Сегодня политическая журналистика, по общему признанию людей самых разных взглядов, переживает тяжелый кризис. В чем он проявляется?

Первое - от политических СМИ мы, как правило, не получаем информации о происходящем. Исправно выходит пресса, работает телевидение, называются какие-то фамилии. Но мы не можем понять, а журналисты не могут нам объяснить, какого рода информация продуцируется. В результате - не реже раза-двух в год политический журналист оповещает всех: "Мы опять проснулись в другой стране!" Вряд ли страна меняется так часто, как нам пытаются доказать. Скорее, это у них проблемы с анализом, это и есть второй аспект кризиса.

Мы, потребители информации, получаем не факты, а некую интригу, которая описывается формулой "за этим стоят такие-то и такие-то", но никто не делает попыток связать факты между собой. Понятно, что такое представление ничего не объясняет и, что самое печальное, не дает никаких оснований для дальнейшей аналитической работы. Представьте себе, если бы финансовые аналитики говорили о происходящем на финансовом рынке в таком ключе: "Видимо, за этим процессом что-то кроется... Это противоречит нормам экономики. Когда что-то произойдет, мы объясним вам, что вы проснулись в условиях другого финансового рынка". Политические процессы не менее реальны, чем экономические, но о них политические журналисты говорят в режиме исполнившегося предсказания: дескать, пять (семь, десять) лет назад я об этом предупреждал, вот оно и свершилось. Констатации такого рода нельзя счесть даже анализом, не говоря уж о прогнозе. Если же мы хотим разобраться в реальных политических процессах, нам нужны не гадания, а прогнозы.

Главная претензия к политической журналистике - ее коррумпированность. Столь же часто о коррумпированности говорят разве что применительно к Госавтоинспекции и таможенной службе. Действительно, СМИ примерно так же, как ГАИ, стали системой продажи разовых лицензий на нарушение правил. И прежде всего - продажи права на фальсификацию фактов и фальсификацию повестки дня.

Не только политический журналист, но и продвинутый читатель знает, что такое повестка дня - это довольно устойчивая система приоритетов, система центральных тем, система ожиданий общества и его ориентация в текущем процессе. Вне повестки дня очень трудно что-либо сообщить - люди ждут новостей в рамках определенного списка. И сегодня некоторые средства массовой информации пытаются продавать услуги по корректировке повестки дня. То есть пытаются включить в нее темы, которых в ней нет. Пытаются заставить общество обсуждать те проблемы, которые не являются его проблемами. Но что значительно хуже - общество при этом не обсуждает своих насущных проблем.

Корректируя повестку дня, политическая пресса основные площади продает под заказные материалы, которые, как всем известно, представляют собой скрытую рекламу. При этом проводится политика по вытеснению реальной рекламы в специальные рекламные вкладки и издания. Далее - не получая от реальной рекламы тех доходов, на которые она могла бы в принципе рассчитывать, отдавая свою рекламу газетам бульварного цикла, политическая пресса обескровливает себя финансово и постоянно попадает в зависимость от объемов скрытой рекламы и политики ее заказчиков. А это обесцвечивает контент СМИ.

В них практически ни одна заявленная тема не обсуждается, ее база не проясняется - читателю просто "втюхивается" определенный подход. Как правило, аналитические материалы являются либо вкусовыми комментариями, либо агитационно-пропагандистскими. Журналист, даже если не выполняет "заказ", исходит из странной позиции: он сам выступает и в качестве компоновщика фактов, и в качестве эксперта, предлагая читателю конечную, закрытую для критики и анализа безальтернативную точку зрения.

Ни в сфере безопасности, ни в сфере внутренней политики, ни в сфере внешней политики, - ни по одному вопросу вы не найдете равноправного представления двух или трех точек зрения. Ни по одной теме, ни по одной реформе вы не найдете спектра существующих в стране мнений. В лучшем случае вам предложат "истинно верную позицию" - противостоящую "презренной", вредной, ведущей нас к тоталитаризму либо национальной измене и т.п. Итог этого - некомпетентная журналистика, делаемая людьми, которые в личном плане зачастую компетентны. Но им не приходит в голову никак это проявлять.

