Стоило мне прочесть нижеприведенные фразы из "Открытого письма к российским избирателям" Владимира Путина, как меня постигло то, чего прежде не доводилось или почти не доводилось переживать: озарение. Епифания, если угодно. А поразившие меня навылет фразы такие: "Нам сегодня, как воздух, нужна большая инвентаризация страны. Нужна достоверная перепись и надлежащий учет всего, что в ней есть". Воздух инвентаризации. Озон переписи. Кислород учета. Художественная словесность предвыборной агитации. Но, Боже праведный, сказал я сам себе, да ведь это же точнейшее, хотя и образное, описание того жизненного элемента, той политической стихии, в каковых и.о. Президента России, по-видимому, чувствует себя наиболее естественно и органично. Каковые, надо полагать, неотторжимы от его столь впечатляюще обнаружившегося ныне государственного призвания. И если вдуматься, умственно вглядеться в ключевые слова из высказываний Путина, которые звучат почти как блоковская "медь торжественной латыни": "инвентаризация", "перепись", "учет", - если сделать это с чистым сердцем и трезвым рассудком, то чудодейственно высветляется сокровенная суть путинского государственного призвания: он, Путин, и есть истинный российский Инвентаризатор. Переписчик. Учетчик. То есть - Ревизор. Пришедший по нашу душу Ревизор всего и вся. Ревизор в высоком, гоголевском смысле этого слова. И вся политическая Россия, за исключением завзятых конкурентов Путина на выборах, занята сейчас репетициями знаменитой последней, "немой" сцены "Ревизора": "Городничий посередине в виде столба, с распростертыми руками и закинутой назад головою <...> Почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом <...> Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" <...> Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным глазом и едким намеком на городничего <...>" Репетирует администрация и.о. Президента, репетирует правительство, репетирует Госдума, репетируют губернаторы, наконец, репетируют кандидаты в Президенты, иные из которых благоразумно заявили, что пошли на выборы лишь для того, чтобы отвести опасность безальтернативности от Путина (Алексей Подберезкин).

В самом деле, разве не отсюда, из этого призвания, проистекает самая броская черта политического облика кандидата в Президенты России Владимира Путина - его публичная непроявленность, окружающая его аура некой онтологической анонимности? Подобно созданному гением Николая Гоголя литературному собрату, приехавшему инкогнито "по именному повелению из Петербурга" ревизору, политинкогнито Путин вплоть до сегодняшнего дня остается тайной за семью печатями не только для своих храбрящихся противников, но и для своих угодничающих сподвижников. Не только для отечественных элит, но и для массового электората. Не только для легковерных простецов, но и для "посвященных" журналистов и аналитиков. Один из таких посвященных (Андрей Колесников, "Известия") совсем недавно написал с нескрываемой досадой: "<...> Как это ни смешно, Путин как был симбиозом "черного ящика" и "чистого листа", так им и остался". Оставляя на литературной совести автора идею симбиотического единения ящика и бумажного листа, помечу, что он, конечно, имеет в виду не факты биографии и обстоятельства личной жизни и.о. Президента - тут информационный вакуум в последние недели и дни стал быстро заполняться всяческими важными и неважными сведениями. Речь идет, безусловно, в первую очередь о политических убеждениях и экономических взглядах человека, который с высокой степенью вероятности будет править Россией в ближайшие четыре, а потом, наверное, еще четыре года. Согласно социологическим опросам, 60 процентов населения даже не догадывается о политической ориентации Путина ("Аргументы и факты", март 2000 г., #12). Поэтому у меня не вызвала эмоционального потрясения вообще-то нерядовая вещь, которая содержится в намедни преданных гласности конфиденциальных "Базовых тезисах выступления доверенного лица" и.о. Президента Путина: "Главной задачей при работе с любой аудиторией остается задача "расшифровки Путина", - отмечается уже во вступлении к тезисам. Задача "расшифровки", стало быть. Перевода (секретного?) шифра политинкогнито и публичного анонима на обыкновенный русский язык. В переводческой деятельности усердствуют и некоторые особо яростные конкуренты Путина на выборах, которые, как, например, Григорий Явлинский, считают, что с и.о. Президента и его "тоталитарными замашками" им все ясно. Аналогичное целеуказание, но с русской хитринкой, в пьесе Гоголя "Ревизор" сам себе как довереннейшему лицу дает Городничий: "Нужно быть посмелее. Он хочет, чтобы считали его инкогнитом. Хорошо, подпустим и мы турусы: прикинемся, как будто совсем и не знаем, что он за человек".

