С некоторых, отнюдь не сильно давних пор ОАО "Погарская сигаретно-сигарная фабрика" (что в Тамбовской области) освоила выпуск сигарет пятого класса под названием "ПРИМА ностальгия" - двух видов. На пачке одного вида изображен В.И.Ленин на фоне логотипа "Правды", на пачке другого - И.В.Сталин на фоне собственного, как Верховного главнокомандующего, приказа под названием "Ни шагу назад!".

Понятно, что нарушать приказ Главковерха - расстрельная затея. Тем не менее я вынужден пойти на нее. Отчего ближайшие несколько строк следует воспринимать как предсмертную записку. И не иначе.

Итак, во-первых, в материалах, опубликованных на страницах газет за минувшую неделю, я не нашел ничего, что бы послужило отрадой для взора и пищей для ума. И потому огулом решил подвергнуть их остракизму: суммируя - всем уже все ясно, но надо же что-то говорить?

Во-вторых, перед ответственным (в этом опять же сходятся все) выбором полезно притормозить, задуматься, оглянуться - ну и так далее. Чтобы, как говорят знатоки жанра, в спешке не совершить ошибки, за которую потом... - опять же и т.д.

И, наконец, в-третьих, в качестве временного промежутка, на который стоит оглянуться, я избрал один из моментов, прямо предшествовавших прошлой кампании по выборам президента, - навскидку, по памяти слишком много тогдашних проблем перекочевали в день сегодняшний. Обращение к первоисточнику только подтвердило первоначальные предположения.

Первоисточник же в данном случае - текст одной из моих передач, которые я регулярно вел еще в свою бытность в Эстонии на тамошнем госрадио. Данная именовалась не без вызова "Окна РОСТА", была посвящена реферированию опять же российской прессы, свою роль в ней, при отсутствии российской прессы в эстонской продаже, я ощущал чуть ли не как миссионерскую - типичная для нашего человека переоценка слова. Которое без дела, конечно, всегда не "таковое".

Коротко говоря, тексты тех передач у меня сохранились. И вот один из них, о дате выхода которого в эфир нетрудно будет догадаться (год, на всякий случай, 1995-й). Точно так же, как нетрудно будет узреть в нем почти все признаки текущего политического момента. Хорошо это или плохо, с учетом того, что с тех пор минуло четыре с лишним года, о том судите сами.

Русская русскость со хвалители и хулители

Четвертого декабря 1931 года замечательный русский поэт, прозаик, критик, переводчик, композитор и гомосексуалист Михаил Кузмин записал в своем дневнике: "Вот дома. Юркун доволен. Червячки у меня есть. Холодно, но не очень. Никуда не ходил и мало писал. Организованности! Брился без аппетита. Афиши неинтересные. Во всех кухнях, и лестницах, и на улицах страшная темнота. Звонил Анне Дмитриевне. В двадцатом номере из-за нашего карантина тоже не очень приветливы. В Филармонию не попал. Не написал даже писем, но радость и покой продолжаются. Вечером были у Глафиры Викторовны. Ольге Николаевне хочется похвастаться моими успехами, которых, право же, не было".

Так, без затей, описывал свое житье-бытье человек в эпоху индустриализации, коллективизации, процессов над промпартиями и эсерами-меньшевиками, поголовной самокритики и головокружения от успехов. У ребенка должна быть личная жизнь - и нате, пожалуйста: никаких Днепрогэсов, Магниток, правых и левых уклонов, сплошные "хворь прошла", "никуда не выходил", "сбегал потом за винцом" или - "продолжает мне быть лучше, хотя слякоть и во рту вкус не то резинки, не то малафьи, - какой-то серы от перекуриванья".

Навскидку очень похоже на чувство, которое вызывают речи российских политических лидеров - каких-нибудь Ельцина, Грачева, Черномырдина или Шумейки. Впрочем, как и большинства тех, кто рвется им на смену. На польском материале отвращение, к которому они побуждают, со всей определенностью пожилого фантаста выразил Станислав Лем: "Доверия у меня не вызывает никто... Некоторым лучше податься на эстраду. Весь наш политический класс слева направо - сплошное болото".

Эдакое состояние политической элиты - не более чем уродливое отражение кризиса идентичности, который переживает сейчас русская нация (и, похоже, вслед за нею почти все славянство). Во всяком случае полуторавековой давности мечты о всеславянском единстве под водительством России выглядели бы сейчас просто бреднями.