Мы сталкиваемся с противоречивой картиной: по мере рационализации экономики, выхода в полосу устойчивого экономического роста - нарастает деградация политической журналистики. И пока не очень понятно, чем этот процесс закончится. Сегодня невозможно предсказать, какой именно будет политическая журналистика через пять лет, но определенные ее черты вполне проглядываются.

Тематические маргиналы

Процессы, происходящие сейчас в политической журналистике, надо обсуждать вместе с теми процессами, которые происходят в политике. Общество не имеет представления, над чем сегодня реально работают политики. Оно слышит только ответы на "ангажированные" вопросы корреспондентов. Это ведет к тому, что появляются странные роли - например, публичного политтехнолога. Это люди, которые режут политическую правду-матку тогда, когда молчат ньюсмейкеры и журналисты.

Политтехнологу отводится роль шута, ему позволено все, а потому он может говорить о реальностях - реальной политической изнанке, реальных проблемах. Политтехнолог может позволить себе говорить о вещах, которые в прессе считаются в данный момент маргинальными или неприличными, то есть формирует перспективную повестку дня. Допустим, в первой половине 90-х годов я был единственным человеком в некоммунистической прессе, который в течение пяти лет задавал вопрос: как устроена экономика СМИ, как выглядят их деньги? В конце 90-х годов такой темой был страх нашего политического класса перед тем, что будет происходить после ухода Ельцина.

Должны ли были СМИ говорить о том, что основной политический класс нации - и левый, и правый - боится за свое физическое существование и за свою собственность? Наверное, должны. Все люди в реальной политике обсуждали разного рода политические проекты, связанные с тем, каким образом не быть уничтоженными после ухода Ельцина (уничтоженными, естественно, вместе с государством). В этот период была актуальна тема преемника, и надо было обсуждать, каким образом его создать. Но об этом опять-таки не хотели писать СМИ.

Чтобы политические СМИ состоялись как реальный игрок на политическом поле, журналисты должны вернуть себе роль, отданную на аутсорсинг публичным политтехнологам, - обсуждение тем маргинальных, но общественно значимых.

Сегодня вы найдете в наших СМИ немного, в отличие от первой половины 90-х годов, объяснений того, что происходит в стране, и эти объяснения будут так же весьма избирательны. Наши средства массовой информации обычно переполнены не объяснениями, а скорее - обвинениями в том, что такой-то политик или такая-то группа олигархов, либералов 90-х или красно-коричневая бюрократия - неважно, придумала нечто и навязывает это стране. Наша пресса переполнена дешевой, базарной, крайне примитивной конспирологией. Предполагается, если кого-то низвергнуть или ликвидировать, то будет решена та или иная проблема. Хотя история России совершенно не подтверждает эту гипотезу, среди высоколобых людей, называющих себя консерваторами, например, очень популярна следующая идея: главная проблема в том, чтобы правильно выбрать группу на ликвидацию. Это сквозная тема всех наших СМИ.

Эта тема обусловлена тактикой сохранения преимуществ группами, которые когда-то эти преимущества получили и страшно боятся их потерять, но не могут добиться, чтобы эта проблема обсуждалась как легальная.

Например, есть класс ветеранов 1991 года, которые так или иначе участвовали в том, что называется демократической революцией, поддержали ее завоевания или, наоборот, разочаровались в них. В этом классе есть те, кто хочет сказать: мы были на баррикадах, а есть те, которые стараются, чтобы другие забыли, что их могли видеть на баррикадах.

Есть класс активно участвовавших в приватизации. Причем, в какой именно приватизации - надо разбираться. Вот этот класс боится споров в своей собственной среде, все время ищет способ перенаправить общественные эмоции. По идее, это тема для короткой политико-культурной дискуссии, которая заняла бы, наверное, в любой западноевропейской стране от трех до шести месяцев. Затем эта проблема была бы политически артикулирована, были бы предложены решения. У нас же данная тема является неразрешимой, отчасти в силу самого обустройства нашей системы политических СМИ.