После Оскара Уайльда гипотеза о том, что не только искусство подражает жизни, но и жизнь подражает искусству (литературе), уже не кажется такой фантастической. Я это к тому, что типологические соответствия между обликом Владимира Путина (ревизор-инкогнито) и образом "чиновника из Петербурга" из гоголевского "Ревизора" имеют скорее модельный, чем физиономический, характер: при известной интеллектуальной сноровке пьесу Гоголя можно рассматривать как своего рода сценарную разработку текущей избирательной кампании, по которой ее - с теми или иными вариациями-импровизациями - разыгрывают игроки, занятые в главных ролях. Ролях претендентов на президентское кресло. Сравнение выборного действа с театральным спектаклем, цирком (Игорь Шабдурасулов) и даже специально с цирком шапито (Геннадий Зюганов) стало настолько расхожим, что почти превратилось в риторическое общее место. От частого употребления стирается даже золотая монета, ее аверс и реверс. Но золото остается золотом. То же самое справедливо относительно подлинно золотого сравнения мира с театром ("весь мир - театр, и люди в нем актеры"), авторство которого интеллигентская молва приписывает Шекспиру. Шекспир, однако, стоит далеко не первым в длинном историческом ряду мыслителей и писателей, которые в той или иной форме использовали данную метафору: Платон в диалоге "Филеб" говорил о "трагедии и комедии" человеческой жизни; блаженный Августин считал всю эту, "от искушения к искушению влачащуюся жизнь" не чем иным, как "комедией человеческого рода"; неукротимый Лютер называл историю "театром марионеток Бога"; Сервантес в "Дон Кихоте" вкладывал в уста Санчо Пансы насмешку над вышеуказанным "роскошным сравнением, впрочем, не новым", и т.д.

Иными словами, в констатации несомненной театральности, постановочности завершающейся кампании по выборам Президента России (если не будет второго тура), в подчеркивании очевидной склонности большинства, если не всех ее участников к сценическим эффектам - во всем этом нет ничего уничижительного. Напротив, это как бы поднимает ее идейно-культурный и эмоциональный тонус, спасает от рутины и скуки, привлекает к ней рассеивающееся внимание электората. Взять хотя бы отчасти сенсационные события самых последних дней. Евгений Савостьянов за тринадцать минут до окончания обусловленного Центризбиркомом срока отказывается в пользу Григория Явлинского от посягательств на президентский пост в прямом эфире НТВ. В передаче Евгения Киселева "Глас народа". Элла Памфилова перед миллионами телезрителей стыдит того же Григория Алексеевича за некомплектную мужественность, выразившуюся в пластической операции с целью освежения имиджа. Юрий Скуратов ничтоже сумняшеся назвал-таки имена главных коррупционеров в России. Владимир Путин пилотировал боевой истребитель, а Михаил Леонтьев во "Времени" захлебывался от ликования по поводу недюжинного здоровья и.о. Президента. Артисты, то бишь претенденты, шли на все, чтобы подогреть интерес электората к президентской гонке с заранее известным результатом. Вот все говорят: борьба, состязательность, конкуренция, - а что в них, собственно, хорошего?

