1. Неправовое государство и неприватизация

Декларация решимости, с одной стороны, установить власть закона, а с другой - не пересматривать итоги приватизации - подкупает чистотою намерений, однако вызывает вопросы относительно осуществимости такой программы. Действительно: что может означать приватизация в стране, в которой фактически не действуют законы? Собственность - это ведь не некая субстанция, существующая в природе независимо от нас. Личная собственность - это форма взаимоотношений в треугольнике предмет-личность-общество, закрепленная в общественном законе. Только в том случае, когда уже действует правовая среда, можно начинать говорить о собственности. Утверждения об отношениях между личностью и предметом типа: "гражданин А владеет предметом Б" только тогда являются осмысленными, когда существуют и признаются обществом правила, согласно которым всегда можно верифицировать подобные утверждения, то есть проверить, что, действительно, "гражданин А владеет предметом Б". Если легитимной в глазах общества процедуры удостоверения этого факта не имеется, то любой может прийти и сказать: "Это - мое!" В последнем случае, когда возникает противоречие между утверждениями, отражающее конфликт интересов, - ни у одной стороны не оказывается узаконенной возможности искать поддержки всего общества и "легализовать" свои отношения с предметом владения, сделать их "законными".

Ситуация, в которой находится институт собственности, напоминает ситуацию с "законной" и "неформальной" формами брачных отношений: пока не встает необходимость обратится к обществу в качестве "рефери", отношения неформальных супругов могут не отличаться от отношений "законных". Однако в тот момент, когда эти отношения по каким-либо причинам нарушаются, возможность апелляции к закону у "неформального супруга" резко ограничена. Утверждение о частной собственности, существовавшей в неправовом государстве, напоминают брак в монастыре, где браков не может быть по определению.

Итак, говорить о том, что, якобы, была приватизация в отсутствие правового государства - абсурдно само по себе: либо приватизации, как таковой, не было, либо следует предположить, что правовое государство уже существует, а те, например, кто жалуется на отсутствие работающей правовой системы, - "глубоко не правы".

Вместе с тем, вряд ли можно назвать правовым государство, в котором президенту и правительству приходится заниматься разведением "по углам ринга" спорящих хозяйствующих субъектов. Таким образом, поскольку приватизации быть не могло из-за отсутствия правового государства, "пересмотр итогов приватизации" невозможен вдвойне.

Отсюда напрашивается вывод, которому хотелось бы придать не форму призыва, а форму прогноза: власть, покрутив в руках два лозунга, - "нет пересмотру итогов приватизации!" и "вся власть - закону!", - выберет один из них, а второй вынуждена будет отбросить из-за их полной логической несовместимости между собой. Причем, говоря "власть", мы не ограничиваем семантику этого слова какой-либо конкретной властью: любая власть вынуждена выбирать в данной ситуации "что-нибудь из двух".

Если власть примет за установку "вся власть - закону!", то путь, который откроется далее, более-менее гладок в плане логической разметки (что не означает его политической "гладкости"). После того как власть добьется исполнения законов, по принципу "закон для всех - один", в стране появятся настоящие, защищенные одним для всех законом, отношения частной собственности, после чего можно будет подумать и о приватизации.

Если же власть выберет лозунг "нет пересмотру итогов приватизации!", то ситуация выглядит гораздо менее приятной в плане планирования дальнейших действий. Идя по этому пути, власть будет вынуждена отказаться от задачи построения правового государства, поскольку "проведенная приватизация", как было сказано, означает автоматически, что правовое государство уже имеется. Поскольку это последнее убеждение вряд ли будет признано истинным, выбор в пользу "итогов приватизации" логически ничтожен. Он поставил бы перед властью парадоксальную задачу удержания негативного статус-кво: сохранения итогов "не-приватизации в частную не-собственность в условиях не-правового государства".

В конце концов, власть опять встанет перед той же дилеммой: "Да" правовому государству!" либо "Нет" пересмотру приватизации!" - и так будет повторяться до тех пор, пока власть не предпочтет строительство правового государства "сохранению итогов приватизации". Поэтому, как можно догадаться, после n-ного числа попыток (количество которых предсказать трудно, но которое явно зависит от IQ вершителей державных судеб), а также утомившись периодической необходимостью "разруливать" конфликты интересов частных лиц и группировок, власть, в конце концов, неизбежно предпочтет построение правового государства "сохранению итогов приватизации". И главное, не будет резона причитать об "антилиберальном выборе Путина". Выбор объясняется причинами логического порядка и не зависит от идеологических установок власти.

