Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/20040304-nikita.html

О возможности собственности
Владимир Никитаев

Дата публикации:  4 Марта 2004

Одним из последствий реформ, которые в многострадальной России не могут то ли завершиться, то ли начаться, является уже почти привычное для всех "зацикливание" на вопросе о собственности. Даже тогда, когда с точки зрения культуры и традиций речь очевидно идет о справедливости (вопрос о природной ренте) или об эффективности управления (ревизия итогов приватизации), властители либеральных дум упорно подозревают в этом желание "отнять и поделить" и трубят о покушении на либеральное sancta sanctorum - частную собственность. Еще более удручает, что и в стратегической линии правительства, и в регулярных заявлениях президента о неуклонном намерении "продолжать реформы" реальное содержание вращается, как заколдованное, вокруг темы собственности (приватизация, налоги, "административные барьеры" и т.п.). С "итогами приватизации" ситуация более чем странная: с одной стороны, руководство повторяет, что "пересмотра не будет", а с другой - не может этим не заниматься, поскольку олигархическая структура распределения национального дохода и повальная коррупция суть также эти самые итоги.

Вообще в спорах по поводу приватизации, в рассуждениях на тему "есть собственность или ее нет" и т.п. нередко забывают, что в действительности речь может идти только о праве собственности. Именно и только право может быть гарантировано и подлежать защите со стороны власти и уважению (признанию) со стороны других людей. Иначе говоря, "собственность" - это не экономическое (или, по меньшей мере, не только экономическое), но правовое понятие. Поэтому, кстати, нет ничего неожиданного в том, что сегодня у нас итогами приватизации занимается прокуратура.

Всякое право (в смысле "право на...") прежде всего должно возникнуть, то есть имеет свой источник, а кроме того, в правовом государстве ни у кого и ни на что нет и не может быть безграничных прав. Любое право как область определенной свободы субъекта имеет границы - иначе оно перестает быть правом и становится произволом. В том, что касается признания права за конкретным лицом, последнее должно отвечать требованиям, предъявляемым к субъекту данного права вообще. Таким образом, право возможно только в рамках определенных предпосылок и условий.

Каким образом могло бы возникнуть право частной собственности в постсоветской России? Понятно, что речь может идти только о выполнении определенной процедуры передачи собственности от государства частному лицу. Здесь встают два вопроса: во-первых, насколько точно она была соблюдена в каждом случае, а во-вторых, насколько сама такая процедура вообще может быть легитимной.

Очевидно, если приватизации совершалась с нарушением процедурных требований, то никакого права собственности в ее результате возникнуть не может. И пусть процедура менялась по ходу дела, но локально всегда можно определить, нарушалась она или нет.

Сложнее обстоит вопрос с легитимностью самой процедуры. Понятно, что прежде всего такая процедура не должна противоречить Закону законов, то есть Конституции. Причем не только букве, но и духу. Однако и Конституция, тем более - новая, сама прежде должна быть признана легитимной, что невозможно, если в ней не заложено определенное понимание справедливости учреждаемого строя.

Государства, пошедшие путем реституции собственности, выбрали трудный с точки зрения реализации, но сравнительно легкий в плане решения задачи легитимации путь - своего рода "обоснование историей". Если мы признаем, что данный строй, возникший в результате уничтожения предшествующего ему, есть ошибка, насилие и попрание прав, и мы намерены "восстановить прерванное", то справедливо конституировать право на основе преемственности между нынешним и тем, которое было "в правильные времена". Однако в случае России это более чем проблематично. И не только потому, что прежние, дореволюционные собственники лежат на заграничных или отечественных кладбищах, но и потому, что далеко не все в России сегодня уверены в том, что до Октябрьской революции все было так, как надо и как должно быть, что "вернуться туда" было бы справедливым решением.

