Только вдруг из-за кусточка,
из-за синего лесочка,
из далеких из полей
прилетает воробей...
Взял и клюнул таракана,
вот и нету великана!

Корней Чуковский. "Тараканище"

"Готов je"

Сербская революция, о которой так долго говорили западные политики и СМИ, совершилась - к удовольствию всех, кроме несчастной девушки, случайно попавшей под экскаватор, использованный белградской толпой для штурма здания парламента. Свергнутый Слободан Милошевич, поздравляя своего соперника с победой, выглядел не слишком потерянным и даже пообещал победить на следующих выборах. А ведь югославскому президенту (теперь уже бывшему) кое-кто успел напророчить судьбу Чаушеску... Нет, похоже, сербская революция 2000 года милосерднее румынской 1989-го. Может быть, сербы в последний момент поняли, что смена президента - недостаточно веская причина для серьезного кровопролития?

В любом случае, лаконичная надпись "Готов je" на плакатиках, которыми размахивали демонстранты (на русский это можно перевести как "Ему крышка"), вроде бы стала "объективной реальностью, данной нам в ощущениях". Но ощущения обманчивы, ведь на самом деле хитроумный Слоба если не выиграл, то по крайней мере не проиграл заведомо безнадежную партию.

Во-первых, уйдя в отставку почти без сопротивления и больших жертв, Милошевич сохраняет за собой поддержку очень значительной части сербов, особенно в провинции. Напротив, силу оппозиции не стоит переоценивать: как и большинство восточноевропейских революций последнего десятилетия, переворот в Белграде был делом политической элиты и наэлектризованной ею столичной толпы.

Во-вторых, в руках бывшего президента остается крупнейшая в стране социалистическая партия и ее аппарат. А как показывает опять-таки опыт других восточноевропейских революций, неокоммунисты в странах этого региона имеют свойство возвращаться к власти после того, как демократическая эйфория проходит.

В-третьих, увлекшись выталкиванием Милошевича из президентского кресла, оппозиция забыла о парламентских выборах, состоявшихся в один день с президентскими, - а на них социалисты и их союзники вроде бы одержали убедительную победу. Так что Слоба теперь не повсеместно ненавидимый свергнутый диктатор и даже не тихий отставник-пенсионер, а по-прежнему крупная политическая фигура, лидер парламентского большинства и даже, как спекулируют многие СМИ, реальный кандидат в югославские премьеры (последнего, впрочем, наверняка не случится).

В-четвертых, лично Милошевичу тоже нечего опасаться: президент Коштуница не выдаст его Гаагскому трибуналу, ибо такое решение будет означать политическую смерть самого Коштуницы. Ведь большинство сегодняшних врагов Милошевича в Сербии отнюдь не являются друзьями Запада, а Коштуница достаточно умен, чтобы не делать из побежденного противника мученика.

Так что об очередной победе либерализма и демократических ценностей применительно к белградским событиям можно говорить лишь с очень большими оговорками. Более того, поспешно признав Воислава Коштуницу законным главой Югославии, пообещав ему немедленную отмену экономических санкций, интеграцию его страны в европейские структуры и прочие блага земные, западные лидеры в какой-то степени стали заложниками нового белградского лидера, который имеет репутацию отнюдь не либерала, а вполне убежденного сербского националиста, пусть и куда более "цивилизованного", чем Милошевич. Изначальная безоговорочная поддержка Коштуницы Западом лишает Вашингтон и Берлин, Париж и Лондон свободы маневра. А ведь многие ближайшие политические шаги нового президента Югославии, вполне вероятно, не очень понравятся его западным партнерам.