Натуральное подтверждение тому - все тот же Станислав Лем, далеко не последний умом человек. После того, что он наговорил в интервью журналу "Шпигель", его никак уже не причислить к друзьям русского народа. Вот образцы. Первый: "Хуже всего (!) стремление Белоруссии снова приблизиться к России. А мы-то так радовались, что у нас, кроме Калининграда, нет больше общей границы с русскими". Второй: "Москва должна понять, что ее изоляция - следствие собственного поведения. Можно было бы провести эксперимент: спокойно сорвать с нее маску великой державы. Мне интересно, что бы при этом произошло. Мой прогноз: ничего, кроме проклятий". Понятно, что такому человеку, как Лем, проклятиями ничего не докажешь.

Ввиду того что патриотизм стал разменным лозунгом почитай всех партий и движений, пишут о нем теперь тоже все кому не лень. Даже "Общая газета", где насквозь православный Яков Кротов задается вопросом: "Почему мы живем в России, а не на Руси?" - "ведь "на Руси" - свободнее жить, "на Руси" - как "на поле", "на воле", а "в России" - словно "в тюрьме", "в трущобе".

Кротов против фальшивого, подлого слова россиянин (не говоря уж о русскоязычном), он за светлое, свободное слово русский. Он полагает, что перемена слов приведет и к изменениям в нравственном состоянии общества. Назидательные примеры при этом, что весьма обычно, заимствуются у цивилизованных народов Запада.

И в этом при согласии в прочем с Кротовым разойдутся идеологи и авторы газеты "Завтра". Для них слова "россиянин" не существует в принципе. А слово "русский" понимается в основном от противного. Берем, к примеру, заголовок "Ельцин и Назарбаев - враги русских". За ним следует текст: "После Ельцина, чье время догнивает в больничных палатах, русские займутся восстановлением своего государства, объединением народа и пространства. Северный и северо-восточный Казахстан - исконные русские земли. И если казахи, насосавшись поэтических карамелек Олжаса Сулейменова, наглотавшись непроваренного бешбармака Назарбаева, захотят остаться наедине с великим Китаем, русские проведут границу по Устюрту, Турану и Балхашу и будут смотреть, как исчезают с топографических карт названия казахских кишлаков, а племянники Назарбаева на полу своих юрт учатся писать иероглифы".

Это, конечно, незабвенный Александр Проханов во всем блеске своего экспрессивного, а заодно и имперского ореола. Как бы ему, хотя на самом деле совсем не ему, отвечает на страницах той же "Завтра" Лев Аннинский: "То, что сейчас обозначается словом "русское" и имеет отчетливый национальный, этнический и даже племенной привкус, раньше так не мыслилось. "Русское" - исторически - это "государственное", "державное". А этническими определениями были "великороссы", "славяне", в некоторых случаях - "московиты". И дальше - уже прямо в контру Проханову:

"Никто нормальному человеку не помешает ни быть русским, ни быть "имперским" - если обнаружится на то воля истории.

Не надо путать роли. Если мы строим национальное русское государство, нам нечего делать ни в Чечне, ни в Татарии, ни в Карелии. А то ответят нам на том же "национальном" языке (как недавно на ТВ - боевик из Грозного): "Под русским сапогом Чечня жить не будет".

Лириков Проханова и Аннинского тоже, впрочем, косвенно пытается примирить физик Елена Антонова, приводя из "Словаря" Даля великолепное, по ее мнению, определение "русскому" и "русскости". Такое вот:

- знать, понимать, говорить на русском языке;

- думать по-русски (как сказали бы сейчас - иметь русский менталитет);

- воспринимать русские моральные ценности и культуру своими.

"Вот так! - радостно заключает Антонова. - И ни слова о чистоте происхождения, ни слова отрицания или превосходства над другими народами".

Милая женщина, видимо, полагает, что Юрий Скоков, к которому она на самом деле адресуется, будет руководствоваться в своих политических интригах какими-то там словарями. У него другая задача - используя Александра Лебедя, как таран, въехать во власть, но уже не пасынком, как бывало с ним прежде, а законным хозяином.

Отставной генерал подвергается при этом соответствующей обработке. Прежде он, к примеру, отмежевывался от любых вопросов о боге - теперь же выступает как последовательный борец с засильем иноземных сект на православной Руси. Прежде он заявлял, что Конгресс русских общин не будет противопоставлять интересы русских и, к примеру, башкир. Теперь он уверенно говорит о приоритете "титульной нации". И это закономерное ренегатство. Просто потому, что другого пути - нет.

Неизбежность национализма как национальной идеи

О том, что другого пути нет и даже быть не может, трактует в опубликованной газетой "Сегодня" статье "Что общего у бомжа и нувориша" Виктор Сагарев. Ее подзаголовок "Еще раз о национальной гордости великороссов" недвусмысленно отсылает к знаменитой работе Ленина, с которой она находится в полемических отношениях, впрочем, не декларируя их.