Агитпром

Что такое машина российских политических СМИ, которая сложилась за последние 15 лет? Чтобы ответить на этот вопрос, попытаемся понять, а что, собственно говоря, было с ее предшественниками - советскими средствами массовой информации? Советских СМИ не существовало. Существовала определенная система балансирования. Это была профессия, это был определенный бизнес - система идейного обеспечения власти путем непрерывного переобъяснения реальности.

Профессионалом и центральной фигурой процесса переописания был советский журналист. Он, так же, как и, условно говоря, Ходорковский в камере, решал всегда двойную задачу: как сказать то, что он хочет сказать, упаковав в форму, приемлемую одновременно и для тех, кто открывает и закрывает глазок, и для читателей. Потому что советское общество не готово было и не приняло бы просто описание фактов. Потребности в факте не существовало, поскольку не существовало, собственно говоря, и предложения фактов. Бесперебойно работала советская машина производства слов и картинок. Можно вспомнить агитпроп, который по мощности я скорее бы назвал "Агитпромом" - это была огромная, разветвленная индустрия, проведенная до самой последней деревни, которая обеспечивала каждого человека определенным набором картинок и жанров. Советская система очень строго следила за тем, чтобы всегда существовал минимальный набор тем для критики, негативных персонажей и так далее.

И сегодня официальные средства массовой информации, увлекаясь гимнами по поводу того, как у нас все прекрасно и сколько новых тонн стабильности выдано на-гора в последнюю неделю, забывают о том, что человеку по природе необходимо знать то, что делается не так. Эта щедро финансируемая машина создавалась на месте очень тщательно и долго уничтожавшейся православной церкви. Такая монополия учитывала условия гарантированного спроса.

К концу 80-х эта машина начала приходить в упадок, но М.С.Горбачев стал человеком, который заново запустил и агитпроп, и спрос на него. В чем была проблема: агитпропу нужна не просто картинка. Ему нужна такая картинка, которая будет накладываться на факты, ему нужна хорошая картинка, качественная, конкурентоспособная картинка при подорванной монополии. И набор таких картинок был запущен. Для краткости я бы назвал политику гласности Горбачева переналадкой советского агитпропа, введением в него нового программирования и возвращением исходной способности советской информационно-пропагандистской машины втягивать в себя любые сильные кадры, любых независимых от нее людей и мотивировать их действия в рамках этой системы. Агитпроп в советские годы обладал такой способностью.

То, что происходило после 1991 года, являлось, собственно говоря, историей модернизации агитпропа под новые задачи. Есть такой мелкий, может быть, факт, но, как правило, у нас детали-то и не замечают. Задайте себе вопрос: что, собственно говоря, происходило с коммунистическими кадрами после 91-го года в разных сферах новой жизни? В отличие от Польши, Венгрии, Чехословакии и Германии, в России коммунисты не претерпели никакого ущерба. Даже никто не контролировал, какие кадры среди хозяйственников, директоров или предпринимателей - коммунистические или нет, были ли у них партбилеты, - это никого не интересовало.

Новая группа, которая пришла к руководству этой машиной, не хотела конкуренции и, собственно говоря, оттеснила воссозданную Коммунистическую партию от этой машины, в первую очередь - от электронных СМИ. С 91-го года по сегодняшний день в этой сфере действует табу.

Централизованное госфинансирование сохранялось до 93-го года, а значит, это была полностью бюджетированная государственная бюрократия. То есть все население оплачивало в виде как бы скрытого налога средства массовой информации, которые действовали в тот период строго партийно - они продвигали набор тезисов, которые принято называть демократическими.

Сегодня средства массовой информации - все еще монопольный бизнес, в котором не выделена ни одна крупная информационная группа; равно как предельно монополизирован и рекламный рынок, на котором вроде бы очень много агентов и игроков, но хорошо известно, кем и как он контролируется.

