Конфликт вокруг стратегически важного островка Тузла в Керченском проливе на фоне бравурных заявлений представителей российского истеблишмента о некоем "судьбоносном" прорыве в деле постсоветской интеграции благодаря соглашению о ЕЭП дал возможность лишний раз высветить темные углы в российско-украинских отношениях и подчеркнуть иллюзорность "украинофильской" политики Москвы.

Независимость Украины спустя 12 лет так и не стала для российской власти и общества свершившимся фактом. Большая часть российских элит живут в плену советско-славянофильских стереотипов и упорно не хотят признавать того, что элита Украины сделала свой выбор (уже самим фактом отделения) - не в пользу России, и набирающий обороты процесс украинизации и формирования украинской нации призван довершить политическое обособление двух народов этнонациональным и культурно-языковым.

Хотя, казалось бы, сами украинские лидеры своими словами (не говоря уж о делах) не оставляют места для таких иллюзий. Вот как сформулирована стратегическая задача украинской государственности Л.Кучмой в его книге "Украина - не Россия" (презентованной, что особенно примечательно, в Москве - на пике очередного сближения Киева с Кремлем): "После того как мы с Россией треть тысячелетия прожили под одной государственной крышей, самоотождествление украинцев невозможно без четкой инвентаризации в голове: это - Украина, а это - Россия". "Украину мы создали, теперь надо создать украинцев," - резюмировал президент. Кучма фактически процитировал Эрнста Геллнера, писавшего, что "национализм рождает нации, а не наоборот". И подобное совпадение, конечно же, не случайно. Долгосрочный тренд политики Украины выстраивается в соответствии с логикой националистического конструктивизма. К сожалению, "конструировать" украинскую нацию иначе, чем посредством "отрицания" России, в силу исторических обстоятельств, представляется невозможным (сам факт, что программный труд украинского президента имеет форму отрицательного суждения - "Украина не Россия", - достаточно красноречив).

Украинская государственность сотворена Галичиной, являвшейся частью Речи Посполитой и Австро-Венгерской империи и сознававшей себя "настоящей" Русью ("русскими") в отличие от Московии ("москалей", "кацапов"). Галичанские идеологи, в чем можно полностью согласиться с А.Окарой, положили в основу новой страны центральноевропейский культурный код с присущими ему антироссийскими стереотипами и фобиями, оказавшийся в конфликте с ориентированным на Россию восточноукраинско-евразийским кодом. Культурный конфликт во многом прошел по линии раскола общества на элиты и народные массы. Именно галичанские представления были усвоены большей частью политического и культурного истеблишмента страны (речь идет не только о выходцах с Западной Украины, но и о большой части носителей восточноукраинской ментальности и украинофильствующих русских), выработавших консенсус о необходимости европейской и евроатлантической интеграции. Они оказались удобным инструментом в руках бывшей партноменклатуры для обоснования курса на размежевание с Россией, очищения Украины от русской культуры и русскости.

Поэтому логика украинской "незалежности" волей-неволей совпадает с логикой западных геополитиков, считающих украинское государство ключевым элементом системы блокираторов российских амбиций в Евразии. (Примечательно в этой связи, что на роль модератора евроатлантического проекта для Киева оказалась выдвинута Варшава - носительница кода "центральноевропейскости" в его чистоте).

Такое развитие ситуации диктовало необходимость перехода Москвы к политике подлинного прагматизма, отказа от иллюзий славянофильства и попыток удержать при себе Украину раздачей "пряников". Довольно скоро, однако, мода на жесткие заявления по адресу Киева сменилась прежними перепевами на тему "вечной и нерушимой" славянской дружбы. Кремлевская политика на украинском направлении так и не обрела нового качества, унаследовав многие стереотипы и подходы ельцинской эпохи.

Как следствие, Москва оказалась не готова использовать благоприятные возможности для отыгрывания своих позиций в условиях острой потребности Кучмы в российской поддержке в период политического кризиса и парламентских выборов 2002 г. Проблемные вопросы были в очередной раз сняты с повестки двусторонних отношений, а по некоторым из них ("газовый вопрос") были приняты сомнительные компромиссы.

Кремль так и не решился потребовать от готового к серьезным уступкам Кучмы предоставления русскому языку статуса государственного. Фактически были прощены многомиллиардные газовые долги (по разным оценкам, составлявшие от 3 до 3,5 млрд. долл.), за которые можно было попросить не только Тузлу, но и севастопольскую базу в придачу. Конечная сумма ($1,4 млрд.) оказалась в разы меньше реальной, и даже ее погашение было рассрочено на многие годы. Расчет же на то, что Киев в ответ на широкий жест Москвы по-братски поделится своей трубопроводной системой, не сработал. Добившись от Москвы желаемого, Киев успешно "заболтал" вопрос о газовом консорциуме.

Заявленный прагматизм свелся к мифологеме о некоем совместном движении России и Украины в Европу. Иными словами, Москва предложила Киеву в обмен на политические и экономические преференции передать ей эксклюзивное право представлять украинские интересы в диалоге с Западом - расчет, как доказывает вся практика российско-украинских отношений, ошибочный. Если такое посредничество еще может быть полезно для Кучмы, попавшего на Западе (в результате "кучмагейта" и оружейных скандалов) в "серый" список персон с подмоченной репутацией, то его преемником оно неизбежно будет воспринято как ограничитель суверенности и помеха в реализации политики "европейского выбора".

