Круглый стол, проведенный 27 февраля в "Даев Плаза" под руководством политического обозревателя журнала "Мир Евразии", политолога Юрия Солозобова, был посвящен проблеме трансформации постсоветского пространства с учетом предстоящих в этом году парламентских выборов в Казахстане. Среди участников - главный редактор журнала "Мир Евразии" Людмила Адилова, руководитель группы "ЦИРКОН" Игорь Задорин, заместитель директора Института стран СНГ Владимир Жарихин, заместитель главного редактора журнала "Космополис" Борис Межуев. В обсуждении приняли участие Станислав Белковский (СНС), Михаил Ремизов (Политический журнал), Владимир Голышев (НИГ) и Павел Святенков (НГ).

Михаил Ремизов: Грузинская "революция роз", о которой, в контексте общемировой тенденции, говорил Борис Межуев, является, к сожалению, модельной для всех стран СНГ. Даже независимо от того, повторится она где-нибудь или нет, она уже сегодня определенным образом структурирует коммуникацию на постсоветском пространстве. И наиболее серьезный из ее уроков состоит, пожалуй, в следующем: эта операция по смене режима показала или, может быть, просто напомнила нам всем, что в конечном счете режимы, существующие на постсоветском пространстве, не контролируют критерии собственной легитимности. Эти критерии задаются извне, образуя, как говорят некоторые наши политологи, "механизм десуверенизации". Субъект, у которого в руках находится этот механизм, по определению является имперским субъектом. Потому что империя и есть такой специфический участник международных отношений, который претендует быть гарантом чужих, условных "суверенитетов", а, следовательно и их потенциальным арбитром и деструктором.

Из чего состоит "механизм десуверенизации"? Во-первых, это просто рычаги влияния на внутреннюю политику, которые в любой момент можно привести в действие. И во-вторых, это универсальная идеология, которая говорит о критериях легитимности. Но универсальной она является только в том отношении, что касается всех, а не в том отношении, что все ее могут применять. Напротив, ее применение является эксклюзивным, монопольным правом имперского субъекта, что Соединенные Штаты очень убедительно демонстрируют. Хотя именно здесь возникают определенные проблемы. Либерально-демократический стандарт, на который ссылается эта идеология, исторически связан не с имперской традицией, а с системой государств-наций. Дело в том, что государства-нации существуют именно в системе, и эта система является в принципе пост-имперской. Она является альтернативой имперскому принципу верховного мирового арбитра и возникает в ситуации, когда государства хотят взаимно гарантировать легитимность друг друга в рамках своего рода круговой поруки международного права. В общем-то, тот факт, что сегодня Соединенные Штаты эффективно монополизируют решение вопроса о легитимности тех или иных режимов и государств означает, что либерально-демократический стандарт вводится в контекст имперской политики.

В этой ситуации та система взаимных гарантий суверенитета, на которую до сих пор многие полагаются, перестает иметь решающее значение. Все призывы к международному праву, во время операции в Ираке (или в ходе других операций, которые были или, наверно, будут) - они воспринимаются как позиция слабого. Соответственно, попытка сделать ставку на ООНовскую систему наций-государств, основывать свою легитимность на акте их взаимного признания - это, к сожалению, позиция слабого. В том числе, и для России. Вряд ли Россия и другие постсоветские государства могут видеть гарантии своего существования в круговой поруке международного права.

Что остается? Пожалуй, только одно: самим контролировать критерии собственной легитимности. Это значит фактически: создавать собственный имперский ареал - в котором могут действовать самые разные внешние силы, но в котором не могут действовать внешние арбитры и контролируемые извне стандарты цивилизационного качества. Мы до сих пор, к сожалению, очень далеки от такого понимания самостоятельности. Над постсоветскими режимами до сих пор довлеет фантом транзита и будет довлеть еще долго, если мы не приложим колоссальных политических, идеологических усилий, для того, чтобы преодолеть синдром "переходного периода". Преодолеть ощущение, что существует какой-то стандарт, к которому мы "переходим" и что существуют какие-то носители этого стандарта, которые уже находятся в том "будущем", к которому мы стремимся, и могут нас с высоты этого будущего оценивать.