2. Частная собственность как эманация коллективного духа

Существование такого института, как "частная собственность" в современном виде, предполагает также наличие общества, готового встать на его защиту. Действительно, представим себе ситуацию, когда такого общества не существует. Поместим двух "субъектов хозяйствования", А и Б, на необитаемый остров. Пусть в какой-то момент их "хозяйственной деятельности" между ними возникнут разногласия относительно их отношений с материальными предметами. Даже если между А и Б были какие-либо предварительные договоренности и установлены некоторые правила, нет никакой третьей стороны, могущей разрешить их спор. Так что этот спор им придется решать без всякой ссылки на институт частной собственности и скорее всего - "силовыми методами".

Из этого простого мысленного эксперимента уже ясно, что для того, чтобы можно было говорить о существовании частной собственности, необходимо (кроме "субъекта хозяйствования" и закона о правилах приобретения, владения и передачи "в собственность" материальных предметов) также наличие третьей стороны - авторитетной силы, которая готова этот закон "водружать". Даже если принят закон, но такой авторитетной силы не находится, разговор о существовании в стране частной собственности становится бессодержательным.

Теперь попытаемся понять, что должна представлять собой эта третья авторитетная сила. Как уже было сказано, общество, в котором возможна частная собственность, должно обладать соответствующими механизмами исполнения закона и решимостью добиваться от своих членов исполнения законов о собственности. Резонно предположить, что в этой роли выступает судебная система. И соответственно, объяснить правовую неэффективность простой неквалифицированностью органов судебно-правовой системы. Но это объяснение, по крайней мере, недостаточно. Например, там, где сталкиваются интересы собственников-граждан различных стран, большое значение, наряду с процедурой делопроизводства, приобретает именно коллективная решимость защиты частных прав. По-видимому, это влияние общественной решимости тем больше, чем меньше власть закона. Но "власть закона" не бывает абсолютной. Это вполне соответствует наблюдаемым фактам, которые говорят, в частности, о существовании стран, особенно активных и успешных в защите прав своих собственников, - как внутри страны в рамках собственных законов, так и в случае международно-правовых коллизий.

Итак, общество, обладающее только судебно-полицейскими механизмами, но не обладающее решимостью защищать закон, очевидно, будет сталкиваться с ситуацией, когда партикулярные и внешние силы препятствуют деятельности судебно-правовой системы. В этом случае становится бесспорным, что просто высокой квалификации органов правовой защиты недостаточно, а необходимо нечто большее - коллективная решимость общества защищать власть закона. В конечном счете, сказанное означает, что прежде, чем будет установлена "диктатура закона", должен сложиться коллектив, обладающий "решимостью", который создаст государство, которое будет правовым и поддерживающим институт частной собственности.

3. Собственность гражданина как форма выражения национального суверенитета

Итак, "коллективная решимость" строит и поддерживает правовое государство, защищает институт частной собственности.

Но все же хотелось бы попытаться найти переход из области психологии в сферу политического и ввести понятие "коллективной решимости" в политически-правовые рамки, по меньшей мере, во имя "неумножения сущностей". Можно ли, например, политической проекцией психологического феномена "коллективной решимости" считать "коллективную собственность"?

Для начала отметим, что для понятия "индивидуальной решимости" его редукция к понятию "частной собственности" действительно возможна. Два этих понятия в разных условиях с необходимостью функционально замещают одно другое. Но в случае "коллективной собственности" возникают дополнительные возражения, поскольку как таковая она представляет собой сущностно оспариваемую категорию. Аргументы "номиналистов" от правоведения гласят, что понятие коллективной или общественной собственности либо абсурдно, либо сводится к понятию собственности частной. Адепты такого подхода, начиная с Джеймса Садовски (James Sadowsky, S.J, "Private Property and Collective Ownership"), в принципе ставят под сомнение законность понятия "коллектив" и "общество", что и превращает, по их мнению, понятие коллективной собственности в "вымышленное".

