Не будем делать открытия или давать практические рекомендации, тем более что сегодня это уже было бы юридически рискованно. Попытаемся честно и по возможности аргументированно сформулировать отношение к самому институту российских выборов в их сегодняшнем состоянии. За идущими в СМИ и на экспертных семинарах разговорами о том, "кто с кем объединяется" и "кто сколько голосов соберет", теряется вопрос о смысле выборов вообще как механизма "обратной связи" между обществом и его политической элитой. О том воздействии, которое будет оказано выборами на состояние и динамику общества. И о том, как обстоят дела сегодня в "управляемой российской демократии"? Ряд региональных выборов уже выявил некоторые симптомы прогрессирующего электорального паралича. Самое время спросить себя: почему с каждыми думскими выборами падает явка и растет скепсис по отношению к самой форме "выборного волеизъявления"? Говоря теоретическим языком: почему выборы не укрепляют легитимность власти как таковой, а снижают этот уровень?

Первое теоретическое отступление: о "легитимности". Наши политики часто путают "легитимность" с формальной законностью - "легальностью". Между тем, понятие "легитимности" было введено М.Вебером в научный оборот именно для того, чтобы сделать возможным это различение: между корректностью соблюдения правовой процедуры и фундаментальным доверием, создающим предпосылки права. Абсолютно легально проводящиеся выборы в соответствии с принятыми послушным большинством законами могут эффективно и незаметно разрушать легитимность власти, усиливать пропасть отчуждения между властвующими и подвластными. "Повинующиеся повинуются по той причине, что они и субъективно рассматривают свои отношения к господствующему над ними индивиду как нечто для них обязательное. До той поры, пока дело обстоит... приблизительно таким образом, "господство" покоится на согласии, признающем его "легитимность" (М.Вебер. Избранные произведения. М.1990, с.541). Добровольное согласие, готовность подчиняться "не за страх, а за совесть" - ключевой элемент в устройстве легитимной власти. Это выводит наше понимание политики и выборов за узкий горизонт формально-юридической трактовки ключевого в современной политической науке понятия "легитимность".

А теперь вспомним некоторые штрихи выборных кампаний последних лет, значимые для понимания смысла происходящих электоральных процессов в аспекте их легитимности.

Энергия морального протеста против власти КПСС отчасти питала последние советские и первые российские выборы, которые, возможно, были самыми легитимными и честными в новейшей Российской истории. Достаточно сравнить и уровень явки на них, и тот моральный фон, на котором они проходили. Хотя и тогда, например, в той же Прибалтике имела место перекройка избирательных округов, создающая косвенные преимущества по социальным и этническим критериям. И Солженицынский памфлет "Жить не по лжи", пафос которого был направлен против КПСС, воспринимался общественным сознанием не как блажь не от мира сего, а как своего рода этический манифест. Представить, что к нынешним политикам можно всерьез обратиться с подобным призывом, уже не хватает фантазии... От выборов к выборам градус сопровождающей их лжи лишь возрастал, снижая уровень нравственных требований, предъявляемых к ним, и понижая планку общественной морали.

1993 год. Весной - референдум о доверии, сопровождаемый отработкой манипулятивных технологий, шельмованием "антиреформаторского" съезда и ВС РФ в демократической прессе. Осенью - расстрел высшего законодательного органа страны, изящно названный "поэтапной конституционной реформой", и выборы в Думу с усеченными полномочиями. Трудно точно и однозначно оценить вклад 1993 года в делегитимацию постсоветской власти, но очень многие из моих знакомых перестали ходить на выборы именно с тех пор. Что не случайно: наиболее сокрушительное поражение тогда потерпела не "реваншистская" часть депутатского корпуса, а наиболее последовательные носители демократической культуры, бывшие сторонники Ельцина, отказавшиеся дезавуировать свои, делегированные избирателем, полномочия. Напомню, что Великая французская революция началась именно потому, что депутаты Генеральных штатов не подчинились решению короля Людовика и не сложили с себя полномочия. Можно лишь пожалеть, что в декабре 93-го избиратели упустили возможность "прокатить" всех кандидатов в Думу, ранее добровольно отказавшихся от мандатов и депутатского звания по требованию исполнительной власти. Тем самым планка требований к депутатам была опущена самим обществом. Возможно, нормальной реакцией на события 1993 года был бы тотальный бойкот выборов как таковых, и именно такая гражданская реакция сохранила бы электоральный процесс от дальнейшей девальвации.

Выборы 1995 г. и президентские выборы 1996 г. сопровождались все большим выхолащиванием политического и нравственного содержания процесса. В частности, во главе федеральных партийных списков появилось множество людей, начиная с Черномырдина, которые заведомо не собирались быть депутатами. В электоральной политике стало происходить нечто аналогичное тому, что происходит, когда вы приходите в театр на любимого актера, а роль поручена неизвестному вам статисту.

В 1999 году и в 2003 году мода на подставных лидеров приняла повальный характер. Все это делается вполне легально, на глазах Избиркома и, в конечном счете, с согласия "электората". Граждане покорно голосуют за одних, прекрасно зная, что в Думу пройдут другие, что обессмысливают своим голосованием институт представительной демократии и поощряют политическую безответственность элиты.