Система перемигиваний vs. Открытые информсообщества

Структура советского агитпропа сегодня является определенным препятствием развитию политических средств массовой информации. Мы имеем дело со все более анонимным политическим процессом и с архаичной машиной продвижения интерпретаций.

В этой машине я бы выделил три основных сектора.

Один - собственно говоря, сам агитпроп - та самая система производства и продажи заранее заказанных картинок. Заказанных не рынком, а собственником (кто бы он ни был) или его представителем. Это система продвижения на рынок, где риски от этого продвижения страхуются двумя обстоятельствами: монопольным положением, а финансово - собственником. Можно сказать, что эта система не зависит от того, есть ли у аудитории спрос на то, что ей предлагают. Этот сектор сегодня предпочитает во всех возможных случаях договориться с исполнительной властью. Либо прямо зависеть от нее и страховать свои риски через бюджет, либо страховать риски через корпоративные группы, связанные с властями - центральными или местными. Во всех случаях этот сектор является источником давления на политический процесс.

Второй - сектор попыток построить контрмашину, которая, действуя так же в режиме скрытой пропаганды номинального информирования и номинальной аналитики, зависела бы не от центральных политических групп, не от власти, а от внешних политических игроков. Например, от эмиграции. Хотя, с моей точки зрения, инициативность нынешней эмиграции людей типа Березовский, Гусинский, Невзлин преувеличивается, фактически она, в свою очередь, является неким передаточным звеном в более широкой игре, не обязательно политической.

Сектор, сориентированный на внешний контур управления, будет получать программирование от внешних игроков и страховаться через международное сообщество. Он довольно незначителен - в него входят в основном средства массовой информации, прямо по собственности зависящие от Березовского, Невзлина и Гусинского, и некоторые аффилированные с ними СМИ. Но он более силен в зоне интерпретации, потому что он воспроизводит идеологию советского журналиста, понятную для советского типа журналиста раздвоенность: есть официоз, и есть правда.

Эта система перемигивания и намеков порождает тип журналиста-брюзги - тот самый, утомляющий население и провоцирующий на требование ввести цензуру тип журналиста, который по любому поводу жалуется: почему они чего-либо не знали, и кто именно в этом виноват?

Третья составляющая - сектор неконтролируемых коммуникаций. Коммуникативный сектор, который не контролируется ни монополизированной машиной СМИ, ни рынком рекламы. Кстати, российский рынок рекламы ведет очень четкую политику на сужение рекламных носителей. То есть здесь интерес отдельных коррумпированных СМИ как бы сходится с интересом рекламных мегакорпораций, для которых, естественно, чем меньше рекламных носителей, тем проще работать, тем проще выстроить схему договоренностей с властями. Но есть неконтролируемая коммуникативная зона, и эта зона растет. В нее все еще входит Интернет, хотя существует много попыток с разных сторон его так или иначе монополизировать. Есть новые коммуникативные сообщества на местном уровне, прежде всего в городах Российской Федерации, где, по моим наблюдениям, на самом деле, складывается картина, обратная общероссийской. Но все же в последнем случае ситуация является чаще подчиненной, более жестко контролируется местными властями.

К чему это ведет? К тому, что складываются открытые информационные сообщества, которые, однако, обескровлены по деньгам, по притоку средств - как инвестиционных, так и от аудитории, которые, правда, очень хорошо пользуются растущей неконкурентоспособностью центральных СМИ. Эти новые сообщества работают с реальными интересами местных реальных групп. Описания этих групп нет в центральных СМИ: что такое, скажем, сегодня кемеровское деловое сообщество, как выглядит включенность ивановской экономики в глобальную экономику со среднеазиатским транзитом, с работой по китайским заказам, какова ситуация в челночном бизнесе, как выглядит этно-деловая карта в России, в Москве и так далее.

