Русский Журнал / Политика /
www.russ.ru/politics/articles/20000414_novikII.html

Ветераны как основа нового режима в России
Андрей Новиков

Дата публикации:  14 Апреля 2000

Рыбинское ТВ показало ветеранов трех войн: Великой Отечественной, афганской и чеченской (в последнем случае было непонятно, о какой чеченской кампании идет речь - первой или второй).

И те, и другие, и третьи, разумеется, "защищали Родину".

Передаю впечатления: ветераны Отечественной - как и все ветераны этой войны, очень старые люди в колодках, с шамкающими губами, вставными челюстями, похожие на теней. Без комментариев - просто из уважения к их возрасту.

Вторая группа- "афганцы". Уже утомленные люди средне-молодого возраста, полностью потерявшие боевой пыл, провернутые несколько раз в постперестроечной мясорубке, с чертами "советских мальчиков" на лицах. (Лица не ахти какие, но без ярко выраженного бандитизма).

И, наконец, третья категория (честно говоря, даже не понял, какое отношение они вообще имеют к ветеранам). Лысые, со звериными мордами, блеющие, как козлы, похожие на каких-то нетопырей с ручищами. От "афганцев", кажется, они отличались, еще больше, чем те - от "отечественников".

Три эпохи. Три поколения. (Пропуски: ветераны корейской, венгерской, чехословацкой кампаний, а также событий на китайской границе - их, естественно, не было.) Только глядя на них, понимаешь как деградирует наше общество. Не ахти какая война была в Афгане, но по сравнению с чеченской она кажется не столь чудовищной.

Последняя - вообще не война. Средневековье.

Любой консервативный режим (а он наступает после всех больших войн и революций) всегда опирается на ветеранов, как несущую конструкцию. Вспомним ветеранов Великой Отечественной войны - они, а точнее, при помощи их брежневский режим удерживал распадающиеся советские ценности в течение двадцати лет. (Сама фигура Брежнева была слеплена по образу ветерана, его награждали орденами, его мемуары печатались массовыми тиражами.) В конце концов этот гниющий труп советизма был выброшен на свалку истории.

Как в консервной банке, сохраняются в ветеранских сословиях бациллы родившего их режима. Я думаю, это связано с чисто русским соборным отношением к сословиям и поколениям как несущим частям общества. Во всяком случае, ничего подобного на Западе мне не известно. Ветераны второй мировой, ветераны вьетнамской войны не играли в американской общественной жизни той роли, которую у нас играли ветераны ВОВ и Афганистана. Единственная асимметричная аналогия - только, может быть, де Голль, ставший "президентом всех французов" в результате своей популярности в годы Сопротивления. И то - это касается одного человека.

Если мы посмотрим на русскую историю во всем ее объеме, начиная с Куликовского сражения и даже более раннего времени (Олеговой дружины, ставшей политической элитой Киева), мы увидим, что политический режим у нас всегда был "ветеранским", то есть как бы производным от предшествующей ему военной героики. Вспомним, что боярами первоначально на Руси назывались воины-сотники в дружинах. Впоследствии так стала называться политическая элита, уже не имевшая никакого отношения к военному героизму1.

Что-то подобное позже происходило и со стрелецким войском, и с опричниками, они, кстати, были первыми нашими внутренними войсками, и участниками всех последующих войн.

Можно без преувеличения сказать, что российский политический строй был всегда выводим из войн. Войны были для России теми вулканическими извержениями, которые затем создавали плато для политических элит и сословий. Причем замечу, большинство войн было освободительными, что особенно ужасно, потому что разворачивались они на своей земле с привлечением огромных мужицких масс (и потому иногда переходили в гражданские: пример - первая мировая). Именно гражданский характер всех этих войн, собственно, и создавал военные сословия, в совершенно особенном соборном русском понимании этого слова. То есть это были не рыцарские героические сословия, не шляхта, а "мужики с дубинами", впоследствии, как правило, становившиеся основой самодержавия.

Классический пример такой "военно-соборной демократии" (так можно определить это явление) - ополчение Минина и Пожарского, давшее толчок к Земскому собору и избранию на престол Михаила Романова в 1613 году. Можно вспомнить и войну 1812 года, которая первоначально имела внутриполитическим следствием невиданную популярность Александра I, а затем, после его смерти и неудачи задуманных реформ, едва не вылилась в нечто противоположное: движение декабристов, многие из которых были ветеранами Отечественной войны 1812 года. Война и образование ветеранских сословий, таким образом, могут быть двойственными для влияния на политический режим: они могут быть направлены и на укрепление самодержавия, и - при иных обстоятельствах - на революцию. Однако в том и в другом случаях действует, если подумать, одна и та же соборная энергия, в конечном счете воспроизводящая монархический тип устройства общества. Так было и после первой мировой войны, которая породила невиданный никогда ранее тип ветеранов - "человека с ружьем", ставшего затем исходным материалом в коммунистической революции.

Очень схожий тип ветеранских элит, как мне кажется, возникает сегодня в России. Следует признать, что ветеранство Великой Отечественной войны было самым консервативным и общественнобезопасным за последнее столетие. Они не устраивали взрывов на Котляковском кладбище, как "афганцы", не устраивали кровавых "разборок". Природа локальных войн, видимо, в корне отличалась от "общенациональных", какой была ВОВ. Подлости, что ли, было меньше.

Локальных войн в сталинские времена было совсем немного. Всего две: на Халхин-Голе и в Финляндии. Последнюю, кстати, можно с полным правом назвать "сталинским Афганистаном". Но отдельной ветеранской группы она не создала: сразу же после финской началась Великая Отечественная война.

А вот после 45-го года число "малых войн", в которых так или иначе принимал участие СССР, достигло нескольких десятков. Благоприятные условия для возникновения "силовых маргиналов" в обществе: людей, умеющих убивать, обращаться с пиротехникой, никогда не воевавших на фронтах, зато безжалостно действующих в составе диверсионных групп во вражеском тылу! Чудовищное отличие от участников ВОВ, которые, вернувшись с фронта, стали плотничать, учительствовать, учиться в вузах, писать романы о войне...

"Новые ветераны" были другими, совсем другими. Наконец, в годы рыночных реформ, когда из армии и правоохранительных органов повалил вал профессионалов, критическая масса "силовых маргиналов" достигла предела. Общество было взорвано, затем к этим людям добавились еще ветераны чеченской войны и других "горячих точек" на территории СНГ. Это можно сравнить с разрушением горы мелкими толчками.

Даже "человек с ружьем" образца 1917 года мякнет перед той маргинализацией, которая случилась в 90-х годах. Это было полное перерождение общества, армии, институтов. Полный распад прежней социальной стратификации. Мента стало невозможно отличить от бандита. Люди, работавшие в правоохранительных органах, шли в коммерческие и криминальные структуры, затем вновь становились строительным материалом государства. Все смешалось.

Я затрудняюсь подобрать этому процессу какую-либо аналогию. Здесь, строго говоря, нет даже гражданской войны и революции, как в 1917 году. Там котел маргинализации просто разнес прежнюю систему, и Ленину каким-то чудом удалось направить эту бушующую социальную плазму в тонкий реющий гиперболоид коммунистического террора, как инженеру Гарину. В наши дни нет никакого гиперболоида, нет никакого Ленина и, строго говоря, нет никакой революции. Социальная плазма сама структурирует общество, замещая институционные элементы какими-то клокочущими энергиями.

Если это и революция, то консервативная, направленная как бы вглубь собственной истории. Архетипы здесь играют роль революционных лозунгов. Социальные массы вертятся как бы в гигантском центростремительном колесе, они влекутся непонятной силой непонятно куда, вглубь самих себя, своих собственных воспоминаний. История прокручивается как бы заново и в обратном направлении...

Роль ветеранских элит в этих масштабных процессах чрезвычайна. Именно им - еще молодым людям - придется участвовать в грядущих революциях, выкликивая царя, разбивая тяжелой десантной рукой камни на площадях перед дворцами олигархов.

Но это не будет консервативный сход, как в 1613 году, после которого в государстве восстановят монархию и начнется мирная жизнь. Это не будет и линейная революционная модель 1917 года.

Тем более, это не будут благостные периоды, какие были после обеих отечественных войн.

Это будет другое, совсем другое: междоусобицы, полные командиры и военно-феодальные идентификации. Особо следует подчеркнуть, что какой-то одной ветеранской макрокультуры в обществе нет. Действуют субкультуры. сформировавшиеся в результате разных войн: афганской, чеченских, "криминальных". Все они сварены в одну "кашу" и действуют в совмещенных поколенческих ареалах, совершенно непонятно накладываясь друг на друга. Например, обращение "брат, братишка" имеет разный оттенок и смысл у тех, кто воевал в Чечне, и тех, кто участвовал в криминальных структурах. Даже воевавшие в "горячих точках" СНГ в качестве наемников при всем сходстве очень отличаются от участников чеченских войн. Патриотизм ветеранов Чечни и ополченцев Приднестровья разный, хотя в том и в другом случае дрались "за Россию". Мне приходилось слышать даже, что участники двух чеченских войн отличаются друг от друга (хотя мне это различие не очень понятно). И, скорей всего, будут еще новые.

Трудно вообразить социальный мир, в основе которого будут находиться столь разношерстные силовые группы. В сущности, с каждым годом в обществе вырисовывается ситуация "силового плюрализма", чем-то напоминающая ранее средневековье. Поэтому, если уж проводить какую-то приблизительную аналогию, то я взял бы, пожалуй, даже не Смуту начала XVII столетия, а еще более ранние времена - феодальную междоусобицу русских князей накануне монгольского нашествия2.

Честно говоря, страна на пороге какого-то страшного и темного периода своей постистории.

Примечания:


Вернуться1
Точности ради, отметим, что нечто подобное было и в средневековой Европе: первоначально короли и герцоги, а затем рыцари и бароны становились прообразом политических элит. Однако к XVII веку ситуация изменилась: последним "ветеранским сословием", имевшим какие-то привилегии, были королевские мушкетеры, да после них - только ветераны наполеоновских войн.


Вернуться2
Замечу, впрочем, что Русь не выдержала испытания собственным средневековьем, Рыцарская Европа, которую не меньше раздирали феодальные войны, выдержала, отразила нашествие сначала сарацинов, затем турок, а Русь - нет. Погибла в татарской тьме и возродилась только уже как централизованное государство. Это - вообще говоря к вопросу о русском средневековье. И русской "консервативной революции". У меня есть давнее подозрение, что эта революция будет самоубийственной для России.