Итак, вот что, опуская все подводки и наводки, говорит Сагарев. "Россия, - говорит он, - в конце века остается все той же архаической имперской структурой (что и в начале века. - А.М.), но идеологический вакуум заполняется уже не марксизмом, а национальной идеей. По правде говоря, не понятно, чем еще он может быть заполнен.

Трудно представить и то, что Россия как геополитическое образование, управляемое демократическим образом, сохранит целостность, не обретя какого-то нового морального и идейного единства. Ей просто придется найти новые или старые принципы этого единства или же отказаться от демократии. Поскольку же в России нет и не предвидится новой консолидирующей идеологии, остается довольствоваться испытанной - национальной".

Кроме того, "инстинктивный поиск идентичности связан не только с политическими переменами. Не менее, если не более, важным его стимулом является социальное расслоение, случившееся за какие-нибудь четыре-пять лет.

Этническое (или национальное?) тождество - единственное, что осталось общего у не успевшего привыкнуть к своему унижению бомжа и новоиспеченного нувориша. У них вообще нет никаких общих ценностей, они едва понимают язык друг друга, их... по-разному трактует небескорыстный российский закон, но у них одинаковое право называться новыми русскими. Оба эти персонажа - лишенцы, потому что перестали чувствовать у себя за спиной тяжелую тень, казалось бы, абсолютно стабильной сверхдержавы и ищут каких-то новых опор".

Что касается роли Запада в этом заковыристом процессе, то Сагареву она представляется в не совсем предсказуемом виде. Итак, "Запад, как оказывается, уже сейчас видит в русских тему для реализации бесчисленных комплексов, экстаза, продуктом которого был не только конвейер, но и социализм. Сейчас, переболев скарлатиной тоталитаризма и мирового лидерства, он стал много ближе к тому, чтобы возглавить напрямую идущую к мировому господству, лишенную границ глобальную сверхдержаву Третьего мира".

Если оставить пока Запад в покое и вернуться к национализму - причем, непременно оголтелому национализму, то совсем не исключено, что на каком-то этапе он будет во благо России. Правда, нынешние его вожди тухловаты, чтобы сыграть роль благодетельных злодеев. Хотя не исключено, опять же, что правильный ефрейтор уже где-то на подходе.

Ведь если вспомнить, что России постоянно ставят в пример, как, мол, здорово выбирались из послевоенной разрухи Германия или Япония, то придется признать: говорят в таких случаях только "Б", как бы забывая об "А". "А" же заключается в предшествовавших "Б" национализме, милитаризме, кровавой агрессии, разгроме и только затем в отрезвлении в ходе интенсивного трудового процесса.

Схема эта, конечно, циническая, но зато соответствующая действительности. В том числе и современной. Примером чему - пародирующий Ельцина белорусский президент Лукашенко, который в интервью немецкой газете "Хандельсблат" сначала декларировал солидарность определенных этапов истории Белоруссии и Германии, а потом заявил, что именно при Гитлере формирование немецкого порядка достигло своей высшей точки и что он как президент мечтает именно о таком порядке.

Если оставить в стороне антифашистские эмоции, которые к настоящему моменту выражаются либо в истерике, либо в благоглупостях, то понятно, почему Станиславу Лему ежится, когда такая Белоруссия стремится к воссоединению с Россией.

Но сам он при этом ничтоже сумняшеся заявляет, что охотнее всего голосовал бы, если б такое было возможно, за Юзефа Пилсудского, который, между прочим, в советском "Энциклопедическом словаре" именуется "фашистским диктатором Польши". И во времена которого изрядный кусок нынешней Белоруссии был польской территорией. Каков бы ни был умник Лем, но от подобных заявлений идет запашок иррационализма, на котором фашизму только и остается, что взрастать и колоситься.

И не стоит забывать, что именно интеллектуалы, вроде того же Розенберга, сажали семена и удобряли поле, на котором он рос. "Бесноватые ефрейторы" только воплощали их идеи в почву и кровь, на что интеллектуалы по определению не способны.

Сейчас в России разработкой состава сходного супового набора тоже занимаются не ваньки и жучки. Последний, лично для меня, пример тому - культовый среди постмодернистов писатель Владимир Сорокин. Последняя его работа - пьеса "Свадебное путешествие", посвященная русско-немецкому садомазохизму. Это - в общем. А в частности - "это история любви двух молодых людей: он немец, сын оберфюрера СС, она - еврейская эмигрантка из Москвы, чья мать - следователь НКВД". Поставил пьесу в Германии режиссер Франк Касторф, который недавно скандализовал публику заявлением, что пора детабуизировать эстетику фашизма.