В своей стратегии Москва следует иллюзорной установке, что Украину можно "проглотить целиком" (с заложенным в ее государственную матрицу галичанско-центральноевропейским кодом), вовлекая ее в интеграционные проекты на постсоветском пространстве. В реальности Кремль поощряет Киев и дальше продолжать политику "и нашим и вашим", заключающуюся в попеременном разыгрывании российской и евроатлантической карт и напоминающую поведение украинских гетманов второй половины XVII в., использовавших к своей выгоде борьбу за обладание Украиной между Россией и Польшей при поддержке Ватикана.

Тактика украинского правящего класса в отношении России сводится к незамысловатой схеме: из года в год, педалируя темы славянского родства и общего советского прошлого, доить российскую экономическую "корову", дотировать за счет российских льготных цен на энергоносители собственную неконкурентоспособную экономику и использовать в период внутриполитических обострений и избирательных кампаний поддержку Москвы, ее политический, финансовый и медиа-ресурсы для сохранения собственной власти - в обмен на щедро раздаваемые обещания о некой мифической экономической интеграции, которые затем Киевом легко отбрасываются, как только открываются возможности для реабилитации в глазах Запада.

Мало что меняет в этом плане и создание ЕЭП. Ялтинские соглашения стали лишь личным поражением Кучмы, обозначив провал его попыток форсировать вхождение Киева в Европу. На свет появилась еще одна квазиструктура (с неясными целями и механизмами - позволяющими, по словам В.Путина, "очень мягко подходить к реализации достигнутых договоренностей") в дополнение к уже существующим под крышей СНГ. Киев ясно дал понять, что вхождение в сообщество ни к чему его не обязывает. И допускает свое участие в ЕЭП лишь в той мере, в какой проект не входит в противоречие со стратегией евроатлантической интеграции.

Если Москва и ставила себе целью получить еще один козырь в большой игре на евразийском пространстве (Ялтинские соглашения испекли на скорую руку буквально в канун российско-американского саммита), то получила выигрыш довольно сомнительный и краткосрочный, эффект от которого будет улетучиваться по мере попыток наполнения схемы реальным содержанием. К тому же вероятный приход к власти В.Ющенко превращает и без того проблематичные перспективы проекта в нулевые.

Подлинная интеграция противоречит интересам украинских элит, не желающих терять "самостийность" и те возможности, которые она открыла. Украина - то самое "слабое звено", которое порвет всю цепь выстраиваемых Кремлем реинтеграционных процессов по периметру российских границ в СНГ. Участие Киева в таких проектах сведется к непрерывной фронде и попыткам образовать альтернативный центр. Москва в результате может получить связку Киев-Минск, которая будет успешно гасить все ее порывы к углубленной интеграции.

Интеграционные соглашения с Украиной будут возвращаться бумерангом кремлевским проектировщикам. Всякий раз, когда Москва будет пытаться жестко отстаивать свои интересы по каким-либо острым моментам в двусторонних отношениях, Киев будет шантажировать ее угрозой выхода из ЕЭП (и пример Тузлы это уже показал).

Кремль с упорством, достойным лучшего применения, пытается привязать ориентированную на бегство от него страну, вместо того чтобы минимизировать распыление ресурсов и попытаться продвинуть максимально возможную интеграцию с теми странами евразийского культурно-цивилизационного кода, которые могли бы реально образовать во главе с Россией новое интеграционное ядро (речь идет прежде всего о Казахстане и Белоруссии - что предполагает, правда, решение "проблемы Лукашенко").

Причем характерно, что главным и по сути единственным инструментом реализации стратегии интеграции с Украиной выбраны экономические средства. Москва и здесь демонстрирует, что находится в плену старых стереотипных представлений о примате экономики и экономической пользе как универсальной отмычке ко всем проблемам взаимоотношений. Такое положение объясняется прежде всего интересами российских олигархических групп, защита и продвижение которых является основным приоритетом российского правительства, нередко в ущерб российским стратегическим интересам в Украине.

В итоге, гоняясь за химерой российско-украинского союза, Москва самоустраняется от участия в той борьбе √ борьбе между двумя типами культурно-цивилизационной идентичности Украины, - которая имеет определяющее значение для будущего отношений двух стран. Как следствие, не решается проблема формирования пророссийских субъектов на украинской сцене. В этом плане ничего не изменилось с ельцинских пор, и в обозримой перспективе подобная близорукость грозит резким сужением политических возможностей влияния на Украину. Можно ли всерьез рассуждать об успехах на интеграционном поприще при повальной дерусификации культуры и образования, когда официальная школьная программа работает на воспитание подрастающего поколения в духе вражды к России и русскому народу? Наступление на русский язык и русскую культуру, жесткая установка Киева на всеобщую украинизацию уже привели к существенным изменениям в украинском этнодемографическом балансе. Итоги переписи 2001 г. зафиксировали фантастически стремительное убывание русского населения - его численность в сравнении с 1989 г., по официальным данным, уменьшилась почти на четверть - с 22% до 17%; за это же время на десятую часть уменьшилась доля тех, кто считает русский язык родным - с 33% до менее чем 30%.

Через пару поколений, при продолжении существующих тенденций, "русский вопрос" в отношениях двух государств отпадет сам собой...