Необходимо пересмотреть, не пугаясь громких и иностранно звучащих имен, весь обществоведческий инструментарий и попытаться продвинуться в нехоженых или слабоизученных направлениях: например, функциональной собственности, консервативной демократии и других.

Дилемма открытости/закрытости, еще во второй трети прошлого века с пристрастием исследованная Анри Бергсоном, сегодня нежданно обострилась и привлекла внимание самых разных людей во всем мире, не исключая и Россию.

"Закрытое общество, - писал Бергсон, - это такое общество, члены которого тесно связаны между собой, равнодушны к остальным людям, всегда готовы к нападению или обороне... Таково человеческое общество, когда оно выходит из рук природы". Понятно, что найти такое полностью замкнутое на самое себя общество сегодня довольно трудно, хотя и возможно. "Открытое общество - это то, которое в принципе охватывает все человечество". Такое общество найти еще труднее, поскольку его просто-напросто нет. Однако можно говорить об "открытости" как степени усвоения "общечеловеческих ценностей" и активного участия в процессах глобализации. Подавляющее большинство современных обществ сочетают открытость и закрытость - если их как-то измерить по всем основным направлениям (экономическому, информационному, культурному, демографическому и т.д.) и агрегировать - в разных пропорциях.

Заметим, однако, что антитезой закрытому обществу служит не только "открытое", но и незакрытое общество. Характеристика "незакрытого общества" - это, как нетрудно догадаться, отрицание черт "закрытого" (но не сочетание открытости и закрытости). Проделав эту нехитрую процедуру, мы убедимся, что если не все российское население, то русский народ в его нынешнем состоянии довольно точно (увы) подходит под определение "незакрытого общества".

Как же мы дошли до жизни такой?.. Вопрос непростой и исторически обширный, но что касается новейшей нашей истории, то первоначально устранение поставленного некогда Западом (по инициативе У. Черчилля) вокруг нас "железного занавеса" трактовалось прежде всего в духе либерализации. Инициаторы этого процесса в России полагали, что "вхождение" в Европу станет естественным результатом или своего рода бонусом стране за то, что она, отказавшись наконец от попыток искать "свой путь" и вообще самовольничать в пространстве истории, осуществит "перенос" Европы в Россию, то есть насколько возможно точно, полно и многосторонне скопирует Запад. Из смысла понятия "открытости" поначалу как бы выпала или ушла глубоко в тень способность и движение вовне, а осталась и была реализована с бескрайним размахом незакрытость - свободный доступ вовнутрь страны для чего и кого угодно. Движение вовне началось позже и фильтровалось Западом, допускавшим главным образом (или даже исключительно) только тех и то, кто мог и что могло принести ему выгоду.

На сегодняшний момент - вне зависимости от того, считать ли получившееся на российской территории воспроизведением, симулякром или "чудовищным двойником" Запада, - эта доктрина "интеграции" как источник оргуправленческих решений и одновременно как основание их легитимации исчерпала себя практически полностью. Она больше не дает ответа на вопрос "что делать?" и не способна оправдать в глазах большинства населения страны уже сделанное. Какой бы шаг сегодня ни предприняло правительство (плотно укомплектованное либерал-экономистами) в рамках этой парадигмы, он будет всего лишь вариацией на "пройденную тему", усугублением ситуации. И не вызвано ли "покаяние Ходорковского" просто исчерпанием "комбинаторных" возможностей либерализма и поисками нового флага, под которым российский капитализм мог бы продолжить свой "бизнес"? Невелика трудность обнаружить тупик, но А.Чубайс признал его только в сентябре прошлого года, чтобы пустившись во все тяжкие выдвинуть лозунг "либеральной империи". Другие патентованные либералы сегодня утверждают, что чаемый либерализм, дескать, в России так и не наступил и что пришла наконец пора строить его "по-настоящему".

"Кризис" постперестроечного российского "либерализма" был предопределен уже тогда, когда носителями либеральной идеологии в многострадальной России оказались люди, отбросившие, пожалуй, единственно ценное, что (когда-то) было в либерализме, а именно - "мужество пользоваться собственным умом" (Кант), то есть принцип самостоятельного, свободного мышления. Доморощенные российские "демократы" и "либералы" сходу отдали предпочтение западным опекунам и учебникам, подкрепляя свой выбор пошлыми банальностями: незачем, мол, "изобретать велосипед". Негативное следствие этого заключается не только в том, что за пользование чужим умом, как и чужим велосипедом, приходится платить (и дорого платить), но и в том, что отказ от свободы мышления обесценивает и превращает во зло все прочие либеральные свободы.

Чем же был вызван успех либерализма в России в конце 80-х - начале 90-х годов (и, соответственно, почему от него с такой легкостью многие готовы отвернуться сегодня)? Представляется, что были две основные причины.