Заказ проанализировать такую реальность можно получить только от той или иной деловой/силовой структуры/организованной преступной группировки, заинтересованной в получении реальных данных. Эти ножницы компетентности, в которые вы попадете, когда выходите на рынок, разрешатся, с моей точки зрения, только через очень серьезный обширный кризис. Так сказать, разрешение нынешнего кризиса политических СМИ в общем кризисе нынешней медиа- или информационно-политической машины, который, скорее всего, произойдет, по моим расчетам, в ближайшие 5 лет. Потому что деловые круги, новые растущие интересы в российских городах не смогут существовать в вакууме.

Сегодня невозможно вести бизнес, не имея представления о реальном политическом, силовом и даже - культурном горизонте.

Предстоит вот этот период катастрофического обнаружения реальности, в которой мы живем. И вы в рамках реального политического процесса, став его участниками, будете вырывать у политиков и у бизнеса свое право на профессиональную журналистскую работу. Сегодня это право не признается, но его можно добиться, опираясь, прежде всего, на аудитории, которые устали от отсутствия политической журналистики и которые с какого-то момента не захотят подвергаться скрытому налогообложению в пользу скучной журналистики. Именно они являются вашим потенциальным адресатом.

Ответы на вопросы

Вопрос: Какой вы даете прогноз на будущее и как вы реализуете трансформацию СМИ внутри вашей организации? Главный редактор определяет политику СМИ. Как вы пытаетесь - и пытаетесь ли - противостоять этой сложившейся ситуации?

Я стараюсь сохранять Русский Журнал как зону, свободную от программирования. Что-либо большее сделать я не могу. Дело в том, что прогноз - это промежуточный этап. Есть процесс прогнозирования. Невозможен хороший прогноз вне процесса прогнозирования, вне определенной итерации, когда люди выдвигают прогнозы, принадлежащие к разным школам, к разным взглядам, обсуждают их, уточняют, корректируют, оспаривают и так далее. Поскольку этого процесса нет, ни одно средство массовой информации не может изменить эту ситуацию публикацией каких бы то ни было прогнозов. И потом, я напомню, существует проблема заказчика - кто является заказчиком сегодня на адекватное прогнозирование. Понятно, что средства массовой информации сегодня просто по деньгам, по способу состыковки с реальным политическим и деловым процессом не способны на это. Политики сегодня не интересуются средствами массовой информации как источником для собственного ориентирования. Они интересуются средствами массовой информации как своего рода общей стенгазетой.

Кто набрал на этой неделе один или два пункта, а кто потерял - это бессмысленная совершенно тема, но она очень популярная в наших СМИ. Она ничего не дает, никакой возможности для ориентации. Я стремлюсь в Русском Журнале ликвидировать эту возможность, отчасти в силу политической стерильности Русского Журнала, потому что он не является игроком на политическом поле. От этой позиции я его старательно удерживаю. На политическом рынке играю я, но ни в коем случае не хочу, чтобы этим занимался журнал. С моей точки зрения, это просто смешение жанров.

У нас обычно понимают под прогнозами глобальные прогнозы: "Вот, через 4 года Путин будет продлевать себе срок. Нет, Путин не будет продлевать себе срок, он будет там вместо себя назначать преемником Иванова. Нет, Фрадкова. Нет, Рогозина. Нет, Глазьева". И это способ стать идиотом и поддерживать себя постоянно в бодром идиотском состоянии - это не способ понять что бы то ни было. Интересно ли вообще, что думает Путин, любопытно, да? Но для политика это вообще неважно. Важно понимать, чего он не может делать, в каких ограничениях он находится. А психология здесь играет десятую роль. Поскольку Путин, как политик, обдумывает вещи не так, как идеолог. Он не добивается систематизации своих взглядов, он систематизирует вещи внутри власти. Путин намерен построить Россию как национальное государство. Правильно или нет, но это его осознанная, обдуманная задача, и он ее добивается, предотвратив распад системы, а значит - неизбежно вмешательство внешних стран, заранее заданное Борисом Николаевичем Ельциным. Теперь необходимо нормализовать ситуацию.

