Нашумевший арест М.Ходорковского имеет глубокий политический подтекст и заметно меняет политическую ситуацию в России. Не просто "размораживает" (по выражению Г.Павловского) политику, но переводит всю политическую систему в новое качественное состояние. Подобный перелом долго "вызревал" и был объективно вызван тем, что вся система "управляемой демократии", сутью которой, при всем ее авторитарном антураже, были постоянные согласования и торг Кремля с элитными группами (при удалении антисистемных фигур наподобие Березовского и Гусинского), имела крайне невысокий КПД. При высочайшем рейтинге президента Путина и великолепной внешнеэкономической конъюнктуре не было предложено конструктивное решение ни одной из общенациональных задач - будь то качественная реформа армии, выстраивание полноценной рыночной инфраструктуры и системы социальной политики, реформа естественных монополий или поддержка малого и среднего бизнеса.

К тому же, данная система демонстрировала все меньшую эффективность в обеспечении выживания самого политического режима - подтверждением чему стали недавние выборы в Санкт-Петербурге, где для победы кремлевской фаворитки В.Матвиенко потребовался второй тур. Однако иного и быть не могло: президент Путин, несмотря на ожидания, так и не решился сделать непосредственную ставку на "гражданское большинство" - но предпочел действовать через региональных "патронов", призванных обеспечить ему на местах поддержку верных им "клиентел"; завершающим аккордом этой тактики стала постановка во главе региональных списков "Единой России" действующих губернаторов.

Катализатором распада этой системы стала попытка Ходорковского продать свои активы зарубежным компаниям, что выбивало экономическую основу из-под "управляемой демократии" (соединение "власти - собственности" с внеэкономическим перераспределением производимой в отраслях ТЭК прибыли) и в перспективе грозило разрушить сами основы достигнутой при Путине относительной стабильности. Президент вполне логично предпочел опереться на условную группу "питерских силовиков", с которыми был связан "генетически" (ибо все остальные группы - "питерские экономисты", "семейные" и "новые" олигархи, региональные лидеры - поддерживали его исключительно по конъюнктурным соображениям).

Наряду с этим, последние события содержат в себе ряд локальных политических смыслов:

1) Группа "питерских силовиков" пошла ва-банк и выдавливает "семью" Ельцина из власти (подтверждения этому - отставка Волошина, предупреждения Путина Касьянову "не вмешиваться"); снижение политических активов Чубайса открывает возможность для усиления политического прессинга на "питерских экономистов".

2) Кремль сделал однозначную ставку на "Единую Россию" и дал ей мощнейший предвыборный ресурс в виде темы "борьбы с олигархами", - вытесняя на периферию КПРФ, и оставляя сугубо воспомогательную роль блоку С.Глазьева "Родина", и спуская на тормозах другие свои квази-левые проекты (блоки С.Миронова и Г.Селезнева).

Наибольшие дивиденды от новой ситуации, соответственно, получают:

1) президент В.Путин - за счет опоры на "верных силовиков" из бывшего КГБ укрепляет свои позиции, освобождается от "пут" ельцинской "семьи";

2) "Единая Россия" - может триумфально пройти в Думу, опираясь на антиолигархическую риторику и уязвляя коммунистов "союзом с олигархами";

3) Питерские силовики - выдавливают либо подчиняют себе все другие сегменты путинского окружения, "монополизируя" тем самым фигуру президента.

Однако считать ситуацию выигрышной президенту и его союзникам еще рано. Объективное совпадение интересов группы "питерских чекистов" (сохранение системы "власти - собственности") и страны (временная блокировка механизмов "списания" ее "компрадорским олигархатом") дает власти тактические - но, увы, не стратегические преимущества. Создаваемая в результате "прорыва силовиков" "моноцентричная" (с преимущественной опорой президента Путина лишь на один сегмент его окружения) система власти является слишком жесткой, что объективно снижает ее способность к мобилизации ресурсов, равно как к обратной связи и к быстрому реагированию на возникающие "вызовы" и кризисные ситуации; в этом отношении даже прежняя "полиархическая" система, при всей ее громоздкости, была более гибкой и прочной за счет одновременной опоры президента на разные сегменты элиты. В не меньшей степени опасна и "условная верность" президенту "региональных баронов" и самой мощной в России "партии чиновников" - ибо проявившиеся элементы мобилизационного курса президента объективно угрожают системному статус-кво, устраивающему "начальство" всех уровней. Драма президента Путина, на наш взгляд, состоит в том, что в переломный для него момент, требующий перехода от виртуальной политики к реальной, вокруг него сплотились не структурированные группы интересов, а псевдомонолитные "заединщики" и "народники", хорошо чувствующие изменчивую политическую конъюнктуру, но не способные и не заинтересованные помогать президенту в любых долгосрочных начинаниях.

Еще более драматичная ситуация складывается в экономике - ибо за годы реформ, как выяснилось, не сформировался полноценный национальный предпринимательский класс (олигархи-глобалисты в данном случае не в счет), либеральные экономисты во власти так и не смогли создать полноценную рыночную инфраструктуру и предпринимательскую среду, а "чекисты" и преданные госчиновники объективно не способны быть эффективными бизнес-управленцами. "Силовики", безусловно, могут оградить страну от колониального подчинения ее ТНК, но что и как они будут делать с деформированной экономикой и распадающейся на глазах социальной сферой - остается большим вопросом.

Все это усугубляется нарастающим давлением во внешнеполитической сфере - ибо вовлечение российской элиты в игры вокруг "антитеррористической коалиции" оказалось слишком сильным, а внутренняя "политическая база" президента - слишком слабой.

