Современные тенденции общественной жизни, такие, как социальная разобщенность, мозаичность культуры, дефрагментация идеологий и т.д., подсказывают нам, что вмешательство государства в информационные процессы в ближайшей перспективе не исчезнет, а наоборот - значительно расширится.

Так как мы ведем речь о публичном политическом дискурсе, остановимся на проблеме информации как публичного блага, то есть блага, более или менее доступного другим. Заметим, что информация как частное дает преимущества отдельным субъектам и только суммарно - всему обществу в целом.

В целом необходимость регулирования массовой информационной деятельности объясняется так называемыми внешними эффектами, которые может вызвать производство информации как публичного блага. Если эффект при производстве информационного продукта позитивен, как в случае социального подчинения, то регулирование информационного рынка сводится к проблеме информационной монополии/конкуренции между участниками рынка. Если эффект негативен, например, в случае возникновения политического насилия и других незаконных действий (пропаганда сепаратизма, религиозной и этнической розни, геноцида, национализма и все прочее, подпадающее под ст.4 "Закона о СМИ"), то в такую информационную деятельность вмешивается государство, у которого есть два инструмента: запретить информационную деятельность или "обратить" эффект путем наложения финансового бремени в размере "прибыли" участника информационного рынка. Таким образом должно происходить удаление экстремистски настроенных политических агентов, групп давления, "мы"-групп, чрезмерно артикулирующих свои различия и аутентичность, на периферию информационных потоков. Считается, что подобные точечные действия более эффективны, нежели установление тотального информационного контроля. Так ли это?

Вследствие того, что провалы рынков, в том числе информационных, выражаются в производстве негативных внешних эффектов, речь ведь может пойти о том, что информационная монополия в социальном плане более предпочтительна, чем конкуренция. Также весьма возможной является такая ситуация, когда регулируемый рынок, с определенным объемом выпуска и масштабом внешних эффектов, лучше, чем монополия или чистая конкуренция.

Неужели монополия может быть более приемлемой, а регулирование имеет наибольшую вероятность быть оптимальным решением?! - спросят апологеты свободы слова. Для того, чтобы лучше понять это, следует рассмотреть ситуацию, где агент информационного рынка является монополистом. Рассмотрим ее с точки зрения политической экономии. Чтобы монополист максимизировал прибыль, ему необходимо, чтобы предельный доход соответствовал предельным издержкам (mr=mc). Таким образом, монополиста определяют, как участника рынка, который устанавливает цену продукта, а не пытается его завоевать при помощи цены. Очевидно, что цена продукта обычно отражает эффективность работы всего рынка. В случае монополии цена задается, исходя из необходимого равенства предельного дохода и издержек, то есть посредством установления определенного объема выпуска продукции.

Получается, что монополист получает прибыль, потому что уменьшает выпуск информационного продукта. Хорошо ли это? Конечно, нет, так как, даже имея перед собой задачу - уменьшить объем совокупного информационного прессинга, можно обойтись простыми регулятивными действиями. Более того, не всякий информационный продукт производит негативные эффекты. Все медиа делятся на тех, которые "играют на грани", и тех, которые "играют против правил" - их редакции отлично осознают, что можно, а что нельзя.

Монополия на рынке публичной информации опасна тем, что монополист с трудом может предсказать изменения спроса на информацию, а при ее недостатке, то есть в ситуации, когда он не сможет предложить информационный продукт адекватно спросу, массы будут уходить на смежные рынки, например, рынок слухов, вследствие чего покрытие массовых аудиторий будет снижаться. Снижение охвата автоматически влечет к потере части контроля над массами со стороны власти. Также будет очень трудно управлять своевременностью и качеством создания информационного продукта, что опять же заставит людей искать другие источники информации - неформальные, иностранные etc. Мобилизационный потенциал массовой коммуникации будет потерян. Все это следствия уменьшения объема выпуска информации, - с другой стороны, монополия на информационном рынке автоматически вызовет увеличение цены за информационный продукт.

Какая цена?! - спросите вы. Ведь плата за публичную информацию символична - либо ее вообще нет. Это не так. Любой публичный информационный продукт имеет свою объективную стоимость, в которую входят частные и социальные издержки. Частные издержки включают плату за труд, за средства производства (технические издержки), социальные - вызванный эффект подчинения или неподчинения. Получается, что цена продукта будет равняться его себестоимости плюс цена социального подчинения. Как видно, за все платит общество, прибыли же распределяются внутри политических групп и медиа. Чем выше степень монополизации на рынке публичной информации, тем выше плата общества за собственную управляемость.