На данный момент "образ будущего" - это и есть тот главный ресурс, которым располагает Запад, воспринимаемый как некий моносубъект.
Все политологи понимают, что Запад с точки зрения интересов, с точки зрения теории элит или экономической логики не есть моносубъект. Но в психологии восприятия Запад есть носитель определенного символьного капитала, как безусловная культурная доминанта. Я сейчас не буду воссоздавать этот западоцентричный образ будущего или образ некого рая на земле, куда все хотели бы уехать... Все мы примерно понимаем о чем идет речь. Я скажу одно, мы сможем контролировать критерии собственной легитимности и блокировать эту логику десуверенизации только в том случае, если мы можем производить для себя альтернативный образ будущего.

Здесь можно было бы уйти в культурологию и отчасти в футурологию, но я хотел бы сказать о вещах подчеркнуто прагматичных. Прежде всего, хочу заметить, что интеграционистская риторика в рамках СНГ она не обращена в будущее, а подчеркнуто обращена в прошлое. Пока ничего кроме этого нет. Мы понимаем, что в базисе этой интеграционистской идеологии есть какие-то прагматические интересы. Но надстройка - это пассеизм, это воспоминание об общем прошлом. Если и в дальнейшем идеология в рамках постсоветского пространства будет сугубо оборонительной - пассеистской, то мы будем проигрывать.

Давайте исходить из этой прагматической надстройки. Что мы там видим? Если сравнивать Россию и Казахстан, то это два государства, которые пытаются использовать свою счастливую природную одаренность, я имею в виду одаренность природными ресурсами, для создания развитой экономики. При ближайшем рассмотрении мы неизбежно увидим, что эта задача не просто сложна, а что она прямо противоречит той логике мирохозяйственных связей, которая нам навязана. Почему? По одной простой причине. Пресловутая "мировая экономика", экономика "глобализирующегося мира" хочет от сырьевых государств очень простой вещи: чтобы они оставались сырьевыми. Сергей Кургинян, кажется, не первый год уже повторяет, и вполне справедливо, что режимам сырьевых государств "позволено" в этой системе очень многое, позволено быть диктаторскими, позволено быть коррумпированными, но не позволено одного: использовать прибыли сырьевых отраслей для масштабной модернизации собственной промышленности. Потому что рост промышленности - это рост внутреннего энергопотребления. Энергопотребления принципиально дешевого, не сопоставимого по прибыльной отдаче с экспортом углеводородов. Это бьет одновременно по сырьевым лоббистам внутри страны и бьет также по всей мировой системе энергопотребления. Это срывает сценарий периферийной интеграции в мирохозяйственную систему.

В этой связи возникает очень интересная ситуация. С одной стороны, построение развитого капитализма - это и есть та цель, которой публично благоволит "Запад" и о которой говорят нам всевозможные транзитологи. С другой - любая реальная попытка с нашей стороны строить сильный промышленный капитализм будет колоссальным жестом нелояльности по отношению к навязанным нам правилам игры, по отношению к экономической логике "мировой империи". Получается, если мы хотим строить "развитой капитализм", то снова - "в отдельно взятой стране". Но в отдельно взятой стране строить капитализм очень сложно. Лучше строить его в рамках "большого пространства", которое консолидировано и геокультурно, и экономически. В котором некогда уже была налажена своя система разделения труда.

Возвращаясь к российско-казахской политике, я хотел бы сделать очень короткий вывод. Все силы, которые себя мыслят себя как национал-капиталистические, которые мыслят себя агентами или носителями модернизационной идеологии, должны честно и трезво осознавать, насколько сложной является их задача. Им предстоит не просто совершить "рывок", а преодолеть колоссальное сопротивление мирохозяйственной системы. Это первое. И второе, решить эти задачи можно только в интеграции с теми соседними государствами, перед которыми стоят сходные проблемы. Перед которыми также стоит задача перехода от сырьевой экономики к экономике промышленного роста. Поэтому национал-капитализм, как в России, так и в Казахстане - это не национал-изоляционизм. А идеология, которая направлена на интеграцию постсоветского пространства.