Обосновывается это примерно следующим образом: возьмем утверждение "команда "Спартак" отлично сражалась на поле". На самом деле, индивидуумы - те, которые записаны членами этой команды - отлично сражались, что позволяет нам сказать это более коротко: команда отлично сражалась. Другими словами: мы употребляем понятия "коллектив", "общество" просто для того, чтобы укоротить предложение, в то время как слово "команда" само по себе бессодержательно. Из этого делается вывод, что и понятие "коллектива" бессодержательно в той же степени, а понятие "коллективная собственность" может означать только совокупность частного владения долями некоторого богатства. "Коллективной собственности" не существует в природе, поскольку это просто мысленная конструкция, позволяющая нам укорачивать "список частных собственников", которые только и существуют "на самом деле". Только частные собственники обладают "действительной" активностью, поскольку только частные лица принимают решения в соответствии со свободой личного выбора, а не "общество" и не "коллектив". Даже "корпоративная собственность" вообразима только как сумма частных владений частями некоторой "корпоративной ценности".

Подобное неотрефлексированное разграничение "существующего реально" и "существующего только в воображении" может быть, однако, легко приведено к философскому абсурду. Достаточно заметить, что, если все так, как утверждают адепты социологического "номинализма", то и человеческая личность существует только в нашем воображении, а "на самом деле" существует, например, конгломерат "комплексов" (один из которых - "Эго-комплекс" - ошибочно принимается за репрезентанта целого) или, того хуже, сумма активностей отдельных клеток, каждая из которых вполне способна быть клонирована в определенной среде совершенно независимо от "коллектива". Таким образом, продолжая рассуждения в духе либертарианской абсолютизации индивидуума, приходишь к выводу, что индивидуума "не существует в природе" именно в том смысле, в котором ее сторонники объявляет "несуществующим" коллектив. Но если и личность - "вымысел", то вымышленным является и понятие личной собственности.

Разумеется, любое понятие можно до определенной степени считать условностью. Но условностью, эвристически оправданной. Такое понятие, как "коллектив", условно лишь до тех пор, пока не показано, каким образом его введение позволяет навести порядок в понимании других категорий. Таких, например, как "собственность". Это уточнение позволяет нам вернуться к исходному тезису. Коллективная собственность - это проекция в политическую область бихевиористской решимости коллектива защищать свои отношения с определенными (материальными и символическими) ценностями.

Однако на пути коллективной собственности со всей очевидности стоит то же самое препятствие, что и на пути частной, а именно - отсутствие правового государства. Именно это, а не "отсутствие коллективов в природе", делает использование понятия "коллективной собственности" в определенной ситуации неправомерным. Тем не менее, в мире существуют коллективы, которые весьма успешно отстаивают свои взаимоотношения с определенными ценностями, несмотря на отсутствие юридических механизмов защиты. В современном мире коллективом, который консолидируется через отстаивание своих отношений с материальными и духовными ценностями, является прежде всего нация. Следует отметить, что существующий в международных отношениях произвол очень напоминает произвол в неправовом государстве, и это позволяет еще раз убедиться, до какой степени индивидуальной решимости отстаивать свои имущественные интересы соответствует коллективная (национальная в данном случае) решимость отстаивать свои коллективные интересы. Но, что еще более важно, эти установки, индивидуальная и коллективная, не "параллельны" друг другу. Индивидуальная решимость отстаивать свое имущественное право является аспектом коллективной решимости учредить его. Эта зависимость особенно ясно и безжалостно вскрывается в ситуациях, когда интересы двух "национальных субъектов" выясняются в результате силовой борьбы. Любые ссылки индивидуумов на "право частной собственности" сохраняют смысл только в модусе правовых отношений, принятых внутри конкретного национального коллектива. Скажем, для "оккупантов" ссылка "покоренных" на свое право частной собственности - заведомо пустой звук. С другой стороны, и "оккупанты" не могут всерьез рассчитывать на то, что право частной собственности их представителей будет соблюдено без проявления ими "коллективной решимости" его восстанавливать, то есть без включения механизмов защиты коллективной собственности.

Институциональным выражением коллективной решимости защищать определенные ценности является национальный суверенитет. Вообще, он является политической проекцией психологического понятия "решимости". В этом смысле частную собственность вне рамок суверенитета невозможно даже помыслить, а институт частной собственности предстает лишь одной из форм проявления национального суверенитета. - Вывод, много раз высказанный, но и много раз забытый. И, пожалуй, нас он интересует не как "вывод", а как посылка для новых следствий.