Среди советского "правящего класса" (то есть партийно-хозяйственной номенклатуры) он получил признание, поскольку отвечал стремлению к неограниченному обогащению и пользованию плодами западной цивилизации. Либерализм трактовал "общенародное" как "государственное", а "государственное" попросту связывал с аппаратом государственной власти. Требуя приватизации, авторы либеральных реформ ориентировались на передачу всех прав и полноты ответственности за "собственность" (средства производства) тем, кто ими "фактически владел", то есть директорам и вышестоящим начальникам, обещая им после приватизации полную экономическую свободу. Сегодня новому классу (чиновно-предпринимательскому), выросшему на дрожжах дармовой приватизации, либерализм как идеология и политика уже не нужен, потому что вполне хватает либеральной - в смысле наличия рыночной экономики - госвласти. Кроме того, экономизаторы России пользовались весьма архаичным субстанциальным представлением о собственности, не отвечающим реалиям постиндустриальной эпохи. Это такое представление, когда собственность понимается как имущество, рассматривается как ценность сама по себе, как возможность укорениться самому и укоренить свой род в некотором месте, приобрести вес и уважение в некотором статическом ("закрытом") обществе и т.п. Собственно, этот смысл традиционно вкладывается в слово "хозяин". Но в постиндустриальном мире подход к собственности изменился - теперь он стал функциональным. Собственность понимается как способ достижения определенных целей, которые в динамичном обществе подвижны и требуют оперативной смены средств своего достижения. Собственность перестала быть абсолютной ценностью и стала цениться в меру тех удовольствий, которые удается достичь при ее использовании. Это одно из проявлений превращения сущего в "постав", о чем Хайдеггер писал еще в середине прошлого века. Быть хозяином производства или земли в прежнем смысле слова - так, чтобы "на всю жизнь", да еще и внукам передать - стало слишком хлопотно, рискованно и вообще не нужно (тем более в условиях "незакрытого общества"). Причем такая ситуация вредна прежде всего самой "собственности", потому что если, например, можно быстро получить валюту, пустив завод на металлолом и продав этот лом в Китай, - завод будет уничтожен "в ноль".

Популярность в широких массах интеллигенции либерализм российского розлива получил вследствие своей сугубой интеллектуальной "попсовости" и потому, что умело потакал ее извечному, а в советское время своеобразно трансформировавшемуся и обострившемуся "комплексу неполноценности". Но люди, падкие на попсу, живут по законам моды, и если либерализм становится "немодным", то - долой его.

Распахнутость на все четыре стороны принесла нам мало хорошего, хоть во внутреннем плане, хоть во внешнем. Последовательная ассимиляция блоком НАТО уже не только стран бывшего соцлагеря, но и республик рухнувшего СССР, регулярное вмешательство разного рода международных организаций (МВФ, ПАСЕ и т.д.) и "мирового общественного мнения" в российские дела недвусмысленно показывают, какую "открытость" Запад определил России. Хотя Россия тут не исключение. Складывается впечатление, что открытость/закрытость вообще перестает быть имманентной характеристикой общества (как это трактовал Бергсон) и становится производной от места и роли государства в системе Pax Americana. Сегодня США близки к тому, чтобы "открывать" и "закрывать" кого захотят, и единственный конкурент им в этом - международный терроризм. Если же вглядеться глубже, то выяснится, что ставки открытости/закрытости разыгрываются в игре цивилизации и культуры, функционального и субстанциального, сетевых и монадных (жизненные миры) принципов организации.

Что же происходит с оппозицией открытое/закрытое общество? Общий принцип постмодерна - контрдифферентность к существующим оппозициям - проявляется в данном случае такими своеобразными феноменами, которые иначе как "открытая закрытость" и "закрытая открытость" не назовешь. Ярким примером "открытой закрытости" может служить исламский (ваххабистский) терроризм. Своего рода "закрытую открытость" практикует Евросоюз.

Очевидно, что вопрос о "вторичной закрытости" стоит и для России. Однако как это возможно, если государственные и иные традиционные границы в наше время утыканы "шлюзами"? В этих условиях мысль переходит от территориальных и подобных им границ (которые, конечно, нужно держать) к границам времени. Одни общества живут в настоящем, другие - в прошлом, третьи - в будущем; и такое положение естественным образом сохраняется, сколько бы оборотов вокруг Солнца ни сделала Земля: страны, что жили в прошлом относительно "стран настоящего" и "стран будущего", так и продолжают существовать в их прошлом. Для того чтобы прорваться хотя бы в настоящее, им требуется ускорение относительно своей собственной исторической линии, а не попытки перепрыгнуть и бежать (если при таком прыжке удастся не сломать себе ноги) по чужой дорожке, видя далеко впереди спины лидеров.

Что это означает для русских? Необходимо изменить свое отношение к историческому прошлому - перестать его уничтожать или превращать в обитель грез - и осуществить мобилизацию прошлого. Хотелось бы, чтобы правительство наконец перестало навязывать нам выдуманную рыночными фундаменталистами утопию. И в любом случае следует пересмотреть, не пугаясь громких и иностранно звучащих имен, весь обществоведческий инструментарий и попытаться продвинуться в нехоженых или слабоизученных направлениях: например, функциональной собственности, консервативной демократии и других. Пора наконец развивать свое собственное мышление. Никто за нас это не сделает.