Что такое политика управляемой нормализации? Это значит, что представление о несменяемости государства, о том, что государство находится вне зоны дискуссии и будет существовать всегда, а менять мы будем людей внутри государства, должно войти в сознание населения, избирателя. Вот это задача на второй срок. Это рамочная задача. Являлся бы Путин сторонником республики или монархии, это никак не повлияло бы на решение этого вопроса. Просто это влияло бы на гарнир, но не на суть. Поэтому новая задача воспитания общества, которое будет воспринимать его как свою систему, - задача политическая. И что очень важно для Путина - он хочет решить ее в рамках открытого государства.

Это тоже принципиальный момент, но он не учитывается. Когда Путину приписывают стремление к введению тоталитаризма в России, я напоминаю все время, что Путин - маниакальный сторонник предельно открытых границ. Никогда в России не строилась закрытая система, потому что это просто невозможно сделать. Вы не можете построить закрытую систему, если вы не закроете границы. Путин добивается максимальной прозрачности границ, а все страны вокруг добиваются, в основном, противоположного. Фактически они играют на авторитарную модель в России. Поэтому новая национальная Россия должна быть построена только как часть глобального сообщества. Путин, с этой точки зрения, сторонник глобализации, но глобализации в своем определенном представлении, очень похожем на представление нынешнего президента Буша.

Вот эта сильная национальная Россия, которая должна поддерживаться населением, должна каким-то образом решить проблему, которую мы не решили в XX веке. Потому что периодически мы, договорившись о том, что у нас сильное государство, что у нас замечательный экономический рост, потом втыкаем винтовки в землю - и как бы государства не существует. В XX веке дважды собственное население упустило собственное государство. Для Путина, который присутствовал при третьей революции в ГДР, очень близко наблюдая, как это происходит, а потом вернулся в Россию, чтобы наблюдать следующий акт этого же процесса, - это настолько сильный фактор, что, я думаю, он никогда про это не забудет. И задача в том, чтобы устранить культурные, общественные и политические предпосылки к роспуску государства.

Отсюда следует очередной вопрос: а как вы видите ситуацию в 2008 году? Как вы видите практически уход Путина, если у него будет сохраняться нынешний уровень популярности и нынешний уровень отрыва от всех остальных политиков. Это можно представить? Это непредставимо, я бы не взялся за задачу политически сбалансировать ситуацию, где будет у власти президент с рейтингом доверия в 10 процентов и будет рядом существовать частное лицо с рейтингом доверия 60 процентов. Это катастрофа. В древней Греции такого человека бы выслали за пределы полиса. Система не может допустить сегодня ухода Путина. Значит, он должен каким-то образом создать группу людей, которые будут пользоваться сравнимым с ним уровнем популярности. А как ее создать, чтобы тут же мы не вернулись в прежнюю ситуацию, в которой один сядет на Приволжский федеральный округ, другой на Сибирский - и начнется старая история. Возможно? Невозможна такая ситуация. Как? Как говорит Владимир Владимирович, ждем предложений от общества. Общество дает предложения? Нет. Общество предложений не дает. Средства массовой информации дают предложения? Нет, они предложений не дают. Они только говорят, что Путин - тиран, тиранствовал вчера и будет завтра тиранствовать еще больше. Но это неинтересно, это скучная песня.

Поэтому, я думаю, на ближайший год Кремль будет монопольным проектировщиком политического процесса. Но я уже сказал и хочу подчеркнуть этот момент, рядом с этим развивается абсолютно не контролируемый ни Кремлем, ни крупным бизнесом растущий слой новых коммуникаций. Причем я под новыми коммуникациями не понимаю только Интернет, я понимаю определенный ход открытых информационных связей, в основном на региональном уровне. В Москве он тоже, кстати, растет, просто он менее заметен, заметен он только в каких-то случаях.

Вопрос: По-моему, настоящая стенгазета - это партийная пресса. Каким вы видите соотношение изданий существующих группировок, партий, которые возникают перед какими-то выборами, и политических СМИ?