Проблема также усугубляется тем, что структура издержек неравномерно накладывается на структуру информационного продукта. Допустим, что структура информационного продукта состоит из развлекательной, манипуляционной и рекламной информации. Развлекательная и манипуляционная информация должны приковывать внимание, повышая рейтинг агента на информационном рынке. Это значит, что они, транслируя в большей степени социальный контроль и подчинение, должны быть качественно сделаны, иметь инновационную составляющую, быть правильно позиционированы, ориентироваться на свою адресную группу. Все это с трудом возможно, если агент информационного рынка является монополистом. Советский период демонстрирует нам знакомые тенденции: в ту эпоху контент сознательно диверсифицировался, а конкуренция искусственно поощрялась, хотя рейтинги были некому не нужны. Фактически это означает, что монополист, чтобы работать с рейтингами, должен создавать конкурирующие группы внутри себя - добиваясь различия между рейтингами этих групп. Монополист будет вынужден стимулировать конкуренцию между каналами и программами, выпускающими информационный продукт. В какой степени ему это удастся, в той степени возрастут его доходы от рекламы. С другой стороны, если информационный агент - монополист, то он будет диктовать условия рекламных сделок для всех рекламодателей, повышая цену и снижая количество рекламной информации.

Рекламодатели в свою очередь будут иметь тенденцию минимизировать рекламные бюджеты в ситуации монополии: таким образом любая монополизация информационного рынка увеличит цену за социальное подчинение, так как идеально доходы от рекламной деятельности должны полностью покрывать затраты на производство развлекательного и манипуляционного продуктов. В ином случае потребитель должен платить за информацию, чтобы покрыть издержки на ее производство. В случае публичной информации в России это невозможно. Получается, что монополия информационного агента на рынке публичной информации не выгодна обществу также потому, что повышает издержки на производство информации и ухудшает ее качество.

СМИ в "развитых" странах, совокупно продуцируя социальное подчинение, борются за свои аудитории для того, чтобы получать доходы в первую очередь в виде финансовых, а не политических дивидендов. Они трансформируют свой информационный продукт в популярность, конвертируя последнюю в доходы от рекламы и платы за информацию. Именно на этом строится независимость медиа, а не на приближенности к той или иной политической группе, как чаще всего происходит в России. В России, как показывает практика 1996-2001 годов, медиа в большинстве случаев подконтрольны, а их менеджмент строит свою стратегию в системе политических, а не коммерческих координат. А ведь не следует забывать, что медиа должны действовать, руководствуясь не только логикой политического контроля, но и логикой рынка.

Решение данной проблемы не сводится ни к созданию монополии, ни к изменению типа собственности медиа, так как эффективность производства не зависит от типа собственности. Только стимулирование конкуренции между медиа и одновременно осуществление точечной политики снижения негативных эффектов может помочь решить эту задачу. Для того, чтобы это сделать, необходимо поставить барьер перед непосредственной конвертацией политического влияния в экономическую выгоду и стимулировать рост независимости медиа. Здесь необходимы изменения в области соответствующих практик (менеджмента, ведения переговоров, норм деловой этики), в вопросе прозрачности финансовых потоков и банкротства медиа. Контроль же за информацией, за ее негативными эффектами, следует сделать более формально процедурным, разделив его функции между судебными и административными инстанциями в пользу первых.

Новая органика информации в публичной политике - это то, чему нужно уделить внимание в первую очередь. Создание правил игры, разумных ограничений деструктивности, при одновременном поощрении плюрализма, - именно этим нужно заняться государству в текущий момент, ибо эпоха постсоветского разрушения идеологии закончилась. Сейчас государству следует решить вопрос регулирования информационной деятельности в долгосрочной перспективе, а не в виде неформальных, "теневых" соглашений, которые действуют в период между выборами. Иначе государство будут подменять властные группы, его контролирующие, элиминируя общественное мнение на периферию. Упорядочение информационных потоков при сохранении свободы слова и конкуренции мнений - это основная текущая задача государства, решение которой, к сожалению, в большей мере зависит от ответственности элит, а не от общественного мнения.