Сам Сорокин так толкует свое произведение: "Мне хотелось проследить за мутацией психики детей, чьи родители были активными участниками тоталитарных режимов. <...> Это в принципе большая и интересная тема. Взаимоотношения двух народов напоминают мне старых любовников, которые периодически любят друг друга, потом дерутся, потом снова любовь. Немцы, конечно же, играли роль садистов на фоне русского мазохизма".

И далее: "Фашизм и русский коммунизм интересуют меня не как явления массового психоза, а именно как культурные феномены. Как некая эпоха коллективизма, породившая великое искусство".

И еще: "Эзра Паунд не стал писать хуже, после того как проникся фашистскими идеями. Мейерхольд и Эйзенштейн чувствовали в то время невероятный подъем и переживали расцвет".

И наконец: "Тоталитаризм - это такой диковинный цветок, который очень редко цветет. Меня привлекает идея выхода за рамки человеческой природы, утопическая идея ее изменить". Это при том, что, по его же, Сорокина, словам, устройство мира и особенно России ему глубоко безразлично, а революцией он бы предпочел полюбоваться со стороны, нежели чем в ней участвовать.

Своего рода, изысканная некрофилия. Наслаждение трупным запахом. Вуайеризм - но не в щель, а из щели. И любование не половым актом, а актом убийства. Стоит ли вспоминать, что согласно Эриху Фромму, Гитлер был законченным некрофилом?

Стоит ли гадить в избирательные урны?

Для того чтобы национализм возобладал в России и действительно вдохновил народ на подвиги самоотречения и отрицания всех остальных, он должен стать самодовлеющим. Пока же его тянут на себя две противоборствующие идеологии - христианство и дохристианское язычество.

Первое поддерживается нынешними властями, второе - нет. Однако вне зависимости от такой поддержки, отринуты должны быть и то, и другое. Только тогда произойдет высвобождение энергии, необходимое для того, чтоб можно было забыть об инстинкте самосохранения. Причем от христианства как от интернациональной идеологии националистам следует освободиться в первую очередь. С язычеством же, а точнее - изначальным славянским мировоззрением, они могут и повременить. Интуитивная выборка из него может им пригодиться. Однако способны ли они на нее? И способны ли они выбраться из болота, откуда покамест явственно доносится только бульканье их амбиций?

О том, что нынешние националисты в своей массе не способны соответствовать своим же программам и доктринам, свидетельствует хотя бы тот факт, что основам русского национального поведения их смеет учить такой закоренелый русофоб, как Александр Янов: "Обычно говорят о коллективизме, общинности, артельности, присущих русскому народу. Какая там общинность! Каждый дудит в свою дуду, демонстрируя самый крайний, оголтелый индивидуализм". И это, пожалуй, будет чистая русофобская правда.

Утрата же духа коллективизма и артельности произошла ясно почему. Потому что последняя из эпох, когда он культивировался, была объявлена "совком", ее решили выжечь и сознания людей, как говаривал один бюрократ, "каленой метлой", соответственно, был выброшен на свалку и "ихний" дурацкий совковый кодекс с этим идиотским "человек человеку - друг, товарищ и брат".

Об этом с задушевной простотой - и вполне, кстати, с русских национальных позиций - пишет в статье "Ельцин Собчаку не товарищ" ленинградец (как он сам себя аттестует) Николай Щеголев. Вот он, нужный абзац:

"Объявлено постыдным слово "товарищ". Пушкину можно - "товарищ, верь, взойдет она...", царь назначал чиновника товарищем министра, а нам нельзя. Я защищаю это хорошее, сказал бы, доверительное, слово в силу не только привычности к нему, но и адекватности нашему быту, не вижу ему достойной замены. Видно, как пыжится и прямо на глазах тучнеет Ельцин (да и тот же Собчак), когда к нему обращаются: "Господин...". Но мы-то для кого господа? А если господа, то где наши подневольные?"

Ответом на этот вопрос вполне может послужить следующая история из жизни.

Подъезд многоэтажного дома. На стене - объявление. "Товарищи!" Зачеркнуто. "Граждане!" Зачеркнуто. "Россияне!" Зачеркнуто. "Господа!". Не зачеркнуто. И далее: "Убедительная просьба - не ссать в подъезде!"

Если возвысить подъезд до масштабов страны (что, даже при минимуме воображения, совсем нетрудно), станет ясно, чего уж точно не стоит делать на президентских выборах - не стоит голосовать "против всех". Это вполне равносильно гаженью в подъездах. Потому что и в том, и в другом случаях ответственность за свои деяния перекладывается на других. А ведь, согласно Конституции, в выборах могут принимать участие только совершеннолетние, т.е. взрослые, т.е. отвечающие за свои поступки люди.

Так вот: не пора ли нам научиться отвечать за свои поступки?