А вот Россия, наделавшая в последние годы множество дипломатических "ляпов", в нынешней ситуации сыграла, как ни странно, по-макиавеллиевски тонко. Кремль до последнего момента не выступал за или против одной из борющихся сторон, а лишь призывал к бескровному разрешению кризиса. Когда же этот кризис достиг своего пика, глава российского МИД Игорь Иванов совершил вояж в Белград, оказавшись первым иностранным политиком, лично поздравившим Воислава Коштуницу с победой. Попутно Иванов встретился с Милошевичем и - как на это прозрачно намекает Москва - убедил его пойти на мировую с противником, признать свое поражение и даже пожать Коштунице руку. В общем, оказавшись в нужное время в нужном месте, главный московский дипломат в очередной раз продлил жизнь давней легенде о значительном влиянии России на сербов.

Словом, как в любой сложной политической ситуации, в нынешних белградских событиях не все формальные победители и побежденные являются таковыми на самом деле. Однако один победитель у сербской революции точно есть. Его (точнее, ее) зовут Европа.

Европейское уравнение со многими неизвестными

О "большой Европе от Атлантики до Урала" мечтал, как известно, еще генерал де Голль. Об "общеевропейском доме" любил поговорить и Михаил Горбачев. В первом случае до реализации мечты дело просто не дошло, во втором - эта реализация привела к результатам, совершенно неожиданным для мечтателя. Тем не менее исторические закономерности, суть которых становится ясна людям, как правило, лишь когда действие этих закономерностей проявляется в полную силу, мало-помалу ведут к образованию большой наднациональной общности под названием "Европа". Это объединение нескольких десятков стран, куда более сплоченных, чем когда-либо раньше в европейской истории. Это группировка, обладающая общими экономическими, геополитическими и т.п. интересами и средствами их защиты. Это система, отдельные элементы которой - нации и государства - связаны единством культурных и исторических традиций и попросту давним соседством, которое само по себе зачастую бывает серьезным интеграционным фактором.

Добавим: такая Европа - лишь одно из нескольких подобных объединений, на которые на пороге нового тысячелетия, вопреки всем глобализациям и информатизациям, распадается современный мир. Среди других таких группировок можно назвать американскую (США + Канада + Латинская Америка), дальневосточную, где вероятна борьба за первенство между Японией и Китаем, и исламский мир, где наблюдаются тревожные признаки религиозно-политической экспансии, о чем мне уже доводилось писать в РЖ. Это не цивилизации в понимании А.Тойнби или С.Хантингтона, хотя границы подобных общностей (условно назовем их альянсами) в некоторых случаях совпадают с ареалами "традиционных" цивилизаций. Это почти нерасчленимое объединение мировых лидеров (США как последняя сверхдержава и локомотив Западного полушария; Германия и Франция как хребет единой Европы; Китай и Япония как полюса притяжения для большинства стран Дальнего Востока и АТР) с находящейся под влиянием каждого из них периферией, которая ориентируется на лидеров, находится под их влиянием, но в то же время составляет опору и основу их лидерства и самого их существования в этом качестве.

Все без исключения альянсы сейчас находятся в начальной стадии формирования. Пожалуй, только в Европе интеграционные процессы зашли достаточно далеко, и сам факт существования ЕС как вполне дееспособной конфедерации, трансформирующейся в федерацию, свидетельствует об этом. Европа, впрочем, вряд ли ограничится рамками нынешнего ЕС - хотя бы по геополитическим причинам. Процесс формирования Европейского альянса напоминает поэтому уравнение со многими неизвестными, причудливую совокупность проблем, важнейшие из которых, на мой взгляд, таковы.

1. Проблема внутреннего единства. Здесь не все ясно даже со странами Евросоюза. Референдум в Дании, на котором датчане "забаллотировали" евро, отдав предпочтение собственной валюте, стал сильным ударом по позициям сторонников ускоренной евроинтеграции. Европейские народы, особенно небольшие, боятся утраты собственной идентичности, погребения в саркофаге безликой "европейскости". Датское "нет" евро - не экономическое или политическое событие, а отражение состояния значительной части умов, которые понимают, что такое датчанин, немец или француз, но никак не могут взять в толк, что же такое "европеец".

