Тема заседания (от 19.11.03): Новое политическое размежевание √ до и после выборов

Сегодня главный вопрос стоит не "Кто Путин?" или "Где Путин?". И даже не "С кем Путин?", а скорее так - "Зачем Путин?". Иногда говорят, что "Путин пришел как человек, которому было суждено остановить революцию". Да, остановить революцию - но не остановить время! Считается, что он должен (нам осталось узнать - кому?!) оставить в наследство "электорально воспроизводимые институциональные рамки".

Зачем же нужны эти "рамки", пусть и воспроизводимые электоральными кролами? Почему это должна быть трансформация президентской в парламентскую республику? Чтобы вслух сказать миру, что мы читали Токвиля и знаем пути конституционного развития?! На деле вопрос заключается в эффективности статуса политического народа, то есть в ежедневном доказательстве существования государства перед лицом текущей мировой ситуации.

Павловский как-то сделал важное замечание, оставшееся без должного внимания: "Путин родился из демократического взрыва, взрыва общественного доверия". Взрыва, вполне способного учредить новую рес-публику. Однако сам выбранный медиа-механизм (как механизм политической коммуникации в условиях недоверия) предполагал лишь наличие гаранта, а не суверена. Отчасти этот механизм был сродни известному из социологии феномену виртуального решателя : кто-то должен появиться из области сгущенного поля коллективных ожиданий и сделать долгожданное. Или, на худой конец, проговорить табуированное: "Старуха, дверь закрой!".

О впечатляющих свойствах медиа-машины уже писали не раз. Возможно, это был остроумный способ преодолеть тотальную аномию и недоверие в обществе. Но надо понимать, что, деполитизируя элиты и переводя массы в ступор ожидания, машинка по производству "стабильности" девальвировала социальное пространство. В этой логике "цена вопроса" состоит "всего лишь" в разрушении наличного социального порядка. Карл Шмитт как-то заметил, что "общество существует как res publica, как общественность, и оно ставится под вопрос, если в нем образуется пространство необщественности, которое действенно дезавуирует эту общественность". Тем самым под вопрос ставились будущее страны и сама возможность учреждения государства.

Пусть Путин, как сказал кто-то из присутствующих, - "парень не нашей мечты". Но он - не просто единственный символьный олигарх, а наглядный для всех принц ожиданий. Это ожидание государства не может тянуться вечно - оно требует разрешения бремени: нельзя долго сидеть на чемоданах или жить в зале ожидания. И рано или поздно необходимо нарушить молчание о главном - тот самый молчаливый консенсус элит.

Этот консенсус по умолчанию связан с правовым статусом государства, в котором нет принятой народом конституции, а есть лишь переходная процедура, обозначенная только для элит. Ведь субъект суверенитета по конституции - сама власть, пусть репрезентованная неким "ее многонациональным народом". "Носителем суверенитета и единственным источником власти┘ является ее многонациональный народ," - гласит Основной закон, и не правы те, кто видит здесь юридическую неряшливость. Субъект конституции √ именно некий "народ Власти", тот самый, в чью пользу были (по эфемеизму Грызлова) "незаконно изъяты активы". Правительство выбрало себе другой народ - теперь это уже не риторика, а уникальный конституционный факт! Такую конституцию "ограниченного действия" или "переходного периода" можно пересказать кратко - "отобрать и поделить". Но потом, когда не без выгоды распродается чужое на сторону, должно быть не до будущего территорий.

Бытует простое объяснение. Некогда было воспринято (или навязано) мнение, что элита не может удержать пространство - и до, и после Урала. Это и породило стремление все перевести в оффшор или прикрыться гарантиями транснациональных компаний. Отсюда, условно говоря, стратегия Абрамовича. Эта стратегия совершенно рациональная, а потому очень успешная. Ему осталось купить только Альпы. Или Гималаи, в том случае, если Альпы ему вдруг не продадут. А для бесповоротного входа в мировой истеблишмент - жениться на английской королеве или принце Чарльзе. Однако жизнь несколько сложнее иронии прохановских передовиц.

Негативистская консолидация элит, как "многонационального народа власти", состоялась вокруг внешней точки сборки. Но последующего сплочения масс вокруг навязываемых "либеральных ценностей" не случилось. После всей массовидности пропаганды этих "ценностей" и дрессировки жизненными практиками "свободного рынка" проявился очевидный предел: всего 10-12 процентов от остающегося пока населения. "Можно даже утверждать, что в "ядре" либеральной части общества присутствуют элементы субэтничности, настолько "матрица" этнической идентичности отличается от традиционной "матрицы".¹ Это было равносильно образованию нового субэтноса, но со старым девизом: "Как сладостно Отчизну ненавидеть!". Тем самым ценой негативистской консолидации стала потеря идеи государства как пространства локализации и даже утрата самого понятия границы.

