Осень встретила объединенную Европу настоящим европадом. На протяжении последних недель европейская валюта уверенно била рекорд за рекордом, опускаясь на шкале биржевых торгов все ниже и ниже. Евро потерял уже 25% своей первоначальной стоимости и двинулся далее, преодолев очередной "психологический барьер" - 85 центов за одну европейскую единицу.

В этот момент Европа, похоже, осознала серьезность происходящего и наконец-то двинула на поле серьезные силы. Европейский центробанк впервые за все время существования безналичного евро провел на рынке валютную интервенцию, чтобы поддержать свою валюту. Политики тоже подсобрались и стали более активно высказывать свою уверенность в надежности европейских финансов.

В Германии одним из резервов контрнаступления стал еженедельник Ди Цайт, попытавшийся своим авторитетом посодействовать перелому настроений на финансовых рынках. Главным действующим лицом идеологической контратаки стал бывший канцлер Гельмут Шмидт. Его статья "Евро стабилен. Друзья, хватит ныть!" совершенно очевидно представляет собой попытку успокоить разгоревшиеся вокруг единой валюты страсти.

Гельмут Шмидт не просто уважаемый политик, но к тому же и человек, вполне компетентный в вопросах экономики. Именно поэтому его высказывания заслуживают серьезного отношения. Основные положения статьи можно резюмировать следующим образом: (1) не надо паники; (2) падение европейской валюты совсем не катастрофично; (3) во всем виноваты спекулянты; (4) положение европейской экономики вполне удовлетворительное.

Попробуем разобраться с этими тезисами.

Что касается первого из них, то тут можно только всецело согласиться с Гельмутом Шмидтом: паниковать действительно не стоит. Просто потому, что паника всегда и в любой ситуации - самая негодная и главное совершенно бесполезная реакция. С остальными тезисами дело обстоит уже не так просто.

Чтобы доказать, что падение курса евро не следует оценивать как нечто серьезное, Шмидт указывает на то, что в прошлом колебания европейских валют и, в частности, (западно)германской марки относительно доллара были более значительными, но никто это не считал катастрофой. С тем фактом, что в 1985 году марка была гораздо дешевле, чем сегодня (косвенно, в пересчете через евро), спорить нечего, это действительно так. Однако простое сопоставление в данном случае вряд ли может считаться вполне удовлетворительным. Этак ведь можно вспомнить не только 60-е годы, как это делает Шмидт, но и времена Веймарской республики - тогда немецкая валюта еще круче падала. И это не просто передергивание или полемическое преувеличение: между 85-м годом и годом 2000-м не только временная дистанция в 15 лет, но и серьезные изменения в мировой экономике, в структурах финансовых отношений, производства, социальной. Поэтому ссылка на те времена может успокаивать лишь отчасти: то, что в 1985 году воспринималось достаточно спокойно, не может спокойно восприниматься в глобализованной экономике, в которой благодаря системам электронных торгов может мгновенно обыгрываться - и обыгрывается - даже разница в доли процента.

Не случайно ведь и принятие единой европейской валюты оговаривалось в течение долгого времени очень жесткими условиями: входящие в валютный союз государства должны были выполнить соответствующие требования по уровню инфляции, бюджетного дефицита государственного долга. И счет при этом шел очень точный, до долей процента, как в случае инфляции и бюджетного дефицита. Никому при этом не приходило в голову, сославшись на некий отдаленный год, заявить, что инфляция бывала и гораздо выше, так что беспокоиться не о чем. Валюты, выходящие сейчас на мировой валютный и финансовый рынок, оказываются в условиях чрезвычайно жесткой конкуренции. Цепочка валютных и финансовых кризисов показывает: ошибок, даже мелких, не прощают.

Спекулянты, разумеется, виноваты. Можно клеймить их сколько угодно, как можно клеймить и международные финансовые организации, - но такова реальность нашего дня. Надо думать о том, каким образом можно, не вредя экономике, ограничить поле действия чисто спекулятивных операций. Но пока этого не произошло, остается только, следуя призыву экс-канцлера, оставить нытье и принимать конкретные меры.

Наконец, и утверждение, что европейская экономика сильна и поможет евро, тоже верно, но и оно верно с оговорками. Во-первых, в наше время, как это ни ужасно, финансовые рынки порядком оторвались от реальной экономики (отсюда, кстати, и возможности спекуляций). А поведение финансовых рынков никто толком объяснить не может (а тот, кто может, наверное помалкивает - слишком уж дорога такая информация, чтобы раздавать ее направо и налево задарма). Вот Шмидт вспоминает, как два года назад чуть не рухнул хеджевый фонд LTCM - а ведь в консультантах этого фонда числились, помимо прочих экспертов, целых два нобелевских лауреата, и не помогло. Да и реальную экономику традиционные модели описывают в последнее время все хуже. Поэтому предрекать успех евро, ссылаясь на улучшение реальной экономики (рост производства) ведущих европейских стран, может быть и не стоит. Гарантий, во всяком случае, это пока не дает. Вот японская реальная экономика не первый год переживает серьезный кризис, а положение йены куда как более сильное, чем евро.

