответственно, используя двойные стандарты.

Реально же в "тузлинском" конфликте Россия позиционировала себя как "национальное государство", которое мыслит себя уже не полюсом мировой геостратегии (можно им не быть, но хотя бы ощущать за собой некоторую историческую ответственность), а региональным лидером, вассалом "единственной сверхдержавы". Похоже, что чубайсова "либеральная империя" - это и есть "национальное государство", лишенное сверхидентичности, основанное исключительно на выгоде и эгоизме, которому "высочайше" поручена миссия "надзора" за постсоветским пространством.

Тузлинский конфликт уже в который раз, но впервые столь отчетливо, подтвердил нашу давнюю догадку о том, что концепция национальных интересов и порожденный ею национальный эгоизм не могут быть верным мерилом российско-украинских отношений.

Для двусторонних отношений России и Украины актуально прежде всего представление о "цивилизационном солидаризме" - разумеется, если и российская, и украинская элиты в достаточной степени осознали внешний вызов обеим странам - вплоть до угрозы уничтожения. Если же в российской и украинской элитах доминируют представители низших каст и приличествующее им мировоззрение (а в настоящее время это именно так), тогда и уровень цивилизационной идентичности мало актуален либо неактуален вовсе - в этом случае отношения между Россией и Украиной не имеют иных основ, кроме международного права, утилитарного прагматизма, этноцентризма и взаимной подозрительности.

Но самое печальное, если в этом году, который, кстати, провозглашен Годом России в Украине, произойдет делимитация и демаркация не только до сих пор необозначенных на местности российско-украинских госграниц, но и пространства общих смыслов, общего культурного наследия, а главное - общих стратегий будущего развития.