Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20031216-mia.html

Новый президентский консенсус
Александр Мячин

Дата публикации:  16 Декабря 2003

Торжество традиционализма

Подавляющим большинством СМИ и экспертов результаты думских выборов признаны сенсационными. Одним из наиболее распространенных объяснений произошедшего, особенно полюбившихся коммунистам, стала ссылка на фактор нечестной игры, вплоть до обвинений власти в прямых подтасовках и фальсификациях.

Это объяснение, однако, мало что дает для понимания сути и смысла произошедших в обществе сдвигов. В этом плане не столь важно, какие и как использовались политтехнологии, - важно, что они оказались в резонансе с общественными настроениями.

Результаты выборов позволяют говорить о ясном и недвусмысленном сигнале власти и элитам, вернее, двух сигналах, тесно связанных между собой, - запросе на сильное государство и запросе на обеспечение большей социальной справедливости. В одном пакете объединились желание "порядка" ("стабильности"), связываемого с образом сильной центральной власти и сильного закона (равного для всех), и желание изменений прежде всего сложившейся системы социально-экономических отношений в сторону более сбалансированного распределения общественного продукта.

Общим посылом к власти стало требование подвести черту под ельцинской эпохой нестабильности, внутриполитической конфликтности, социального дисбаланса, создававших ощущение катастрофизма. Этот посыл и обусловил профиль нового парламента.

Итоги выборов зафиксировали поражение сил, олицетворявших прежнюю ельцинскую эпоху (СПС, "Яблока" и КПРФ), и победу сил, образующих условный лагерь сторонников модернизации, расставания с эпохой ельцинизма ("Единой России", "Родины" и неувядающей ЛДПР - партий, чьи предвыборные лозунги оказались в наибольшей мере адекватными запросам новой эпохи).

Общий знаменатель выборов-2003 - победа почвенничества. При всех политических, экономических, идейных различиях победителей объединяет традиционалистская ментальность, установка на традиционные ориентиры России (сильную централизованную власть, патернализм, державничество), заложенные в российском культурно-цивилизационном коде.

Триумф "Единой России" объясняется прежде всего тем, что народ (точнее, та часть, которая проголосовала) увидел в ней не просто "партию власти" (в отличие от ДВР и НДР), а партию давно лелеемого населением "самодержавного" "порядка", связываемого в массовом сознании с президентом Путиным. Кремлю для обеспечения победы "ЕР" всего лишь нужно было подтвердить эту склейку партии с президентом. Ее успех стал показателем доверия населения Путину, свидетельством восстановления (разорванного при Б.Ельцине) традиционного для российского архетипа союза верховного правителя с народом.

Желанный народу "порядок", увиденный им во власти Путина, имеет несколько прочтений:
- порядок как прекращение своеволия и войны элит и криминального беспредела, подавляемых "железной пятой" центральной власти; как переход от состояния "войны всех против всех" к консолидации нации;
- порядок как поддержание социального баланса, определенный уровень социальных гарантий (своевременная выплата зарплат и пенсий, реальное повышение материального благосостояния);
- порядок как державничество, восстановление сильного и уважаемого в мире государства, "великой России".

При этом отчетливо бросается в глаза распределение общественных запросов между победителями. Если "ЕР" олицетворила прежде всего стабильность и порядок, консервативное начало (созвучное доминирующим настроениям общества), то ЛДПР и "Родина" оказались в значительной мере конкурентами за возможность "оседлать" запрос на социальную справедливость и державничество: к "Родине" отошли умеренная часть населения и "просвещенные патриоты", Жириновский замкнул на себя якобински настроенную часть населения, требующую всемерного "закручивания гаек", жаждущую революционного террора по отношению к элементам и группам, ассоциируемым с прежней ельцинской системой.

Успех глазьевско-рогозинской "Родины" дополняет неудачу либеральных партий, позволяя рассматривать это поражение не как случайное явление, но как подтверждение реального поворота в общественных умонастроениях.

Внушительный результат, полученный "Родиной", стал возможен прежде всего благодаря тому, что впервые удалось столь эффективно соединить державническую идеологию с левой идеей. Предыдущие попытки патриотов прорваться в большую политику оказывались неудачными в силу прежде всего их оторванности от социального проекта.

КПРФ, уже долгое время стремившаяся монополизировать патриотическую идею, так или иначе обесценивала ее, подчиняя идее советского реванша, неприемлемого для большей части патриотически мыслящего электората, особенно среднего класса и интеллигенции. Эти слои мыслят уже не категориями советского патриотизма, а российского державничества, и державническая риторика Рогозина оказалась вполне созвучной их взглядам.

В то же время глазьевская идея "природной ренты" оказалась вполне конкурентоспособной на рынке левых идей в силу отсутствия новых предложений со стороны КПРФ. "Новые левые" оказались выигрышно радикальнее "прогнившей" бюрократической верхушки компартии, основательно дискредитировавшей себя связями со своими "классовыми врагами".