Кроме коммунистической, у нас реально партийной прессы нет, она просто существует как многотиражка фабричная. Это связано с тем, что основные партии воруют основные деньги, в том числе - из фондов собственной пропаганды. Они обычно не хотят на нее тратиться, предпочитая договориться тем или иным способом с центральными или региональными властями. Поэтому обычно отсутствует как бы заказчик на партийную прессу. Во всяком случае, в ситуациях, которые я наблюдал, тот, кто издает партийную газету, это всегда малоуважаемый человек, и его не всегда зовут на серьезные политические совещания. В том числе - и на совещания, где обсуждают, собственно говоря, политическую и пропагандистскую стратегию партии.

У либеральных партий это точно так. Коммунисты являются исключением. Так получилось, что в середине 90-х у них осталась "Советская Россия", и путем определенных сделок к ним отмигрировала газета "Завтра", но, правда, при этом, как известно, она погибла как класс. Но, я думаю, если у нас появится хотя бы один реальный партийный проект, тогда, видимо, составной его частью будет и партийная газета. Но сейчас это даже не тема для обсуждения.

Вопрос: А если сравнить нашу ситуацию с ситуацией СМИ в Европе?..

Зачем нас сравнивать с Европой? Нам самим нужна какая-то относительно приспособленная к изменениям внешней среды система информации. Кому нужна вообще система качественной информации? Тем, кто в ежедневном режиме ведет рискованную деятельность, то есть деловым кругам, политическим кругам, представителям власти. А иначе реальность будет неожиданной, как 22 июня. Я думаю, что у нас возникнет своя система поставки релевантной информации. Как она будет выглядеть, будет она больше похожа на европейскую или на американскую модель, которые сильно отличаются друг от друга - я сегодня не знаю. Мне кажется, это вопрос, который необходимо обсуждать.

Вопрос: Какие меры борьбы с коррупцией в СМИ Вы бы могли предложить?

У любой коррупции два момента. Есть некий неустранимый минимальный уровень коррупции. Он связан с естественной человеческой порочностью. Но чтобы снизить уровень коррупции до этого минимального уровня, надо изменить рынок для средств массовой информации. Они должны все-таки главные деньги искать не у собственника, он же спонсор, он же власть, а у того, кому они продают свои слова, свои картинки, свои образы, свои смыслы - то есть у аудитории и рекламодателей. У нас же танк стреляет в обратную сторону, потому что наш медийный танк едет навстречу деньгам. А деньги где? У собственника и у спонсора, а не у аудитории. А рекламные деньги - это отдельное приятное дополнение, это карманные деньги, вот в чем дело. Вы проанализируйте доли бюджета. А для начала добейтесь от одного какого-нибудь СМИ публикации своего бюджета. Желательно - того, которое выступает за свободу прессы.

Вопрос: А какими СМИ Вы сами пользуетесь?

Просто приходится анализировать базы данных - и центральные, и региональные СМИ, электронные средства массовой информации - с точки зрения игры: какая сейчас игра. Это дисплей, показывающий, кто чего хочет. Своего рода индикатор, но крайне искаженный, и это не Доу-Джонс. Если я понимаю, кто какие кампании ведет, а я обычно за этим лежу в ежедневном режиме, я примерно понимаю, как это соотносится с основной повесткой дня. Я пользуюсь Интернетом активно, в Интернете проще обобщать, обозревать разные источники и контролировать уровень ангажированности значительно проще. И не надо пользоваться публикациями западных СМИ о России. Они работают в отношении России в основном как раз в агитационно-пропагандистском режиме. Очень рекомендую пресс-релизы некоторых корпораций, во всяком случае - крупных, которые опять-таки фильтруют определенным образом информацию.

Есть газеты типа "Ведомости" или "Известия", которые стараются как джентльмены не продавать свои полосы под заказные материалы. "Коммерсантъ" сильно изменился. Я не хочу сказать, что это заказное издание, но он, собственно говоря, стал своего рода стенгазетой, где надо учитывать игру нескольких игроков. Это утомительно по сравнению с просто чтением газеты. У нас отсутствует, к сожалению, второй уровень критики. Где у нас медийная критика? Где у нас, скажем, журнал, просмотрев который можно понять, что происходит в СМИ на этой неделе? Его нет, но на него тоже нет заказчика. Я, до того как стал работать в Фонде эффективной политики, до 99-го года, просто не читал газет и не смотрел телевидения. И чувствовал себя прекрасно.

