Печально, но факт: мы проиграли┘

3-4 октября - траурные даты новейшей русской истории. Тогда прозападный, либерально-капиталистический, мондиалистский и атлантистский режим расстрелял сторонников русского пути, национальной государственности с социалистическим уклоном. Это был день нашего жестокого поражения, когда, казалось, пали не просто наши братья и сестры, наши дети, но рухнуло гигантское здание русской истории. Огромная вина за наше поражение лежит и на вождях Верховного Совета - Руцком, Хасбулатове, Бабурине, Зюганове. Они оказались мелкими, слабыми, истеричными и ничтожными, совсем не на высоте исторической задачи. В каком-то смысле они предали накал народного восстания, предали всех нас.

Для меня, как для непосредственного участника на стороне защитников Верховного Совета, события осени 1993 года имеют огромное личное значение. Это было важнейшим историческим событием новой российской истории. Печальным, трагическим, я бы сказал - фатальным, последствия которого мы еще не вполне осознали...

Прошло 10 лет...

В эти годы было противно и трудно жить. Невозможно было забыть и смириться, так же невозможно упрямо настаивать на своем. По меньшей мере, в тех же самых формах. Для многих события того времени стали главными в жизни.

После того как либералы-западники подавили кровью и гусеницами танков народное восстание, победившие по какой-то причине не сделали следующего шага: не пошли на масштабные полноценные репрессии против тех, кто бросил им и их вождю, Борису Ельцину исторический вызов. Они будто смешались, стушевались, замешкались...

Почему они не довели репрессии против проигравших до конца? Не знаю, трудно сказать... Но они действительно начали постепенно брать себе идеологию проигравших, раздавленных, расстрелянных. Так часто бывает с тиранами. Подавив и уничтожив врага, они берут его идеи себе. Так вышло и тогда, после 1993 года. Победившая сторона - либералы, западники, олигархи - почти сразу после победы заговорили о "России", о "национальных интересах", о "патриотизме".

Потом была Чечня, которая по крови и глупости - во всех смыслах - затмила на время трагедию октября. Начало чеченской кампании как бы обнулило трагические события осени 93-го. Перед лицом такой большой крови жертвы московской резни поблекли, отошли на второй план...

Все десятилетие между 93-м годом и сегодняшним днем проходил мучительный диалог между национально-патриотической левой оппозицией, выступившей тогда, в том октябре, явно и открыто, и либерально-западнической олигархической властью. И власть мало помалу во всех своих проявленьях брала национал-патриотизм на вооружение. Осенью 93-го "патриотизм" приравнивался к "красно-коричневым". Постепенно понятие "патриотизма" реабилитировано, и сегодня наоборот: не быть патриотом - это вызов.

Но мы ничего не простили и ничего не забыли. Нас не стало меньше, мы не стали покорнее, мы не приняли статус-кво. Мы попытались оставаться радикальными, непримиримыми - это не удалось. Нам надо было смягчить выражения, и мы пошли на это. Мы попытались проникнуть во власть, но и это не удалось до конца. Едва ли мы, проигравшая, униженная, раздавленная тогда сторона, можем чем-то похвастаться за эти десять лет. Мы делали что могли, давили на стену. Пускай недружно, пускай в разнобой, пускай нелепо, стыдясь самих себя, не находя правильных слов и жестов. Но все эти 10 лет мы шли к преодолению осени 93-го, к тому, чтобы превозмочь эти события, чтобы закрыть эту зияющую брешь чем-то иным...

Мы не осознали смысл той трагедии, но интуитивно и народ, и власть, кажется, почувствовали, что этот раскол России уже не пережить. И обе стороны мучительно стали искать взаимопонимания, сближения: настороженно, постепенно, с оглядкой, боясь обмануться, отступиться от своего, предать идеалы и интересы.

С приходом Путина в этом направлении - в направлении общенародного согласия - был сделан еще один существенный шаг. О национальной идее стали радеть не только оппозиционеры, но и сама власть - и кажется, дай Бог, - все более искренне. Но тогда в 93-м мы существенно понизили статус нашей державы, упустили исторический шанс. И теперь мы начинаем приходить в себя, но увы, в позиции много худшей, чем та, где мы были тогда.

Лучше поздно, чем никогда...

Себя я не могу переделать, я был и остаюсь на стороне защитников Верховного Совета - павших или живых. Это была моя сторона фронта, и я не могу ее предать. Но я был бы нечестен, если бы не сказал сегодня: та линия фронта сегодня более неактуальна. Нам предстоит спасать Отечество всем вместе в новых условиях перед лицом новых и довольно страшных угроз.

Сегодня стоит забыть о мести, и, сомкнув ряды, идти к реальной общенародной солидарности. Мы русские люди, и у нас одна общая судьба. Чем быстрее мы преодолеем внутренний раскол, тем быстрее возродится наше Отечество. Но те, кто погибли тогда, на московских улочках, превратившихся в мгновенье ока в кровавый ад, не будут нами забыты. Они пали не напрасно, не по недоразумению. Они погибли за Россию и останутся ее героями.

Революционная оппозиция не сложилась в субъекта - ни на периферии, ни в конформистских образованиях и средах. Но Дух не исчез. Сквозь толщу сна едва-едва, но угадывается его отдаленный сладкий привкус. Мы ни от чего не отказались. Мы стоим там же, где стояли. И если нам только удастся слегка, на миллиметр, на кроху сдвинуть историю в нашем направлении, все немедленно возвратится. И страстная ненависть оплавит души прекрасным огнем нового действия.