Однако в этом соединении патриотизма и левизны кроется и главная угроза для "Родины". Блок представляет собой двуликого Януса в образах "социал-демократа" Глазьева и амбициозного и самолюбивого "империалиста" Рогозина, что создает поле перманентной конфликтности идей и лидеров и провоцирует конкуренцию за единоличное руководство в блоке. Это же создает угрозу "разрыва" "Родины" между двумя полюсами притяжения в новой Думе: между КПРФ - глазьевский тренд - и "Единой Россией" - рогозинский тренд.

От того, насколько успешным окажется сотрудничество Рогозина и Глазьева, удастся ли найти взаимоприемлемые компромиссы в решении проблемы лидерства, и будет зависеть будущее "Родины": либо она превратится в дееспособную партию, способную ускорить деградацию или модернизацию КПРФ, либо следует ожидать распада блока на патриотическую и левую части, политического заката "Родины" в ее нынешнем виде и нового брожения на патриотическом поле.

Запрос на "новый либерализм"

Поражение сил прежней эпохи сделало актуальным вопрос, как и кому распорядиться их наследием. Если со "старыми левыми" более-менее понятно - их багаж осваивают "новые левые" из глазьевской "Родины", - то со "старыми либералами" такой ясности нет.

Парадокс истории, или, лучше сказать, ее насмешка, состоит в том, что усердно вбивая последний гвоздь в крышку гроба коммунизма, А.Чубайс и его соратники одновременно подрубали основание той идеологии, которую они пытались насадить на место коммунизма все последнее десятилетие. Лидеры правых с удивлением для себя обнаружили, что оказались в одном с коммунистами списке "вчерашних".

Вопрос не в том, могли или нет правые либералы при других, более благоприятных, условиях попасть в Думу, - вопрос в другом, а именно в явно обозначившемся с конца 90-х годов тренде: упадке влияния СПС на умы, расхождении их лозунгов с российской реальностью. Общество просто устало от демагогии нынешних либералов. Оно перестало реагировать на заклинания о свободе СМИ, которые, как выяснилось, "свободными не бывают", и о правах человека, которые свелись для либералов по сути к правам отдельно взятого сверхбогатого человека, в то время как десятки миллионов бюджетников оказались лишены своевременного получения даже мизерных зарплат, а для многих из них, не говоря уже о пенсионерах, жизнь свелась к элементарной борьбе за физическое существование (за годы реформ произошло гигантское обесценение труда, что стало одним из основных механизмов обеспечения колоссальных сверхприбылей и создания сверхсостояний в России; лишь по официальным данным за чертой бедности в стране находится около 30% населения).

Навязываемые обществу установки крайнего индивидуализма и эгоизма, "поедания слабого сильным" (некий синтез Штирнера и социал-дарвинизма с культом служения золотому тельцу) оказались враждебны российским традициям, русскому этосу, а также этико-нравственным установкам российского традиционного либерализма и российской интеллигенции с ее культом "служения народу".

Антигосударственничество правых либералов оказалось в противоречии не только с задачами национального выживания в сложной геополитической обстановке, но и с интересами тех социальных слоев, к которым они апеллировали. Взятые правыми на вооружение лозунги о полицейском государстве не могли встретить значительного отклика в среде "среднего класса", напротив, кровно заинтересованного в сильной власти как союзнике против олигархического монополизма и криминального рэкета.

СПС, позиционировавший себя как партию всего бизнеса, на деле оказался партией олигархического капитала. Включение Чубайса в первую "тройку" лишь укрепило в обществе восприятие СПС как партии тех групп элит, которые оказались в состоянии глубокого конфликта с большинством народа.

Характерно, что вся философия современного российского либерализма строится на расколе общества, ставшем главным содержанием, квинтэссенцией ельцинской эпохи (вразрез с духом консолидации путинской эпохи, задачей формирования национального самосознания). Ее отличает подчеркнутое противопоставление:
- успешных 20% (по подсчетам лидеров правых) остальной огромной массе населения;
- молодежи и стариков;
- "новых русских" и "старых русских";
- "россиян" и русских.

Не в пользу либералов оказалась и позиция Запада. Белый Дом, дорожащий союзом с Путиным, оказался готов закрыть глаза на многие процессы в сегодняшней России, неоднозначные с точки зрения канонов демократии. Признание Вашингтоном и ведущими европейскими столицами результатов выборов стало еще одним сигналом, вынуждающим отечественных либералов всерьез задуматься над вопросами собственной модернизации.

В общих чертах уже ясно, каким должен быть "новый либерализм", отвечающий веяниям нового времени. Модернизированный либерализм должен будет прежде всего соединиться с традицией, врасти в "почву". Это должен быть либерализм консервативный, видящий себя не антиподом государства, а выступающий в союзе с ним, отвергающий антипатриотизм "старых либералов". Этот либерализм должен будет восстановить утраченную связь с традицией дореволюционного российского патриотического либерализма, вобрать в себя наследие кадетов в лице прежде всего Петра Струве, осуществившего творческий синтез идей империи и свободы.

Нельзя сказать, что СПС не почувствовал ветра перемен, но все его действия в этом направлении производили впечатление явно натужное, искусственное, отдавая налетом лицемерия и фальши.

Взять тот же "либеральный империализм" Чубайса, который фактически стал первой попыткой использовать новаторскую идею Струве в новейшее время, приспособив ее под задачу собственного политического выживания. Попытка явно не задавшаяся. Сторонники Чубайса не смогли оценить масштаба и значимости перемен и оказались явно не готовы к требуемым от них жертвам. Общество также не поверило в псевдопочвенничество Чубайса и Коха.

"Новому либерализму" предстоит вернуть идее либерал-державничества первоначальный смысл, вложенный в него Струве. Может ли СПС или "Яблоко" стать фундаментом "нового либерализма"? Исключать этого нельзя. Но это потребует мужества пересмотреть свои нынешние идеологические основы. От либеральных партий потребуется масштабное обновление руководства за счет людей из провинции, более близких к "почве", интересам и чаяниям среднего класса.

Затягивание с модернизацией может дорого обойтись либералам. "Свято место пусто не бывает" - за право представлять интересы оставшегося без традиционных покровителей бизнеса уже конкурируют "ЕР" и "Родина". Обращают на себя внимание, в частности, слухи о том, что часть "единороссов" назначат исполнять роли либералов в созданной для таких задач депутатской группе.

Контуры второго срока

По результатам выборов власть впервые в новейшей российской истории получила даже не контрольный пакет, а абсолютное большинство в парламенте, дающее президенту полный карт-бланш на проведение выбранного им политического курс.

В то же время, президент не полностью свободен в этом выборе. Итоги прошедших выборов обозначили те мегатренды, которые неизбежно будут оказывать влияние на формирование программы второго президентского срока В.Путина. Президент так или иначе должен будет учесть полученный от общества запрос на модернизацию политической и экономической систем в стране.

Индикатором давно созревшего и перезревшего ожидания перемен следует рассматривать рост протестного электората. Обращает на себя внимание значительно подросший кандидат "против всех" (с 3,3% в 1999 г. до 4,8%). Цифра разочаровавшихся в политической жизни и власти станет еще более внушительной, если учесть огромный процент неучаствовавших в выборах (44% против 38% в 1999 г.), - очевидно (на фоне сравнения ситуации в России и благополучных западных странах), что мотивация большей части таких избирателей имеет скрытый протестный характер.

К общему отчуждению этой группы населения от политики и власти, истоки которого относятся к эпохе Ельцина, добавилось разочарование уже собственно в Путине, от его действий или скорее бездействия, - прежде всего в социально-экономической сфере (нашумевший массовый протест пенсионеров против мизерных пенсионных надбавок стал лишь одним из наиболее очевидных примеров народного недовольства). Высокая доля отказавшихся в той или иной форме от выборов - это в первую очередь индикатор угасания надежды на перемены к лучшему, связываемых с трансформацией существующей системы социально-экономических отношений. Очевидно также, что к такому протестному сегменту можно отнести и существенную часть левого и патриотического электората коммунистов, ЛДПР и "Родины". В совокупности данный сегмент составляет до двух третей избирателей.

Профиль его основных запросов совпадает в целом с посылами активной части электората: порядок и стабильность, социальная справедливость, патриотизм.

Это означает, что успешность намеченных властью радикальных либеральных реформ, прежде всего коммунальной, будет определяться тем, насколько жестко они будут увязаны с выравниванием распределения общественного пирога. Это, в свою очередь, предполагает устранение значительных диспропорций в структуре народного хозяйства, связанных с доминированием "сырьевых баронов".

Реализация нового курса, очевидно, предполагает существенное обновление властных эшелонов - прежде всего правительства. Результаты выборов, в частности, дают президенту возможность реализовать на практике лозунг правительства парламентского большинства.

Триумф "Единой России" позволяет Кремлю дополнить выстраивание вертикали власти вертикалью партийной системы. В лице новой партии Кремль худо-бедно получил приводной ремень к механизмам управления страной, возможность прочнее сшить "медвежьими" партийными ячейками мозаичное, регионально и этно-национально разнородное российское пространство, укрепить российскую государственность. Ни одна из прежних партий ельцинской эпохи на эту роль не годилась.

Однако нынешний монолит "медведей" во многом кажущийся, за ним скрываются многочисленные трещины и расколы. Многие наблюдатели справедливо указывают на увеличение проблем с управлением такой огромной разношерстной массой.

В одной берлоге оказались медведи разных цветов и вкусовых предпочтений - левого и правого уклона, от убежденных государственников до либералов, - нацеленных (особенно одномандатники) прежде всего на решение своих собственных задач и лоббирование интересов пославших их в Думу групп. Это создает благодатную почву для лоббистских и идеологических столкновений и развития фракционности.

Второй срок и даст ответ: насколько президенту удастся удержать под контролем выращенного Кремлем монстра и нацелить его на решение актуальных и стратегически важных задач, стоящих перед страной.

Очевидно также, что эффективная политика модернизации предполагает изменения в кадровой политике президента: переход от принципов землячества и личной преданности к принципу служения "общему делу", ротацию элит за счет вливания свежей крови из регионов и открытость по отношению к силам, способным внести реальный вклад в реализацию политики нового курса.