Похоже, что Гельмут Шмидт немного лукавит. Трудно поверить, что все сказанное никак не приходило ему в голову. Он ведь не генеральный секретарь ХДС Ангела Меркель, которая на днях нашла потрясающий способ поправить все экономические проблемы, навалившиеся на Евросоюз. Она заявила, что торговать нефтью следует не за доллары, а за евро - и тогда все решится само собой: и цены на нефть, и курсы валют. Как говорится в том анекдоте, осталось только уговорить Ротшильда: что-то не видно желающих торговать нефтью за евро даже среди европейских нефтедобытчиков, англичан и норвежцев. Но уровень Ангелы Меркель с уровнем Гельмута Шмидта сравнивать даже как-то неудобно. Поэтому приходится признать, что он все-таки достаточно хорошо понимает, о чем идет речь. А речь идет о том, что пока евро как финансовый проект - и это надо подчеркнуть: именно финансовый проект, а не просто средство платежа, - проваливается.

Вспомним, как представляли эту валюту в момент ее запуска: дело было в вызове доллару как мировой резервной валюте. Кое-кто принял это всерьез. Даже старая лиса Сорос попался и вложил какие-то капиталы в этот финансовый проект. А зря. Несмотря на все обещания - и курс евро упал, и роль доллара как мировой резервной валюты за это время только укрепилась. На долю евро как международного финансового инструмента приходится не больше, чем приходилось в сумме на основные европейские валюты до создания валютного союза. Что касается стабильности внутри Евросоюза, обеспеченной евро, то как раз для финансовых операций эта стабильность, возможно, совсем и не положительный фактор. С одной стороны, сокращение поля деятельности для финансовой игры (ведь курсы европейских валют друг относительно друга не меняются) делает Европу менее привлекательной для тех самых спекулянтов, которые во многом (повторим еще раз: к сожалению, но это реальность!) определяют сегодняшнюю финансово-экономическую погоду. С другой стороны, раньше именно разбегание европейских валют (даже в рамках европейской валютной системы) было своего рода амортизатором: например, шел вниз французский франк, зато приподнималась марка, и за счет этого рынок в целом был более устойчивым. Сейчас же, когда все финансы держатся только на одной "ноге", свалить их оказалось гораздо легче. И вообще, чтобы снять колебания валют внутри европейского рынка, вовсе не требовалось вводить евро: достаточно было зафиксировать курсовые показатели (как это, по сути, происходит сейчас, пока евро существует лишь как виртуальная валюта).

Ответственность за судьбу евро в значительной степени лежит на руководстве Евросоюза. С самого начала, когда выяснилось, что новая валюта ведет себя "не так", оно не смогло выработать четкой и ясной линии. Если европейские финансисты твердили о том, что биржевые котировки евро не соответствуют его реальной стоимости и новая валюта вот-вот пойдет вверх, то политики - в особенности это касается немецкого правительства - говорили, что в низком курсе евро нет ничего страшного, поскольку, мол, это стимулирует экспорт и содействует росту производства. Но, во-первых, рост производства в наше время совсем не дает финансового благополучия (см. выше). Во-вторых, в условиях глобализованной экономики, когда многие "немецкие" товары и их компоненты делаются где-нибудь в Польше, курс евро может оказаться совсем бесполезным. И в-третьих, Европа не только экспортирует, но и импортирует, а здесь дешевая валюта оказывается уже не благом, а бедой (это касается, в первую очередь, цен на нефть и "бензиновых войн", развернувшихся на дорогах Европы в сентябре). В результате рост производства и реальная экономика оказываются под ударом.

Последнее резкое падение евро последовало как раз после того, как канцлер Шредер в очередной раз брякнул о полезности слабой валюты. Это вызвало уже явное раздражение комментаторов, некоторые из которых прямо заявили, что политикам хорошо бы иногда и помолчать. Советники, видимо, не сказали канцлеру, что положительный потенциал снижения курса евро был исчерпан уже в мае - дальнейшее снижение шло уже скорее в ущерб и финансам, и реальной экономике. А может, он забыл. Во всяком случае, вышло это крайне неудачно. Возможно, реплика Шмидта - в том числе, и попытка смягчить неудачное впечатление, произведенное товарищем по партии.

Положение евро взволновало уже и МВФ, который прямо указал на необходимость поддержания курса денежной единицы и высказался за использование всех мер, включая согласованные валютные интервенции. Слабость евро приводит к раскручиванию инфляции в Европе (в результате падения евро инфляция в странах Евросоюза уже превысила допустимую по условиям валютного соглашения отметку, и эта тенденция должна нарастать), что, в свою очередь, не может не сказаться негативно на мировой финансовой ситуации, а вслед за этим и на положении реальной экономики.

Именно из-за глобализации экономических процессов чрезмерная слабость европейской валюты, нарушая общий баланс, оказывается угрозой - в том числе, и для тех, кто на первых порах выигрывал от падения евро. Так рыночные механизмы, парадоксальным образом, все же снова играют роль некоторого регулятора. Однако полагаться только на них не стоит. Поэтому, не впадая в панику, европейским политикам пора бы оставить демонстративное спокойствие и всерьез заняться и проблемами европейской интеграции, и местом Европы в общемировых процессах. Это одна из болевых точек Евросоюза в настоящее время: политики явно утратили инициативу и видение общей ситуации, а в результате вполне реальна перспектива, по которой интеграционные процессы пойдут сами по себе, а союз будет вынужден их догонять.