Символом президентских выборов 1996 года стала коробка из под ксерокса, набитая "нелегальными долларами", вынесенными из здания правительства... Власть показала, что будет безнаказанно нарушать законы, которые сама же устанавливает. Забегая вперед, скажу, что виновных и преступления так и не было обнаружено. Дело замяли. Электорат, окончательно теряя гражданскую ответственность, продолжал как ни в чем не бывало "шуршать бюллетенями" за Ельцина, "прощая" подлоги, нечестность, преступления и становясь соучастником грязной политики, которую чистоплюйски осуждал сидя на кухне или у экрана телевизора. Что было бы, если бы страна отреагировала на вынос коробок с черным налом из здания правительства 90 процентной неявкой на выборы? Можно лишь мечтать и гадать. Мы возмущаемся тем, что наша элита считает народ быдлом, но давно пора задуматься, не даем ли мы ей основания для подобных оценок.

Последние выборные кампании отмечены расцветом "админресурса" и "юридических технологий". Власть на легальных "основаниях" выкручивает руки одним кандидатам, закрывая глаза на прегрешения других. Думские партии фактически солидаризировались с такой позицией. Приняв безнравственное электоральное законодательство, "Закон о партиях", партии и фракции фактически совершили шаг к монополизации политического рынка и стали соучастниками делегитимизации и выборов, и государственной власти. Словно в издевку, многие законы носят громкие и обманывающие названия: "Об основных гарантиях избирательных прав граждан...". Но если нравственная оценка нарушений начинает все больше и больше расходиться с правовой оценкой, то у ответственных политиков и экспертов это должно вызывать тревогу.

Второе теоретическое отступление: о праве и нравственности. "Право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел, или некоторый минимум, нравственности, равно для всех обязательный", - писал В.С.Соловьев (Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Лениздат. 1990, с.108). Нравственная оценка того или иного шага в связи с выборами не является, таким образом, совершенно внешней по отношению к правовой. Иначе мы обречены путать право и односторонний силовой административный произвол, прикрытый правовой казуистикой.

Махатма Ганди был не юродивым, а тонким политиком, доведшим кампанию гражданского неповиновения против британского владычества до создания крупнейшего независимого государства. Нравственность есть не "сбоку бантик" на механизме политики, как думается многим электоральным "спецам", а важнейшая сущностная и внутренняя деталь публичной политики.

Когда в 2003 г. избиркомы готовы квалифицировать как нарушение законодательства любую не нравящуюся публикацию и информацию о кандидате, невольно возникает вопрос: Избирком только вплотную подошел к грани, за которой начинается нарушение конституционной нормы, отменившей цензуру? Или уже перешел эту грань? Здесь уместно напомнить, что нормы Конституции декларированы как нормы прямого действия. И ссылки на то, что нормы избирательного законодательства конкретизируют, дополняют, развивают нормы Конституции, в силу этого выглядят мало убедительными и мало уместными.

Кроме того, информационно-избирательная чувствительность Избиркомов заставляет невольно вспомнить теледеятельность С.Доренко и другие "шалости", которые Избиркомом во главе с тем же Вешняковым никак не осуждались и не пресекались. Нет реакции и на совместительство госслужащими категории "А" своих постов с партийной деятельностью. Еще раз повторю: речь идет не просто о формальном нарушении закона. Путем юридических уловок этого можно избежать. Но этический "двойной стандарт" российской элиты демонстрируется на выборах повсеместно и лишь усиливает аномию общества.

Третье и последнее теоретическое отступление: об аномии. Этот термин, производный от французского слова (уходящего корнями к греческому), - фактически эквивалент русского словечка "беспредел". Понятие было введено Э.Дюркгеймом для обозначения такого переходного состояния общества, когда не действуют ни правовые, ни этические регулятивные системы, размывается групповая солидарность, возрастает девиантное поведение, когда становится сверхсложной задачей адаптация и социализация индивида. Все, начиная с Президента, говорят о правовом государстве, и все живут по принципу: после нас хоть потоп. В этом смысле аномия эквивалентна тотальной люмпенизации общества. Причем лидером люмпенизации выступает сама "элита". Во имя сохранения этого лидерства она лелеет и продлевает аномию, создавая бесправию все новые законодательные покровы, безвластию - все новые технологические протезы.

Я бы сравнил симптомы снижения легитимности власти с предупреждением о коррозии несущей конструкции. Ржавчина разъедает ее медленно, незаметно и неуклонно. Внешне насквозь проржавевший мост выглядит точно так же, как нетронутый ржавчиной. До определенного момента можно обманывать себя этим кажущимся сходством. Нелегитимная власть, какое бы количество выгодных себе законов она ни напринимала, подобна дереву, кажущемуся очень крепким снаружи, но насквозь прогнившему изнутри. Электоральный анализ, похоже, свидетельствует в пользу того, что моральное отчуждение становится на повестку дня и превращается в политически значимый фактор. А за моральным отчуждением идет моральное сопротивление. Кто сумеет оседлать этот импульс - пока не ясно. Но, я полагаю, для всех будет лучше, если "этическая революция" окажется революцией сверху.