Несколько слов о специфических особенностях и принципах распределения и замещения ролей в избирательном спектакле по мотивам "Ревизора" Гоголя: они отчасти сложились спонтанно, отчасти были внесены извне преднамеренно, наподобие ленинской сознательности. (Поскольку речь здесь идет не о тексте пьесы, а о спектакле по ней, я учту гениальные опыты постановки "Ревизора" на театре, сделанные Михаилом Чеховым и Всеволодом Мейерхольдом в 20-е годы.) Первая из особенностей в распределении ролей заключается в том, что одну и ту же роль могут исполнять в избирательном спектакле сразу несколько актеров, и все они одновременно находятся на сцене. Вот, скажем, Мейерхольд ввел в свою постановку роль без слов под кодовым названием "некто в голубом", которая отсутствует у Гоголя: "некто в голубом" (цвет жандармского мундира; ср. у Михаила Лермонтова: "<...> и вы, мундиры голубые <...>"), этот странный персонаж, внезапно появляется и неожиданно пропадает во всех действиях и многих явлениях, навевая на зрителей и исполнителей некое мистическое чувство. Эту мистическую роль в нынешнем избирательном спектакле играли несколько исполнителей: во-первых, потенциальный участник президентской кампании по фамилии "Против всех"; во-вторых, незаметно выпавший из нее Герман Хрусталев, лидер малоизвестного движения "Общественное согласие", любитель песен Дунаевского и русской водки; в-третьих, типовой представитель силовых структур, взявших выборы под свое крыло (шутка сказать, на работу в день выборов 26 марта выйдет 500 тысяч сотрудников МВД, не говоря о прочих).

Между ведущими исполнителями избирательного спектакля нет ни оскароносцев (Никита Михалков в нем не участвует, хотя планы такие вынашивались), ни суперзвезд. Поэтому в главных ролях заняты все мало-мальски пригодные артисты сразу. Вторая специфическая особенность избирательного спектакля состоит в том, что в нем доминирует принцип двойничества, пронизывающий творчество Гоголя и следующего ему в этом Достоевского (См. В.Виноградов. К морфологии натурального стиля. Опыт лингвистического анализа петербургской поэмы "Двойник"). В "Ревизоре" тема двойничества пластично выражена фигурами Петра Ивановича Бобчинского и Петра Ивановича Добчинского, которые даже "Э!" по случаю неожиданной новости восклицают вместе, как бы одним голосом. Следует учитывать, что тема и принцип двойничества имеют древние, архаические и мифологические, корни и сохраняют даже сегодня некую квазисакральную окраску (см. статью о двойничестве "Близнечные мифы" в энциклопедии "Мифы народов мира"). В силу этого обстоятельства трудно передать те смешанные впечатления от помянутой передачи "Глас народа" на НТВ, когда одним голосом - голосом "Моста" - заговорили двойники (тройники) Савостьянов, Явлинский и Киселев.

Третьей специфической особенностью распределения ролей в избирательном спектакле является то, что в нем, как в театре кабуки, мужчины исполняют зачастую женские роли, и наоборот, женщины, как в советских ТЮЗ-ах, исполняют роли представителей противоположного пола. К примеру, с ролью унтер-офицерской вдовы, которая, по меткому, пусть даже лживому, замечанию Городничего, "сама себя высекла", уверенно справляется - если оглянуться окрест президентской кампании - губернатор Санкт-Петербурга Владимир Яковлев, которому неостроумное хождение в руководство ОВР стоило поддержки Кремля и Белого дома, что может обернуться его поражением (сечением) на предстоящих губернаторских выборах. Публичное же проведение этой процедуры, судя по всему, доверено Валентине Матвиенко, которая согласилась на изначально мужскую роль, ранее предлагавшуюся Сергею Степашину.