Формально смысл границы территориального государства состоит в разделении сферы внутренней и внешней деятельности. Однако сегодня индивид может являться акционером отечественной компании, которая оказывается подразделением ТНК; он может находиться под защитой или угрозой полиции своей страны или Интерпола. При этом как-то забывается не менее важное второе значение границы - разделять области внутренне и внешне неполитического.²

Сейчас различие между внутренним и внешним стирается; нарастает деполитизация не только масс, но и элит. Однако различие между политическим и неполитическим сохраняется, отсюда и отчетливое требование консерваторов даже не возврата в политику, а реконструкции политического по его имеющимся останкам. Разумеется, не в примитивном смысле призывов к президенту "определиться и начать действовать "решительно". В первую очередь, определиться нужно самим - в существенном. И оценивать очевидные на первый взгляд компромиссы, исходя из главного.

Ведь вне политического такие важные характеристики современных государств, как их территория и границы, - все больше оказываются размытыми. Между тем сама идея либерального государства предполагает наличие сферы неполитического как внутри его границ, так и вне их. Потому деполитизированный индивид все больше и больше совершает свои коммуникации помимо государства.

"Казус Ходорковского" - как президента не ТНК или даже Фонда, а будущей "Открытой России" - состоит в следующем. В его исполнении лозунг "Да здравствуют политические амбиции!" означает отсутствие таких амбиций у всех остальных, не обладающих близкими по силе ресурсами. Если у вас нет подкрепленных амбиций, у вас не будет суверенитета, не будет границ, не будет самого будущего. Из открытого мешка России посыпаются не только активы, но и ставшие ненужными для сетевой структуры индивиды.

Это не только консерваторы, как бы боящиеся "потерять рабочее место в системе чудовищной популярности Путина". Это и любящая поговорить либеральная аудитория "Эха". В опросах которой президент Ходорковский набирает восемьдесят процентов, а чекист Путин всего двадцать, против обратного соотношения 20 на 80 в остальной "немытой жизни". Трагедия "говорливых либералов" состоит в том, что, образно говоря, редакция выедет, а слушатели (не имеющие таких подъемных) останутся со своей вредной привычкой звонить на радио.

Путин однажды (как всегда, раздраженно!) сказал: "У нас уже как-то была элита, говорившая по-французски". Верхи уже бежали от Царства, как великий князь Николай Николаевич сбежал от России в уютный домик жены на мысе Антиб. Потом деполитизированный Главнокомандующий часто повторял себе в полном одиночестве: "Это никого не касается!" Что ж, один из вариантов конца гражданской войны и есть территориальное размежевание.

Когда раскол мировоззрений и культур непреодолим, может быть, есть смысл рассмотреть предложения гражданина Надеждина ("валить vs. свалить") под другим углом. Вспомнить идею Балтийской республики, бывшую в ходу на волне предвыборного испуга 1996 года. Недаром до сих пор предлагают вывезти отдельно либеральные 1.5 миллиона в калиниградский анклав, тем более что он уже почти в Евросоюзе. И построить там Либеральную Россию. (Остальная часть, видимо, будет называться Единая Россия.) Это все же лучше, чем когда люди сами мучаются и нас мучают своей патологической неспособностью интегрироваться ни в какую среду...

Нарисованная выше утопия "великого раздела", безусловно, иллюстрирует не пользу механистического разделения. А скорее тот подзабытый факт, что "дух народа" не менее реален, чем пресловутый "дух капитализма". Поэтому содержательным выходом из ситуации "перманентной" гражданской войны является не разделение царства, а учреждение нового государства на данной территории. Здесь территория выступает как самоценность, интегрирующая общество и нивелирующая противоречия между стратами. Однако утрата Целого (находящая выражение и в описанном выше разделении) не позволяет ныне развить легитимную политическую идентичность, как об этом писал в ряде своих работ Карл Шмитт³.

Как справедливо было сказано, "актуализация вопроса об идентичности как в России, так и в Европе, приведет к необходимости решения вопроса политического - где, собственно, провести границу". Тем самым вопрос об идентичности и границах - это вопрос прежде всего политический, он в первую очередь требует наличия политики. Фразу Балибара: "Либо следует изобрести границы и сакрализировать их, либо изобрести политику, для которой открытость была бы фундаментальным измерением," - следует перевести на язык Шмитта так. Либо нам предстоит перейти в состояние политического и утверждать свой суверенитет, ведя войну по границам. Либо создать такую "удобную" политику, где уже нет друзей и врагов. Но сегодня выбор стоит не между войной и миром, а между войной и войной: выбор между пограничными конфликтами разной интенсивности и войной на уничтожение.

