Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
Тема: Обновление партийной системы / Политика / < Вы здесь
Путинская слобода
Дата публикации:  29 Декабря 2003

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Вокруг города жили слободы: исконные градовцы называли слобожан нахальщиками, ибо слобожане бросали пахотное дело и стремились стать служилами-чиновниками, а в междуцарствие свое - пока им должностей не выходило - занимались чинкой сапог, смолокурством, перепродажей ржаного зерна и прочим незнатным занятием. Но в том была подоплека всей жизни Градова: слобожане наседали и отнимали у градовцев хлебные места в учреждениях, а градовцы обижались и отбивались от деревенских охальников.

Андрей Платонов "Город Градов"

Свое предновогоднее заседание Консервативный пресс-клуб посвятил теме "Консенсус победителей". Скажем честно, тему следует воспринимать с той легкой долей иронии, с которой современник читает солженицынский или иной "Пир победителей". Это позволит, подводя итоги политического года, не впадать в поэтические фантазии на тему прекрасной жизни после одержанной победы, а поговорить о прозе жизни. Тем более, что как думские "победители", так и "условно побежденные" сражались лишь на виртуальной плоскости телеэкрана. Поскольку в этом пространстве могут существовать одни медиа-партии, то одержанная ими победа на выборах - это не политическая победа, а социологическая.

Говорят, что сегодня сами выборы уже неотделимы от масс-медиа, обслуживающих электоральный процесс. Ведь, по мнению Бодрийяра ("Реквием по масс-медиа"), "первым и самым прекрасным из всех масс-медиа является избирательная система: ее вершиной выступает референдум, в котором ответ уже заключен в вопросе". Вся современная архитектура выборов, как и самих масс-медиа, построена на том, что "процесс обмена" сделан невозможным. Согласно Бодрийяру, именно на этом основывается система социального контроля и власти.

Термин "плебисцитарная демократия" лишь маркирует одну из форм симуляции ответа, но уже не способен ничего изменить в однонаправленности коммуникации. Результаты выборов фиксируют результаты проводимого в день голосования социологического опроса. (Бурдье недаром отмечал, что назначение этого артефакта - скрывать то, что состояние общественного мнения в данный момент есть система сил, напряжений). Проценты, пусть и заверенные ЦИКом, - это лишь социологические параметры консенсуса, зафиксированного в момент максимальной информационной накачки, сегодня, в послевыборной тиши, - он уже иной. Что толку обсуждать процентное соответствие ожиданий той "прекрасной" половины, что пришла на выборы, с теми политическими предложениями, что были на экране в предвыборную неделю! А как быть с "темной стороной Луны"? А как быть с проектами, не представленными в телевизоре на предвыборной политинформации?

Поэтому не следует поспешно говорить о "националистическом реванше" или, напротив, о "крахе русофобии" и забавным хором воспевать "перемену курса". Все эти "перемены" еще надо увидеть на деле. Что может помешать власти, удовлетворив на словах ваши "самые смелые" ожидания, спокойно забыть об этих обещаниях на все четыре года. Ведь никакого механизма "ответа" (например, в виде отзыва депутата) не предусмотрено. Поэтому основная проблема может быть сформулирована так: как превратить победу социологическую в победу политическую?

Иными словами, важно определить содержательные параметры нового патриотического консенсуса. Патриотическим он назван не по имени предвыборного блока "Родина", а скорее по тем задачам, которые призван решить. Иван Александрович Ильин предрекал, что переход от коммунизма примет в России форму национально-либеральной диктатуры. Но наши "демократические транзитологи" перевели заветы Ильина стереотипно - через концепт антинациональной - либеральной диктатуры (или "военного либерализма"). Такой перевод был поспешным и неверным, а потому ушел в прошлое. В этом определении важна именно первая составляющая - "национальный". Термин "либеральный" скорее выглядит как дань внешней моде ("С волками жить - по-волчьи выть!") или как формальное требование для "экономической эффективности". Диктатура - это не страшное для либералов явление, но точное требование наличия государственного порядка.

Национальное важно потому, что без национально-территориальной рамки (или концепции "мягкого изоляционизма", или "экономики больших евразийских пространств") эта диктатура будет чужой. Управляемой из внешнего центра, откуда по команде расцветают розы "бархатных революций" на всем пространстве СНГ. Сегодня принято определять "путинскую платформу" как национал-либерализм . Но, по замечанию А.Невзорова, ее можно сформулировать и так: "монополия государства в сфере собственно политической и свобода индивида в гражданской". Консерватору такая переходная форма представляется приемлемой основой для консенсуса или компромисса.

История России не раз демонстрировала разные переходные формы при изменении политических институтов. Но наиболее существенными параметрами всегда являлись те ограничительные рамки, которые организуют взаимоотношения между людьми. Ведь внешние изменения затрагивают, прежде всего, формальные институты, например, правовые нормы, регулирующие политическую жизнь. Однако куда большее значение имеют неформальные институты - это обычаи, которые определяют корпоративное поведение людей и которые проявляют себя в виде традиций или взаимных соглашений. Эти неформальные правила весьма устойчивы.

