Cказать, что терроризм подобен наркомании, еще не означает найти пути его устранения, или, точнее сказать, ослабления, поскольку уничтожение терроризма - задача явно нереалистичная. За кадром остается ответ на вопрос, почему и как получается так, что один становится просто наркоманом, а другой - "наркоманом-террористом".

Опустим вопрос "кто виноват?" и сосредоточимся на вопросе "что делать?", вернее - даже на трех: "что делать?", "чего не делать?" и "что уже сделано?".

Начнем с того, чего делать не надо. Пускай хотя бы кто-нибудь из энтузиастов ужесточения правил регистрации в Москве объяснит, почему он считает, что эта мера позволит сократить число терактов в Москве? На чем основана их железобетонная уверенность в этом и недюжинная энергия, как говорится, достойная лучшего применения? И каким образом эта мера вообще способна предотвратить хотя бы один теракт? Может, террористу-смертнику будет трудно нажать на кнопку, не имея регистрационной карточки? Или в России настолько сложно подделать любой документ, что каждый постовой, остановив при рутинной проверке прохожего с липовой карточкой регистрации, способен вмиг заподозрить подделку?

Я скорее бы понял упорство энтузиастов ужесточения регистрации и прописки, если бы оказалось, что они просто пытаются "отработать зарплату". Я все еще надеюсь, что они просто не любят немосквичей или пытаются такими мерами успокоить народ. Но если они действительно верят, что ужесточение регистрации может повлиять на статистику терактов, - это страшно. Это говорит об их полной некомпетентности. Покажите нам хотя бы одно статистическое исследование, хоть один намек на связь между числом терактов и московской регистрацией?

В то же самое время есть достаточно свидетельств (на ближневосточном материале), что верно как раз обратное, и в ряду мер административного контроля помочь может только полное отделение от враждебного населения путем хорошо охраняемой государственной границы или методом полной блокады определенной территории.

В российском варианте это означало бы либо отделение Москвы "защитной стеной", колючей проволокой и минными полями, либо новую депортацию в территориальное гетто целого народа, живущего по всей России. И первое, и второе абсолютно невозможно, ни по юридическим, ни по моральным причинам. Это - именно то, чего властям делать не следует. Те же полумеры, которые предлагаются, только создадут дополнительные неудобства гражданам и оттянут силы и средства от мер действительной борьбы с террором, которые уже доказали свою эффективность.

То, чего не следовало бы делать, ни властям, ни прессе, - это раздутое до размеров сенсации сообщение о питерском убийстве девятилетней таджикской девочки. Такая избыточная фокусировка наглядно показывает отсутствие в российской прессе культуры действительного анализа, который всегда предполагает, что факты идут впереди выводов, а не наоборот.

Действительно, сколько за три дня, прошедших с момента теракта в метро, было в России совершено убийств, учитывая, что за год их совершается не менее 25 тыс.? Сколько из этих убийств было таких, в которых убитым и убийцей были люди разной национальности? Сколько таких, в которых убийцей был русский, а жертвой - нерусский, и сколько - наоборот?

Почему журналисты не задаются подобными вопросами, а продолжают выискивать в этом море убийств подробности одного этого случая и нескольких похожих? Ответ следующий: потому что доминирующим стереотипом российских СМИ вообще является ситуация, когда свое мнение журналист считает совершенно очевидной истиной, к которой только и надо, что надергать из многообразия фактов один-два подходящих, якобы "доказывающих" выдвинутое мнение. Этот метод - крайне порочный, и неважно (и неудивительно), что некоторые мнения в конце концов оказываются близкими к истине, важно, что подобный способ поиска истины крайне неэффективен.

В случае убийства таджикской девочки мы согласимся с теми, кто считает, что надо дать, во-первых, следствию, а во вторых - суду разобраться, чем это было. Истерика питерского губернатора здесь также совсем не к месту, так как выдергивается далеко не ясный случай из тысяч убийств детей и жестокого с ними обращения (см. подборку случаев насилия против детей в России на "Регнум"). Конечно, вместо рутинной работы помощи детям, в частности питерским беспризорным, то и дело гибнущим по разным поводам и без, проще поручить органам разобраться с одним единственным "ярким" происшествием, заранее названным "случаем вопиющего национализма".

Кстати, не уверен, что вообще законно даже с точки зрения кривого российского законодательства давать следствию подобные начальственные "вводные". Дескать, "разберитесь со случаем национализма!". Получается, губернатор дал правоохранительным органам разнарядку в виде постановления своего самоличного суда: разберитесь, дескать, но в результате ваши выводы должны быть такими-то - и точка!

Еще не задержаны подозреваемые, а приговор им уже сформулирован и озвучен прессой - причем таким "авторитетнейшим" изданием, как Фонтанка.ру, по всей видимости, никогда не ошибающимся ни в приведенных фактах, ни в выводах. Теперь следствию и суду будет крайне затруднительно в обстановке административного давления, нагнетаемой СМИ истерии, сопровождающихся дипломатическими демаршами союзников (см. заявление Таджикистана), объективно вести расследование и вынести приговор, исходя из положений закона, а не настроения толпы. А ведь страна пытается строить "правовое государство"!

Все вышесказанное нами, естественно, относится и к текущей ситуацией в освещении теракта в московском метро. Получается абсурдная картина: еще не нашли виновников ни взрыва, ни убийства девочки, а выводы уже имеются: чеченцы, русские националисты. Да интересует ли общество истина в данном случае вообще? Думаю, общество в широком смысле объективные ответы на возникающие в связи с этим вопросы да, интересуют. Хотя бы потому, что от способности власти (трех ветвей власти) давать объективные ответы на подобные вопросы зависит личная безопасности членов общества. А вот интересуют ли объективные ответы на эти вопросы тех, которые в метро не ездят?