Вопрос: Будучи медиа-менеджером, вы один из основных акцентов делаете на Интернет. Почему? Может быть, вы видите за Интернетом будущее?

Может быть. Может быть, как только Интернет поймет, как получать деньги за такую деятельность, построив систему, такую же простую, как покупка газеты, то почему бы и нет? Но сейчас у меня иллюзий в отношении Интернета нет. Я думаю, что Интернет пройдет через стадию достаточно серьезных захватов и создание контролируемых секторов, то есть через стадии порчи, скажем так. А сейчас это милая свалка. Там все есть, как на свалке.

Вопрос: Скажите пожалуйста, а в чем вы видите особенности "заказухи" в СМИ на нынешнем этапе?

Пока есть среда скучных и слабокомпетентных СМИ, всегда легко найти сферу сбыта любой негативной информации. С одной стороны, такие СМИ проще проколоть, а с другой стороны - они всегда будут находить свободные деньги. Они всегда найдут политические деньги или выстроят более сложную схему. Это не обязательно должен быть какой-то враг режима, все может быть значительно проще. Это может быть одна группа, которая хочет заставить обратить на себя внимание, чтобы заключить сделку с властями. Вот поскольку она заключила сделку, ее больше не интересует это издание, и она просто его выбрасывает на рынок, издание исчезает или перекупается.

Вы знаете, я ошибся сейчас в прогнозах. После ликвидации системы Березовский-Гусинский я ждал через год-два обвала на рынке заказухи. И жестоко ошибся. Этот рынок процветает. Более того, он диверсифицировался. Складывается интересная ситуация: СМИ монопольны, а среди заказчиков создана ситуация тендера - они борются за то, чтобы размещать свои материалы. Изобретаются новые виды продуктов на этом рынке, которых не было раньше. Эта ситуация требует анализа. Я думаю, что она похожа на ситуацию с московской недвижимостью - понятно, что рынок перегрет, и понятно, что он лопнет, но непонятно, когда. А знал бы когда - так сам бы поиграл.

Власть же никогда не меняется, пока может пролезть то, что пролезало, бюрократия не меняется. Зачем? Власть у нас не имеет отдела, который проектирует новую модель для следующего года или модель 2006 года. Поэтому нарастает, конечно, разрыв, который создает разного рода возможности. В том числе - для несистемных сил. Я считаю, что у нас сильный и растущий средний класс. Он молодеет, он требует своего, и он не согласится с нынешней системой и ее нынешней конфигурацией. Городские средние слои активны, двигаются, им многое любопытно, они смотрят на вещи по-своему. И если они не найдут для себя адекватных информационных и политических предложений, то они эту систему сломают.

Человек, который тотально неудовлетворен, тотально несчастен и так далее, занимается в основном самим собой и не выходит на политический рынок. Его можно считать несуществующим. Он может присоединиться к погрому, но вообще сам он безопасен. А опасны, конечно, новые недовольные. Кто такой новый недовольный? Например, человек, уже получивший образование, уровень которого недостаточен для того, чтобы держаться на рынке. Допустим, в регионах непрерывно открываются какие-то загадочные журфаки и факультеты паблик-релейшен. Я думаю, выпускники этих факультетов не найдут себе никакой работы - стандарты в этих вузах ужасные. Фактически, это система продажи мнимого образования. Но когда человек получил диплом, он же не смирится с тем, что его нет на рынке, он будет своего требовать. С моей точки зрения, будет расти слой новых разночинцев или, скажем, новой образованщины, у которой недостаточно образования для того, чтобы квалифицированно работать, но достаточно, чтобы искать способ пробить себе, так или иначе, дорогу. Это всегда опасный слой. Кстати, такие случаи возникали и в недавней истории европейских стран. Они всегда кончаются определенным видом натиска на систему.