Глеб Павловский напоминает о другом пути - пути, на котором конституирует себя "власть, нарождаемая из мировой перетряски, среди утомленных ею собирая себе народ╩. Однако действительно ли "ельцинисты" шли таким путем?┘

Особенность "либеральной революции" заключалась в том, что "класс", в интересах которого совершался государственный переворот, был до известной степени виртуальным. И это сыграло если не решающую, то важную роль в победе "либеральной революции". Упомянутый "класс" был исходно виртуальным примерно в том же смысле, в каком виртуальны победители только начинающегося спортивного соревнования или, что более точно, в каком виртуальна группа тех, кто спасется в ходе кораблекрушения. Заведомо понятно, что кому-то из числа пассажиров и команды достанутся места в шлюпках, кто-то сможет найти подходящий обломок, кто-то сможет доплыть... неизвестен только точный поименный расклад. Естественно, что те, кто начинал и вел "реформы", безусловно рассчитывали выиграть от них, а остальные "победители" должны были определиться в ходе игры, то есть на основании правил игры и своих личных качеств. И в этом смысле ельцинисты намеревались найти опору для своей власти не среди тех, кто "утомится от беспорядка", а среди тех, кто почувствует себя в нем как рыба в воде.

Разумеется, все это подавалось как "возвращение" заблудившейся (или даже блудной) России "в историю", "к цивилизации", выход на правильную (единственно верную, поскольку асфальтированная) дорогу к "храму", к светлому будущему и т.п. Такое вот обоснование прогрессом.
А что получилось?

Где он - обещанный прогресс? Или хотя бы насколько то, что происходило на протяжении этих двенадцати лет, может служить оправданием "реформ"? В какой мере в истории этого периода может укорениться институт частной собственности, то есть имеется ли в этом времени историческая или экзистенциальная правда, какой обладают героические и трагические времена войн, революций или грандиозного строительства?..

Как далеко должна зайти "педагогическая катастрофа невольного выбора", на которую намекает Глеб Павловский, чтобы бардак, который сегодня творится в стране и конца ему не видно, стал "в порядке вещей", чтобы традиционное, присущее русскому народу чувство справедливости "прогрессировало" настолько, чтобы он на земле своих предков принял собственное ничтожество как должное? И что тогда будет со страной?...

А пока этого не случилось, ситуация, в которой не несущий никакой ответственности чиновник "продает" или - в случае акционирования предприятия трудовым коллективом - создает условия для приобретения в безраздельную частную собственность имущества, которое считалось общенародным, никак не может считаться справедливой. Тем более, если полученное в собственность тут же пускается на ветер, дующий в сторону швейцарских банков. Другое дело, если речь идет о том, что создано самим предпринимателем. Взял кредит, построил новый завод, вернул кредит с процентами - и завод полностью твой, в стопроцентно частной собственности.

Соответственно, справедливо признать полноценное право частной собственности на то, что предметно создано самим предпринимателем, и ограничить - по крайней мере на определенный срок - право распоряжаться тем, что прежде было или всегда должно быть (природные богатства, например) в собственности общенародной.

После более чем десяти лет осуществления реформ наизнанку речь о любых реформах выглядит уже вполне бессмысленной. Что реформировать? Ведь практически в стране не осталось ничего, что так или иначе не было бы затронуто "либеральной революцией", куда бы ни проникли новые "экономические" отношения. Приватизировать еще не приватизированное? "Дореформировать" то, что уцелело в каких-то социокультурных заповедниках до 1991-го?.. Перманентная невнятица "реформ вширь", которая мутным потоком размыла все границы, в конце концов образовала болотистые топи, из которых того и гляди всплывет очередное чудище.

Ситуация создала запрос на новые идентичности, новые стратегии, новые формы организации, новые понятия, новую онтологию, наконец. А в ответ достают из кладовок ветхие, побитые молью истории догмы или выдувают радужные пузыри утопий.

Продолжение движения наизнанку - будь оно "реформами" или "модернизацией" - едва ли станет чем-то иным, кроме как дальнейшим погружением страны в трясину отношений, в которой ее нормальная, органическая жизнь и развитие невозможны. Пора подвести черту и предъявить счет. Пора, наконец, наводить порядок, то есть ставить все на свои места. Хотя бы для того, чтобы открыть себе горизонт будущего.