Теперь немного конкретнее о ролях и их исполнителях. Немалые затруднения в избирательном спектакле были связаны с назначением (самоназначением) исполнителя роли Антона Антоновича Сквозник-Дмухановского, городничего. Гоголь метил этим персонажем в самую высокопоставленную особу в России, и не зря Николай I после просмотра "Ревизора" на сцене обмолвился в том смысле, что в пьесе досталось всем, а ему самому больше всех. По логике вещей эту роль должен был взять на себя Путин. Кое-какие намеки на интерес к этому и.о. Президента в своем предвыборном поведении так-таки выявил. Например, функцию купца Абдулина при Городничем ("Эк шпага как исцарапалась! Проклятый купчишка Абдулин - видит, что у городничего старая шпага, не прислал новой") гораздо более инициативно при и.о. Президента отправлял Борис Березовский, на чьи деньги "Вагриусом" была издана книга-интервью "От первого лица" Владимира Путина. Но это мелочь по сравнению с тем, что по своей актерской фактуре, офицерской выправке, петербургскому этосу и менталитету Путин ни в малейшей степени не соответствует сценическому облику Городничего, как он нарисован Гоголем: "<...> Уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, но ведет себя очень солидно; довольно сурьезен; несколько даже резонер; говорит ни громко, ни тихо, ни много, ни мало. Его каждое слово значительно. Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов".

По внешним параметрам роль Городничего могла выпасть на долю Геннадия Зюганова: он очень неглуп, солиден, серьезен, говорит значительно и по преимуществу монологично, не слушая собеседников, на вопросы не отвечает, резонерствует и пускается во все идеологические тяжкие, и с чертами лица у него все обстоит как надо. Вот только словоохотлив Геннадий Андреевич не по-городничьему, да и с практическим опытом управления чем-либо крупным и стоящим - городом ли, областью, страной - у него, вопреки предвыборным декларациям, слабовато. Он и в советские времена специализировался все больше по пропаганде и агитации, а этого даже для Городничего, не говоря уже о Президенте, маловато будет. Городничие ex officio среди претендентов - Константин Титов и Аман Тулеев - тоже вряд ли смогли бы потянуть эту роль: Тулеев, по язвительному определению одного политика, вместе с некоторыми другими кандидатами в Президенты выступал как доверенное лицо Путина; а Титов слишком подвержен несолидной "охоте к перемене мест", конечно, политических, немного провинциальному вождизму и склонности к произнесению "голосом России" не вполне значительных слов. Он не столько трибун, сколько звукоподражатель. Роль Городничего, не исключаю, мог бы сыграть и Станислав Говорухин с его незабываемой трубкой и редчайшей способностью забывать название страны, чьим гражданином и парламентарием он пока все еще является, - но только в кино, а никак не в жизни. Он слишком нравится самому себе в амплуа претендента. Однако, выступая бок о бок на арене избирательной кампании, Зюганов, Титов и Говорухин при поддержке Подберезкина составляют нечто вроде "коллективной личности" Городничего на политической сцене, как некогда четверка "битлов" была коллективной личностью на подмостках шоу-бизнеса.

На роль жены Городничего Анны Андреевны, которая берет "иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей", Элла Памфилова не подходила и не подходит по совокупности личных достоинств и недостатков, опять-таки политических. Эта роль была бы находкой для укрывшейся за кулисами Татьяны Дьяченко. Может быть, Памфилова лучше смотрелась бы, если учесть ее прошлый министерский опыт, в роли Артемия Филипповича Земляники, попечителя богоугодных заведений. Но что скажет на это Городничий, то бишь Ревизор? Думаю, что ни у кого не вызывает сомнений выстраданное право Юрия Скуратова блистать в роли Аммоса Федоровича Ляпкина-Тяпкина, судьи, чему не может помешать даже его не совсем нормативная ... не лексика, а дикция. По пьесе Гоголя, Иван Кузьмич Щепкин, почтмейстер, сподоблен одним замечательным политическим качеством: он непревзойденный сборщик конфиденциальной информации путем перлюстрации, то есть вскрытия корреспонденции, включая служебную переписку, без согласия адресата. Другим замечательным качеством одарен помянутый выше попечитель Земляника, который является виртуозом по части "слива компроматов". Незабываема сцена из четвертого действия, шестого явления "Ревизора", в которой Земляника обмазывает с ног до головы грязью своих свойственников и коллег. С такими качествами, да на свободе, Шпекин с Земляникой могли бы смело претендовать на видный пост в одном из избирательных штабов кандидатов в президенты: разгоревшаяся на этой неделе в СМИ война компроматов безоговорочно это подтверждает.