Четкого набора ценностей формирующегося Европейского альянса - или хотя бы ЕС как его ядра и основы - пока не существует. Демократия и права человека - слишком общие понятия, в которые европейские левые и правые, либералы и консерваторы по-прежнему вкладывают не совсем одинаковый смысл. В сегодняшней Европе не всегда в наличии и политическое единство, так как интересы отдельных европейских держав то и дело вступают в противоречие между собой (германский евроэнтузиазм и британский евроскептицизм; расхождение позиций Германии и Франции по отношению к России; плохо скрываемые симпатии одного из членов НАТО - Греции к Югославии в ходе прошлогодней натовской операции и т.д.).

2. Проблема Америки пока что не столь остра. Однако все более явными становятся признаки "мягкого развода" между Европой и США. Это и желание Евросоюза создать собственные силы безопасности, ослабив военное доминирование Америки на европейском субконтиненте (формирование 60-тысячного корпуса миротворческих сил ЕС планируется завершить к 2004 году). Это и почти непрерывные "банановые", "рыбные", "мясные" и прочие торговые войны между ЕС и Соединенными Штатами, вызванные желанием обеих сторон защитить интересы своих производителей. Это и разный взгляд Брюсселя и Вашингтона на перспективы многих международных организаций - в частности, ООН и ОБСЕ. Это и не всегда одинаковый подход западноевропейских и американских политиков к проблемам Восточной Европы и постсоветского пространства. Это и все более четкое осознание культурных различий между "старушкой Европой" и ее сильным и агрессивным молодым отпрыском.

Пока что все перечисленное - не более чем едва заметные трещинки в монолите "свободного мира". Но не стоит забывать, что лет 15 назад коммунистический блок на первый взгляд тоже представлял собой монолит...

3. Проблема Восточной Европы с каждым годом становится все более актуальной. Отношение со стороны ЕС к бывшим баракам соцлагеря, стремящимся стать комнатами европейского дома, заставляет вспомнить поговорку "и хочется, и колется". С одной стороны, деваться вроде бы некуда: исторически, культурно, с недавних пор и экономически бывшие соцстраны, в том числе их менее благополучный балканский фланг, тесно связаны с Европой, и интеграции в той или иной форме здесь не избежать. С другой стороны, степень готовности к такой интеграции - причем не только восточноевропейцев, но и их западных соседей, - вызывает очень большие сомнения. Поэтому, в частности, то и дело переносятся сроки приема в Евросоюз первой группы бывших соцстран (Польши, Венгрии, Чехии, Словении, Эстонии): раньше речь шла о 2003 годе, теперь все чаще называют 2005-й, а порой речь заходит и о 2008-м.

Еще одним объективным препятствием для интеграции запада и востока Европы все 90-е годы оставалась ситуация на Балканах, урегулированию которой мешало существование авторитарных режимов Франьо Туджмана в Хорватии и Слободана Милошевича в Югославии. Туджман умер в прошлом году, и уже через месяц от его политического наследия не осталось и следа. Падение Милошевича, при всей относительности этого падения (см. выше), дает возможность постепенно развязать югославский узел, который НАТО в 1999 году не слишком удачно попыталось разрубить мечом.

То, что на смену Милошевичу пришел именно незападник Коштуница, тоже обнадеживает. В условиях, когда формирующийся Европейский альянс лишь создает свою систему ценностей, важно, чтобы в этом процессе участвовали политики, которые не только признают демократические принципы, но и сохраняют верность принципам национального достоинства.

Где пройдет новый "железный занавес"?

Наконец, еще одной проблемой формирующегося Европейского альянса является, несомненно, проблема России и СНГ. Взаимное недоверие между Москвой и европейским Западом по-прежнему весьма велико, хотя кое-какие прорывы на этом направлении есть - например, в отношениях с Германией. Не совсем ясна стратегия того же ЕС по отношению к таким странам, как Украина, которая пока остается объектом в первую очередь американских, но не западноевропейских интересов.