То есть от шмиттовской "войны форм" предлагается перейти к "тотальной" войне, что как раз и характерно для универсалистской доктрины либерализма. И вместо задач собственного выживания как народа на данной территории (требующей определения себя и своих границ!) беззаветно решать поставленные извне задачи сдерживания "новых варваров". Ведь чем-то надо платить за комфорт деполитизированной детской. Так идеология либерального империализма неминуемо ведет к дегуманизации конкретного исторического пространства народов, к его превращению в абстрактное экономическое пространство или пространство тотальной войны.

Истоки затянувшихся поисков идентичности (политической и этнической) на территории бывшего СССР лежат, как подчеркивалось еще в "Ином"⁴, "в отсутствии политической легитимности новых социальных порядков, образовавшихся на месте огромной империи". Как отмечал А.Филиппов, в тех политических решениях, когда "произвольные административные границы стали основанием для самоидентификаций "общности-в-границах"". Когда "люди Беловежья" признали административные границы в качестве межгосударственных. Тем самым "международно-признанные" границы "эРэФии" унаследованы нами от РСФСР в составе СССР. Однако велика ли цена этого "признания"?

Вспомним еще неостывший "парад суверенитетов" или желание одной части общества прирастить территорию за счет "исконно русских земель", а другой - построить "либеральную империю" вместо "блефа СНГ". Наконец, само "мировое сообщество" признает сегодня нас в одних границах, а завтра может "увидеть" совсем в других. В настоящее время границы нам дарованы "свыше", под чутким наблюдением мирового суверена. И еще большой вопрос, сможем ли мы их сохранить в "первозданном" виде в это далеко не мирное время.

Во время, когда генштабы заняты подготовкой к большому военному конфликту на рубеже 2010-2020 года, иногда называемого почему-то "войной за раздел Сибири". Когда Башкирия и Татария, как смешанные области проживания, уже стали объектами закладки инфраструктуры не национальных государств или халифата, а лимитрофа (Цымбурский) перед китайской границей по Уралу. Или тогда мы спрячемся за формулу великого обмена - "Русский мир в обмен на территории"? Оказывается, что утопия "Русского мира" как надмирного архипелага потребует огромных затрат на создание сетевой структуры из ранее не существовавших русских диаспор. Проще и дешевле реконструировать государство в пространстве историческом, а не в кибер-пространстве.

Однако такого рода проблемы выходят далеко за пределы прагматического рубежа выборов-2003 или даже горизонта планирования выборов-2004. В предвыборных заявлениях и лозунгах "размежевавшихся" партий пугает по-настоящему только одно. То, что нет признаков "образа будущего", ориентированного на живущих здесь и сейчас. Назад в СССР - это побег в прошлое. Социализм - как в Швеции, или природная рента - как в Норвегии, или капитализм - как в цивилизованных странах, - это все формулы транзита, жизни "только не здесь". Когда Путин говорит на съезде РСПП: "Я вижу Россию успешную и богатую!" - эти пустые слова проходят мимо сознания. Здесь бурная овация маркирует своевременный уход президента, а не приход символьного образа.

Пока по умолчанию за образ будущего принимается фантазм комсомольцев застоя - исправленный и дополненный "баблом" брежневизм или усиленный идеал чучхе, где "все живут одинаково зажиточно". Даже полубелогвардейский лозунг "Единой России" (характерно, что слово неделимая здесь опущено!) не связан с принципом "заботы" о национальной судьбе. Между тем образ будущего должен содержать ответ на вопрос: "Где границы того, что мы готовы называть Россией?". Создание символьного образа будущего аналогично акту возвращения в гербе имперской короны на обе орлиные головы. Именно эта корона делает само существование двух голов, глядящих в разные стороны, осмысленным.

Единство пространства должно быть представлено четкой идеологической формой - образом будущего. Предстоящий "территориальный консенсус" должен выступить как нечто самоочевидное для элит. В таком случае для сохранения страны потребуется создание не медиа-механизмов, а символьных мотиваций для поддержки власти на всей территории. Здесь сами понятия "мост", "буфер" или "остров Россия" становятся образом жизни, а значит - и являются проектами различного существования или небытия.

Примечания:

¹ Бызов Л.. Социокультурная трансформация российского общества и перспективы формирования неоконсервативной субъектности. В сб.: "Базовые ценности россиян: социальные установки. Жизненные стратегии. Символы. Мифы" / Ответ. ред. Рябов А.В., Курбангалеева Е.Ш. - М.: Дом интеллектуальной книги, 2003 - 448с.

² Филиппов А. Социология пространства: общий замысел и классическая разработка проблемы. "Рутения", 2000, #2

³ Государство, в отличие от гражданского общества, - это очень специфический исторический феномен, как говорит К.Шмитт, "конкретное, связанное с исторической эпохой понятие".

⁴ А.Филлипов. Смысл империи: к социологии политического пространства.// В сб.: Иное. М, 1995 г.