Ну и наконец о главном - об Иване Александровиче Хлестакове, мелком петербургском чиновнике, оплошно принятом за ревизора, и о подлинном Ревизоре, который как бы виртуально отсутствует и реально присутствует на политической сцене избирательного спектакля, направляя через помрежей его действие. Согласно толкованию самого Гоголя, Хлестаков - "фантасмагорическое лицо, которое, как лживый олицетворенный обман, унеслось вместе с тройкой бог весть куда". Эта хлестаковская фантасмагория далеко не всем актерам по плечу, но ее усердно разыгрывают и Владимир Жириновский, и Константин Титов, и Григорий Явлинский. По возрасту и счастливо безмятежной наружности к Хлестакову ближе всего такой маргинал в избирательном спектакле, как Умар Джабраилов. Роднят их и безудержные пустые фантазии, в которые они предлагают поверить окружающим, и авантюризм, и целинный и залежный характер их жизненной (политической) программатики. Но Джабраилов - совершенный новичок на сцене, и его игра изобилует такими вопиющими ошибками и огрехами, что в конце спектакля он наверняка будет освистан зрителями, то есть избирателями. Владимир Жириновский недавно предложил снять - сообща с другими претендентами - свою кандидатуру в пользу мифического единого оппозиционного право-левого кандидата-центриста от "12" с той же нарочитой бесшабашностью, с какой Хлестаков, не переводя дыхания, предложил свое сердце и т.н. "любовь" сперва дочери, потом матери, затем опять дочери Городничего... И был таков. Но Жириновский, как карточный шулер, стал слишком читаемым и просчитываемым политическим игроком, чтобы ему удалась роль Хлестакова, основанная на импровизации, "легкости мыслей необыкновенной". На вдохновенной лжи как высоком искусстве. Константин Титов перенапряжен и натужен, до предела насыщен отрицательным зарядом честолюбца и властолюбца: где уж ему по-хлестаковски порхать и срывать "цветы удовольствия" от политики, от игры в избирательном спектакле. Выступления Явлинского на излете избирательной кампании сильно отдают хлестаковщиной (к примеру, утверждения о гарантированном выходе во второй тур выборов и победе над Путиным по его итогам), но они чересчур походят на сеансы внушения и самовнушения, на упражнения в гипнотизировании электората, чтобы снискать ему аплодисменты публики.

Напоследок - еще раз об истинном Ревизоре, за роль которого всерьез и надолго взялся Владимир Путин. Явление Ревизора в уездном городе, олицетворяющем Россию, имеет у Гоголя метафизический смысл, актуальный и сегодня: "У одних, - отмечает писатель, - надежда на избавление от дурных городничих и всякого рода хапуг. У других панический страх при виде того, что главнейшие сановники и передовые люди общества в страхе. У прочих же, которые смотрят на все дела мира спокойно, чистя у себя в носу, любопытство, не без некоторой тайной боязни увидеть наконец то лицо, которое причинило столько тревог и, стало быть, неминуемо должно быть слишком необыкновенным и важным лицом". Надежда на избавление от человеческой скверны, страх, любопытство и пр. - все это для Гоголя вторичные эмоции и душевные движения, порождаемые слабостью человека. Комедия "Ревизор" имеет глубоко запрятанный и совсем не комедийный подтекст. Неожиданный приезд ревизора - это своего рода прелюдия Страшного Суда. Как грустно пророчествовал Гоголь в одном из писем 1849 года, "будет наши действия ревизовать не сенатор, а тот, кого ничем не подкупишь и у которого совершенно другой взгляд на все". Не такую ли ревизию замышляет Владимир Путин?