Выходом для Путина, вместо традиционного лавирования, в подобной ситуации могла бы быть разработка долгосрочной национальной стратегии, выражающей интересы большинства населения. Однако похоже, что в ближайшем окружении Путина отсутствуют интеллектуальные силы, способные предложить конструктивные идеи на этот счет (ибо либеральные догматики либо ангажированные глобализмом интеллектуалы к этому неспособны). В качестве единственной фигуры, способной разработать подобную стратегию, мог бы выступить ныне близкий к президенту идеолог удвоения ВВП С.Глазьев. Однако односторонний пропагандистский упор на "перераспределение ренты" и другие социально-популистские лозунги пока заменяет у него более серьезные стратегии, а сугубо конъюнктурное использование его многопартийного союза Администрацией президента сулит ему и его товарищам перспективы, мало отличающиеся от судьбы "блока Ивана Рыбкина".

Таким образом, слабость ресурсной и "инструментальной" базы власти, а также отсутствие у нее долгосрочной стратегии позволяют с большой долей уверенности прогнозировать кризисные ситуации в российской политике уже в краткосрочной перспективе.

Положение и перспективы левой оппозиции

"Казус Ходорковского" заметно изменил и межпартийные расклады. В числе проигравших от этой ситуации, безусловно, оказывается А.Чубайс. Однозначное перекрывание его "либерально-имперского" проекта более мощным начинанием (наступление на олигархов, подкрепленное соответствующей риторикой) лишают его сколько-нибудь значительных электоральных перспектив. Ибо "государственничество" в соединении с традиционным "популистским набором" выглядят для электората гораздо более привлекательно, чем любые неолиберальные штудии. Относительно менее уязвимыми здесь оказываются менее связанные с властью и более бескомпромиссные критики "полицейского государства": "Яблоко" Г.Явлинского и радикально антипутинская часть СПС (главный идеолог которой, Б.Надеждин, уже открыто призвал "валить президента"). Таким образом, после "дела Ходорковского" синтез либерализма и государственничества явно нереализуем и более востребованным оказывается антисистемный либерализм, идеологи которого под лозунгами борьбы с "полицейщиной" будут призывать свой электорат к окончательному демонтажу все еще сохраняющихся элементов государства.

Положение левой оппозиции в свете последних пертурбаций также выглядит весьма проблематичным. Изъятие у КПРФ выгоднейшей пиар-темы (борьба с олигархами) и передача ее "Единой России" очевидно лишает партию политической динамики и инициативы. Переориентировать свой электорат и довести до него обоснования своей позиции по "делу Ходорковского" КПРФ просто не успевает из-за дефицита времени. Все это усугубляется пиар-наступлением "Единой России", подкрепляемым "административно-правоохранительным" давлением (достаточно вспомнить инициированные кампании против "красных губернаторов" М.Машковцева и В.Стародубцева). В подобной ситуации у Компартии остается выбор из трех возможных тактик: а) отказаться от самостоятельной политической роли, занять выжидательную позицию и окончательно закрепиться в качестве "левого сегмента" партии власти; б) "застолбить" за собой нишу маргинализированной оппозиции; в) попытаться создать лево-правозащитную квази-коалицию с "Яблоком", "Либеральной Россией" (Б.Березовского) и возможным тактическим примыканием части СПС. Этот путь оставляет КПРФ весьма условные шансы выстоять под административным прессом перешедшей в наступление "партии власти", и в то же время - неизбежно приводит к дезориентации и расколу ее традиционного электората.

Таким образом, для Компартии и ее союзников проигрышными являются как инерционно-конформистский, так и оппозиционный варианты тактики. В идеологическом плане КПРФ крайне сложно найти "среднюю линию" между этатистским популизмом "партии власти" и либерально-антигосударственным популизмом ее оппонентов. Однако сделать это необходимо ради перспектив левого движения, и шире - ради судьбы российского общества и государства.

Выживание коммунистов в долгосрочной перспективе будет зависеть от их способности разработать долгосрочную стратегию развития России, соединив расколовшиеся ныне идею государства, идею свободы и идею социальной ответственности.

В конкретно-политическом плане это могло бы означать переход от сегодняшнего тактического альянса с либералами по "делу Ходорковского" к своеобразному "пакту Монклоа": в рамках этого соглашения либералы (вернее, наиболее прагматичная и ответственная их часть) должны будут отказаться от государственного нигилизма и экономического социал-дарвинизма, приняв концепцию социального государства, а коммунисты, в свою очередь, - признать неотъемлемой частью своей идеологии базовые политические, экономические и гражданские свободы. Это взаимное признание могло бы лечь в основу новой общенациональной стратегии, способной сплотить общество и стать реальной альтернативой идеологической безликости "партии власти", преодолев, как антинациональный характер существующих ныне сегментов гражданского общества, так и антисистемный настрой социально ущемленных слоев и групп. Механизмы реализации этого "лево-либерального пакта", как представляется, могут быть различными - от совещательных структур (своеобразное "Демократическое совещание") до политической коалиции (по примеру той, которая существовала между ХДС и КПИ в Италии во времена Альдо Моро, либо той, которая была заключена после ухода Пиночета в Чили между ХДС и блоком левых сил).

Все эти новшества едва ли принесут Компартии краткосрочные дивиденды, но на перспективу (электоральный цикл 2004 - 2008 годов) позволят модернизировать имидж и расширить электорат, вмешаться в формирование политической повестки дня, начав столь необходимую эволюцию КПРФ в сторону социал-демократии. Для либералов это могло бы означать начало процесса их "идеологической реабилитации" в сознании значительной части российского социума.

Наконец, подобное соглашение либералов и коммунистов, возможно, могло бы стать шансом и для действующего президента, предложив ему долгосрочную стратегию и опору, альтернативную не слишком надежной "партии власти".