Высокая легитимность власти может быть достигнута только при соответствии формальных институтов неформальным народным чаяниям. Понятно, что эффективность политических институтов прямо зависит от уровня легитимности власти. Институты нелегитимной власти (как и некоторые экономические институты, например, нелегитимная собственность) могут обеспечивать стабильность и устойчивость лишь в краткосрочной перспективе. Но издержки на их поддержание чрезмерно велики, да и стратегически они остаются неэффективными.

Поэтому невозможно игнорировать важнейшую особенность политической власти в России, сложившуюся еще в Московском государстве в XVI-XVII вв. - это синкретизм власти. В условиях синкретизма власти произошло подчинение государственным нуждам не только церкви и боярства, но и крестьянской общины, а также включение в "общее тягло" городского и посадского самоуправления. Например, русские города не стали "вольными", а превратились в конечном итоге в административно-тяглые единицы по исполнению "службы государевой". В России на них (как в селе - на общину) было возложено выполнение государственных функций: фискальных, судебных и административных.

По мнению Пивоварова и Фурсова, с тех пор в России "появилась Самодержавная Власть, единая и неделимая, качественно однородная и по сути единственная. Причем единственная не только как власть, но и как моносубъект". Это соответствовало такому же глубинному пониманию природы власти в народе. Отсюда и постоянно возникающее ощущение монархического поля, отсюда все эти формулы от "Народной монархии" Солоневича до "Телефонной монархии" Солозобова. Поэтому Президент, репрезентирующий верховную власть, воспринимается даже на Западе "как добрый русский царь".

Важно понимать, что синкретизм власти был закреплен не только формально-правовым образом, но и неформально - в общественном сознании. По этому поводу в России действительно возникло согласие: фигура царя воспринималась как священная и непогрешимая. Однако сам русский царь являлся полновластным самодержцем, а не "полным самодуром". Ограничительная рамка его действий понятна из знаменитой аксаковской формулы: "Народу - сила мнения, Царю - сила власти". Тем самым верховная власть одновременно являлась и объектом, причем весьма чувствительным к народному мнению.

Действие этого механизма можно понять на современном примере. Путин является всенародно избранным президентом, чья легитимность не просто поддерживается высочайшим рейтингом. По словам Земляного, "Президент санкционировал существование такого народа, который обеспечивает ему его рейтинг". Но не безликое "население" дало Президенту рейтинг в 72 процента - Путин является сегодня "президентом для русских". (Недаром перед избранием на свой пост Путин впервые публично обратился к русским в своем предвыборном Письме.) Социологический факт состоит в том, что именно русские, составляющие теперь 71,7% от всего "населения", могут обеспечить Президенту столь высокий рейтинг, другого такого народа просто нет. Это прежде всего жители малых городов - "слобожане": жители путинского посада и обитатели путинской слободы. Из "чувства меры" Президент может выступить с порицанием лозунга "Россия для русских". Но поддержка лозунга "Россия для нерусских" будет для него фатальной.

Другое дело, что в стране до сих пор отсутствует инфраструктура для агрегирования и распространения "народного мнения". Как показали выборы, наиболее эффективными (и единственными!) инструментами власти являлись бюрократическая вертикаль и масс-медиа. Существующая сегодня в медиа-среде "фабрика по производству мнений" практически полностью связана с обанкротившимся либеральным крылом. Об этом свидетельствует затянувшийся в СМИ плач по поражению "правых" и трогательная забота по трудоустройству "правых", как блудных, но родных детей власти. Поэтому первоочередной задачей является формирование нового политического словаря, способного адекватно описать ситуацию вне "мертвого языка" с его фантомной "лево-правой" топологией.

Сегодня на волне думских выборов во власть пришли "нахальщики" - политическая беднота, не имеющая своих средств политической коммуникации. Даже "Единая Россия" пользовалась для достижения результатов не принадлежащей ей бюрократией и приданными на время масс-медиа. У "новых политических русских" не существует не только СМИ, но даже учебника по политграмоте, способного научить фразе: "Мы не жлобы, жлобы - не мы!" Здесь важно не тиражировать предвыборную тавтологию медиа-партий! Следует планомерно наполнять новым содержанием информобъем, осуществляя замену постперестроечного глоссария на консервативный язык. К этой задаче примыкает решительное обновление "экспертной панели", политической журналистики, да и всей медиа-среды. Тонкий слой либералов с неподобающе огромной машиной по производству мнений не сразу отмирает, он еще будут долго заполнять собой медиа-пространство. Как заметил Ремизов, если "прагматизм" власти "сводится к тому, чтобы "руководствоваться обстоятельствами", то собственно властью обладает тот, кто эти обстоятельства формулирует".