Возникают и дополнительные факторы, осложняющие взаимодействие между Москвой и - назовем ее так - Европой к западу Бреста. Их довольно много: от противостояния леволиберальных и неоконсервативных сил на Западе, отличающихся весьма различными подходами к отношениям с Россией, до напряженности в отношениях самой России с бывшими союзниками по Варшавскому договору, у которых появились собственные геополитические амбиции, вступающие в противоречие с интересами Москвы (так, Польша желает быть "опекуном" Украины в ходе постепенной интеграции последней в европейские структуры, а Румыния стремится примерно к тому же в отношении Молдавии).

Дальнейшее развитие этой запутанной ситуации зависит от целого ряда факторов:

1) как будет решена вышеописанная проблема внутреннего единства и общих ценностей в Западной Европе, иными словами - как скоро возникнет действительно мощное ядро будущего Европейского альянса;

2) в какую сторону будет эволюционировать режим Владимира Путина, станет ли при нем Россия стремиться к сближению с Европейским альянсом, предпочтет ли она других союзников или же предъявит претензии на роль самостоятельного геополитического центра;

3) насколько быстрой и успешной окажется интеграция стран Центральной и Восточной Европы в ЕС;

4) как будет развиваться ситуация на Балканах;

5) насколько велико окажется в ближайшем будущем политическое и экономическое влияние России в других постсоветских странах;

6) наконец, как будут складываться взаимоотношения Европы с Соединенными Штатами - поскольку в силу целой совокупности причин сближение России с более самостоятельной Европой куда более вероятно, чем с Европой, находящейся под сильным и долговременным влиянием США.

Оснований для большого оптимизма относительно будущего российско-европейских связей пока не слишком много. Более того, если в результате белградских событий положение на Балканах понемногу стабилизируется, центр конфликтов и противоречий в Восточной Европе может переместиться к границам СНГ. Уже сегодня Евросоюз требует от государств, претендующих на вступление в эту организацию, - в первую очередь Польши, Чехии и Венгрии, - залатать "дыры" на своих восточных границах, через которые на Запад проникает множество криминальных элементов, идет поток наркотиков, оружия и т.д. Масштабы этих явлений нередко раздуваются западными СМИ до небес, да и в Восточной Европе деятельность "русской мафии" приобретает в массовом сознании какие-то былинные размеры, которые, наверно, польстили бы многим нашим "чисто конкретным пацанам".

Впрочем, от самой проблемы никуда не денешься: у остальной Европы есть основания считать бывшие республики СССР, за исключением маленьких и лояльных прибалтов, небезопасными соседями. Поэтому при неблагоприятном для России развитии шести вышеперечисленных тенденций на западных границах СНГ - а может быть даже на западных границах РФ - возникнет своего рода новый "железный занавес", не столь прочный и устрашающий, как его предшественник, однако оставляющий Россию в опасной изоляции от остальной Европы.

Именно поэтому отношения с постсоветскими государствами заслуживают того, чтобы стать в ближайшее время приоритетным направлением внешней политики Москвы. С крупной региональной державой (на мой взгляд, это максимальный статус, на который России по силам претендовать в современном мире) Европа должна будет считаться. Более того, такая держава может стать одним из важнейших компонентов складывающегося Европейского альянса, усилить его геополитические и - учитывая огромные природные богатства России - экономические позиции. "Сосредотачивающейся" (по выражению канцлера Российской империи А.Горчакова) Европе навстречу должна выйти "сосредотачивающаяся" Россия. От нестабильной же и неблагополучной страны, разругавшейся со своими ближайшими соседями, европейцы наверняка предпочтут отгородиться высоким забором.

Таким образом, нынешняя смена власти в Белграде выходит далеко за рамки югославской и даже балканской политики. Она может иметь очень далеко идущие последствия для всего мира, не исключая Россию.