Вообще то, именно с целью обеспечить объективное проведение расследования и оградить его и суд от давления в других странах есть такое понятие, как тайна следствия и запрет на публикацию подробностей предварительного следствия до решения суда. Это и делается как раз для того, чтобы распространяемые слухи, опирающиеся на обрывочные данные следствия, не приводили к эскалации ненависти (и насилия по мотивам мести) с обеих сторон, когда для нее, возможно, и нет никаких оснований. В данном же случае одна спекуляция, вброшенная на высоте эмоций: "чеченцы!" - возможно, и породила (а если не породила, то способна была породить) эскалацию ненависти. Теперь же мы, ничему не научившись, вбрасываем в СМИ следующую спекуляцию: "русские националисты". Кто будет следующим?

Остановимся теперь на том, что действительно стоит сделать в целях борьбы с террором. Как известно, работа по предотвращению терактов более эффективна на ранней стадии их подготовки, задолго до того, как террорист вышел "на дело". В первую очередь - это меры разведки. При том, что все большее развитие получают методы наблюдения в стиле "хай-тек", наибольших результатов пока добиваются при использовании инсайдерских источников.

Развитие и поддержание эффективной агентурной сети требует времени, а самое главное - культуры и традиции разведки. Эрозия этой системы в целом привела в конце концов и к снижению эффективности антитеррористической борьбы. Кроме того, в условиях, когда террористы финансируются и вербуются из-за рубежа, нужна система сбора агентурной информации в этом направлении по всему миру, особенно в исламских странах и, как это ни странно, в Европе.

Подобная система не может быть дешевой - развитие и поддержание сети агентурной очевидно дороже, чем сети корреспондентской, - но если не бросаться деньгами на вышеупомянутые очевидно абсурдные проекты, то, думаю, "наскрести" можно. Результаты использования агентурной информации и других методом разведки впечатляющие. Так, по израильским данным, от 80 до 90% готовящихся терактов удается предотвратить на ранней стадии, еще до выхода террориста на задание.

Эффективны могут быть и иные меры безопасности. В Израиле, кстати, до последнего времени придерживались концепции, что теракты с участием самоубийств можно предотвратить только на ранних этапах его подготовки. Считалось, что с того момента, как террорист, обвязанный поясом взрывчатки, добрался в заданный район, предотвратить теракт практически невозможно. Однако со временем этот подход был дополнен и в значительной мере пересмотрен.

Так по результатам многих терактов стало ясно, что если имеется специфическая информация о месте и времени подготовки теракта, становится возможным также проведение операции по нейтрализации террориста на месте. Даже при частичном успехе, когда террорист вынужден произвести подрыв заряда не там, где первоначально планировалось, такое усиление мер безопасности могут резко снизить число жертв.

С прогрессом новых технологий "domestic security" в мире начались разработки систем предупреждения терактов на общественном транспорте, в автобусах, хотя об эффективности таких систем говорить пока рано. Еще одно из новых изобретений, по мнению специалистов, могущее произвести переворот в этой области, - это так называемый "электронный нос", способный почувствовать запах взрывчатки в помещении.

Вместе с тем, невозможно правильно ответить на вопрос "что делать?", забывая о том, что уже сделано. А между тем в стране сделано немало. Например, для того, чтобы вызвать у террористов "кризис мотивации".

Если сравнить Кавказ с другим известным очагом террора, то выясняется, что в Израиле и на контролируемых этим государством арабских территориях число терактов с использованием террористов-смертников колеблется около цифры 10 попыток в месяц.

При сравнимом с российским числе "терророопасного" населения, число попыток палестинцев совершить самоубийственный теракт превышает террор, относимый к оппозиционным чеченцам, приблизительно на 2 порядка. Выходит, среди палестинцев гораздо легче найти мотивированных людей, готовых идти на самоубийственный теракт, чем среди чеченцев. Это можно объяснить только тем, что России в значительной мере удается сдерживать терроризм политическим путем.

О кадровом кризисе чеченского террористического подполья в последнее время говорит и кадровый состав смертников: в последнее время почти исключительно женщины, причем, по рассказу одной из них, опубликованному недавно ("Известия", 3 февраля 2004), - женщины с проблемами адаптации в мусульманском обществе, своего рода "социальные девианты", отвергнутые родственниками и морально сломленные.

Интересно, что палестинские террористические группировки также стали в последнее время использовать женщин с проблемами адаптации - отвергнутых мужьями, незамужних. Примечательно также, что этот переход террора на "женскую рабочую силу" в Израиле, как и в России, сопровождается признаками снижения мотивации потенциального контингента рекрутов в подразделения смертников. Так, по данным опросов, степень поддержки акций смертников постепенно снизилась с 2000 года с 75% населения до 35% в начале 2004.

Российских данных об изменении степени поддержки терактов в российских "терророгенерирующих" регионах в открытой печати не появилось, однако, учитывая тенденцию перехода к использованию "шахидок" там и здесь, можно предположить, что поддержка населением подобных акций снизилась и в России.

Причем трудно предположить иную причину такого изменения, кроме как относительный успех политического урегулирования в Чечне. Именно этот успех, по всей видимости, и определяет столь существенное различие в числе попыток совершить "акт шахида" в Чечне по сравнению с районом ближневосточного конфликта, где Арафату так и не была предоставлена возможность стать "палестинским Кадыровым".

Террористы, как считают спецы по этому вопросу, люди с изменчивыми целями. Они начинают свою деятельность в качестве "борцов за справедливость", однако впоследствии мотивы меняются, становятся большей частью карьерными. Позволим себе сделать "еретическое" предположение, что если предложить им другой "джоб", они, может быть, и перестанут быть террористами.