Ведь еще одно назначение выборов в Думу - это частичное обновление элит, то есть возможность относительно быстрого прихода во власть "других людей" (слобожан или нахальщиков) в лице депутатов и сопровождающих их лиц. Пусть людей, профильтрованных через заметный имущественный ценз или через консенсус "вьездной комиссии", но не прорастающих медленно через исполнительную систему и не деформирующих свое сознание в "деструктивном культе" власти. Эта своеобразная форма мобильности отчасти напоминает экзамен на чин, проводимый в императорском Китае. С той разницей, что сегодня другие традиционные пути вертикальной мобильности, такие как ремесла, наука и монастырь (или его секулярный аналог - партийная карьера, как послушание в партийном ордене), пока закрыты.

Отсюда вытекает и вторая задача, поставленная еще Солоневичем в "Народной монархии", - необходимость создания "системы монархических учреждений". Недаром, как отметил Земляной , "нынешняя оппозиция в рамках формирующейся политической системы может быть только истеблишментарна, то есть - назначена". Это замечание, касается не только проблемы оппозиционных партий. По большому счету, речь идет о создании сверху системы власти (в неформальном понимании - "монархии") или "учреждении" Государства. В малом это означает выход медиа-партий, ставших ненужными на четыре года, в политическую коммуникацию вне СМИ. Из них победит тот, кто сможет принести власти больше социальных технологий, технологий "социальной ответственности", объединяющих или "брошюрующих" массы. Тот, кто будет реально контролировать этот соцпакет, и окажется нужен власти со своим синдикатом в рамках новых корпоративных отношений.

Сегодня, после выборов в Думу, мы оказались как никогда близки к исполнению вековой мечты трудящихся: "Советы без коммунистов". Интересно, что, по Владимиру Далю, старинное значение слова "Совет" - это соединение ветвей ("со-вет") или место слияния ветвей на дереве. Таким образом, подводя политические итоги года, следует говорить не о девальвации отдельных ветвей власти (парламент - не место для разговоров, а инструмент власти). Речь идет о неизбежном историческом процессе осознания российской властью себя как моносубъекта. Или, другими словами, о процессе автосборки Левиафана.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие статьи дискуссии 'Обновление партийной системы' (архив дискуссии):
Руслан Хестанов, Победят Деньги /03.12/
Думские выборы в зеркале зарубежной прессы. Теперь в Дубае, как и в Нью-Йорке, очевидно, что результат российских выборов предрешен большими деньгами и политической рекламой, что в выигрыше окажется прежде всего коалиция Кремля и большого бизнеса.
Михаил Фишман, Государство взаимной лжи /04.12/
Что является предметом наступивших выборов? Собственность? Нет. Смена элит? Нет. Их предмет - ключевые национальные фобии. Шизофрения, собственно, состоит в том, что тотальное неверие в государство, в его институты и чиновников сочетается с глубоким патернализмом. Организация быта и вся ответственность переложены на нелюбимую власть.
Андрей Н. Окара, Сто лет одиночества Путина /04.12/
Юрий Солозобов, Домашний кинотеатр /05.12/
Политическая система "5+1". Видимо, медиа-партиям следует выпускать свои пока обязательные программы прямо в виде мультиков или комиксов.
Олег Вите, Итоги четырехлетия /05.12/
Первые ростки возрождения. Произошла трансформация политических партий, исчезновение "антисистемных" партий, что равносильно легитимации сложившегося вектора развития России. О чем теперь говорят коммунисты? Например, в связи с Ираком - подсчитывают потери на рынке вооружений.
Предыдущие публикации:
Виталий Аверьянов, От Думы к Собору /29.12/
Политологическая фантастика ближнего действия. Постсоветский (он же постмодерный) период заканчивается, наступает время новейшей русской истории, идеологический пароль эпохи уже известен: комплексный неофундаментализм.
Руслан Хестанов, Экономическое чудо года /26.12/
Специалисты утверждают, что именно Индии удалось раскрыть секрет "органического", устойчивого и самостоятельного роста. Китайская модель выглядит чрезмерно зависимой от прямых иностранных инвестиций. К тому же она менее привлекательна, поскольку предполагает авторитарный политический проект.
Татьяна Базжина, Брызги фонтана /25.12/
Третьего за полгода ректора нашел себе РГГУ - на этот раз историка-экономиста В.В. Минаева. Теперь за РГГУ можно быть спокойным - ректор на месте, оперативное управление протечками и пожарами он будет осуществлять вовремя, политическая составляющая тоже в норме.
Григорий Остерман, Новые либералы vs. новые консерваторы - попытка диалога /25.12/
По следам заседания "новой Думы". Прямо в день заседания президент заявил, что хотел бы видеть в парламенте две основные силы, точно соответствующие коллективным участникам мероприятия - право-либеральную и лево-консервативную. Таким образом, провозглашенная Путиным двухпартийность в "теневой" Думе уже реализована.
Владимир Миронов, Частный капитал пришел некрасиво /24.12/
Опыт отношений ЮКОСа с РГГУ печален и поучителен. Берется некоторое готовое, созданное государством учреждение, и фактически за дешево из него делают частное. В большинстве стран, особенно в Европе, не пускают частный капитал с такими большими полномочиями в вузы, ограничиваются созданием попечительских советов.


предыдущая в начало следующая
Юрий Солозобов
Юрий
СОЛОЗОБОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки: