23.03.99

Россия как угроза своему существованию

Динамика, структура и вероятные последствия системного кризиса

Аналитическая записка

Часть II

Дмитрий Юрьев, Наталья Савелова

Часть I

1991 - 1998: имитация реформ

При фактическом отсутствии государственной воли, информационно-психологического обеспечения социальной поддержки реформ и при рассогласовании общественных настроений в отношении реформ фиктивно-имитационный характер приобрели в конечном счете все решения и действия власти, направленные на реформирование политических и экономических отношений в России после 1991 г.

С одной стороны, содержательная составляющая реформ представляется в высшей степени существенной. Были отпущены цены - и исчез дефицит. Была проведена приватизация госсобственности - и значительная часть предприятий получила возможность свободного рыночного развития. Была ликвидирована отраслевая система государственного управления экономикой. Радикальные перемены произошли в общественно-политической сфере. Ликвидация цензуры, полная свобода публичной политической деятельности и открытие границ кардинально изменили облик России, самоощущение ее населения.

С другой стороны, более существенным для общей оценки реформ оказывается то, что было не сделано за минувшие годы. За все эти годы так и не была введена полноценная частная собственность на землю. За все эти годы так и не было осуществлено полноценное правовое самоотождествление новой российской государственности - будь то на уровне государственной символики, будь то на уровне наиболее важных "законов повседневного употребления". За все эти годы так и не состоялась кадровая реформа - "деноменклатуризация", которая была призвана изменить неэффективный и дискредитировавший себя принцип самоформирования элиты и необходимость которой остро осознавалась обществом в первые месяцы после августовских событий.

Это означает, что все основные экономические преобразования и достижения - реструктуризация экономики, финансовая стабилизация, свободный рынок, - остались не укоренены, не заземлены в буквальном смысле этого слова, возведены на пустом месте.

За семь лет в России (а точнее - в Москве и в наиболее крупных городах) возведено множество внушительных зданий. Однако большая часть этих зданий - это жилье, представительские офисы, развлекательные центры, гостиницы. То есть то, что никак не связано с развитием производства, национальной экономики, того самого "реального сектора", забота о котором постоянно проявляется коммунистами и другими последовательными противниками реальной частной собственности на землю. А пока земельный участок под заводом или, скажем, типографией не принадлежит собственнику на законной и нерушимой основе, это значит, что "время надежности" - тот промежуток, на который можно рассчитывать, планируя инвестиции, никак не может превысить 50 лет (обычный срок договора аренды), а скорее всего, будет исчисляться годами или даже месяцами относительной политической стабильности. Оказывается, что отчасти фиктивной остается практически любая частная собственность в России.

Этим же предопределяются и проблемы реального производства.

Российский "реальный сектор", "могучий оборонный потенциал", "мощная национальная промышленность" провалились еще на исходе 70-х годов, фактически проиграв третью мировую - экономическую - войну объединенным силам мирового капитализма. Проиграв прежде всего из-за отставания в технологиях, в квалификации рабочей силы, в организации производства. Отпуск цен и демонтаж Госплана, конечно, открыли дверь к нормальной, эффективной экономике - к новым технологиям, к новому качеству труда. Но для этого в реструктуризацию промышленности нужно вкладывать огромные средства, причем с очень отдаленным сроком их возврата. Но для этого нужно тратить огромные деньги на повышение квалификации работников, а потом платить этим работникам достойную зарплату. Опять же - с отдаленным сроком возврата вложенных средств. В отсутствие основы основ, собственности на землю, в отсутствие элементарных гарантий защищенности вложений от государственного произвола, в условиях, когда собственнику, в конечном итоге, принадлежит только пустота над определенным участком земли, все это не представляется возможным в принципе. А значит, в этих условиях пустота становится единственной основой любого бизнеса. Отсталые технологии, низкооплачиваемые работники - все это вместе взятое делает продукцию российского производства, как правило, неконкурентоспособной по всем параметрам: ниже импортной по качеству, выше - по цене. В итоге остатки "реального сектора" обращаются в пыль, зато биржевые спекуляции, игры с ценными бумагами, всевозможные финансовые схемы становятся единственной приемлемой для России формой извлечения дохода из ничего.

И здание новой российской действительности буквально "провисает", не имея реального экономического фундамента. Но оно не имеет и другого - стен и потолка. Потому что без полноценного права собственности нет реальной свободы личности. А без реальной свободы личности нет взаимной ответственности государства и граждан, нет общепризнанной и действенной законности.

Большинство высоко- и среднеоплачиваемых граждан России сегодня - прямые и непосредственные нарушители закона, объект возможного административного и уголовного преследования. Причем не вследствие произвола, а вполне в рамках действующего законодательства.

Зарплату "черным налом", в долларах, и безо всякого налогообложения получают практически все те, чьи доходы превышают официальный (для Москвы) прожиточный минимум - 500 долларов США. Никто - в здравом уме и трезвой памяти - не станет сегодня платить налоги по варварским расценкам бесчисленных и плохо согласованных между собой финансовых нормативов. А значит, высокий уровень оплаты труда любого менеджера, да и "топ-менеджера", коль скоро он является наемным работником, не защищен от произвола работодателя ничем, кроме честного слова самого работодателя. Причем слова, данного, как правило, устно и наедине.

В результате сегодня ситуация в чем-то еще хуже для бизнеса, для частного предпринимательства, чем в советское время. Миллионы, если не десятки миллионов людей, занимаются "бизнесом", причем в "бизнес" позвала этих людей сама власть, объявившая в стране реформы. При этом практически каждый из этих людей, откликнувшийся на призыв реформаторов и сделавший решающее дело для превращения реформаторского проекта в обыденную, нормальную практику, - каждый из них, по сути дела, нарушитель закона, которого пока что не привлекают к ответственности по одной лишь причине - отсутствия необходимого репрессивного потенциала. А такая потенциальная криминализация миллионов рядовых граждан в чем-то опаснее для общества, чем основанные на несправедливых и жестоких законах репрессии советского режима в отношении нескольких тысяч советских "теневиков".

Не удивительно, что непреодолимым инструментом политического давления местных властей на неугодную коммерческую фирму является сегодня угроза "наслать налоговиков" - все знают, что у любой фирмы есть налоговые нарушения. Но не удивительно и то, что широчайшие масштабы приобрела практика взаимодействия самых обычных, самых тихих и изначально законопослушных предпринимателей с представителями уголовного мира, с бандитскими "крышами", с рэкетом.

Потому что коль скоро практически любая коммерческая деятельность - форма нарушения закона, то различие между торговлей собственноручно связанными носками и транспортировкой наркотиков состоит лишь в масштабе нарушения, но находится "по одну сторону" баррикады от закона, от правоохранительных органов, от власти государства. А это значит, что все общество в целом вытесняется в криминал, а власть получает право насильственно пресекать криминальную деятельность общества.

Полная неопределенность, неотрегулированность взаимных прав и ответственности государства и граждан увенчивается неопределенностью государственных символов. В течение всех минувших лет коммунисты-законодатели пропускали многие "буржуазные" новации, шли на многие экономические уступки. Но вот на согласие по таким "пустякам", как флаг, герб и гимн, не шли ни за что.

Потому что недосказанность в отношении содержания реформ и нежелание, а вернее, боязнь дать точную правовую оценку коммунистического периода жизни страны и определить новый политический старт, - все это вместе взятое привело к фактическому крушению попыток изменить природу российского общества.

Многолетняя и мучительная работа по реформированию России затронула многое - но практически не затронула основ. Лишенное экономического фундамента и юридических стен, здание российской государственности осталось пустым - там так и не поселились люди.

А то социальное пространство, в котором люди продолжали существовать и действовать, оказалось основано на прежних принципах пренебрежения к свободе и достоинству человека.

Когда в конце 1991 г. номенклатурная система власти формально прекратила свое существование вместе с СССР и КПСС, тема "деноменклатуризации" на короткое время стала болезненной и острой. "Деноменклатуризация" во всех ее возможных формах - люстрациях, запретах на профессии для активных деятелей коммунистической партгосноменклатуры и т.д. - воспринималась и ее противниками, и многими сторонниками упрощенно, персонифицированно: как некое организованное возмездие, как форма массовой репрессии. Группе бывших активистов ЦК КПСС удалось внедрить в общественное сознание тезис о недопустимости "охоты на ведьм". И в результате сущность деноменклатуризации оказалась выхолощена, а сам процесс пресечен в зародыше.

Дело в том, что деноменклатуризация не должна была иметь никакого отношения ни к "охоте на ведьм", ни к "запретам на профессии". Она, по идее, сводилась, во-первых, к вынесению правовой оценки десятилетиям существования советской власти и, во-вторых, к изменению внутреннего содержания общественных отношений. Ни то, ни другое само по себе не требовало обязательных репрессивных мер. Потому что, по сути, речь шла лишь об одном - о юридически обоснованном признании номенклатурного устройства общества преступным, основанным на произволе и страхе. И, как следствие, о переходе к иному устройству общества, основанному на свободе и ответственности.

Провал деноменклатуризации в России после 1991 г. предопределил сохранение и воспроизводство в новых формах прежних принципов общественных и экономических отношений.

Популярные сегодня разглагольствования российских левых об "особом пути" России, о неприемлемости для русских "американского образца" и, наоборот, о приемлемости для них образцов шведского и японского, - все это не что иное, как блеф. Корпоративное японское общество, шведский социализм и американский индивидуализм, - все они, несмотря на национальное своеобразие, очень близки друг другу, потому что основаны они на безусловном праве собственности и на свободе ответственной личности, действующей в рамках закона. Но в равной степени явлениями однокоренными, родственными оказываются кровавая сталинская диктатура, вялотекущий брежневский распад и предельно рыночный, индивидуалистический российский постсоветский капитализм. Потому что основаны они на непризнании личности, на произволе и на страхе.

И при Сталине, и при Брежневе писаный закон не имел собственной силы, везде он, если и применялся, то лишь как одна из форм реализации бесконтрольной, произвольной власти. Отличие одной системы от другой было разве что в децентрализации - при Сталине любой чиновник, кроме самого генсека, был только временно исполняющим обязанности одного из винтиков единой машины, при Брежневе - иногда превращался в своего собственного, маленького Брежнева.

Свобода рынка в постсоветской России - в отсутствие реальной, основанной на собственности и законе свободы личности, - превратилась в предельную, абсолютную свободу произвола. Вместо деноменклатуризации общества произошло превращение в мини-номенклатуру практически каждой его ячейки, каждой семьи, каждой человеческой личности.

Продолжение

© Русский Журнал, 1998

russ@russ.ru