Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
/ Политика / Политграмота < Вы здесь
Предвзятые размышления об этничности в компании одного европейца
Часть первая

Дата публикации:  25 Октября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Альтерматт Урс. Этнонационализм в Европе. Пер. с немецкого С.В.Базарновой. - М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. - 367 с.

"Нация граждан": проект денационализации

Доктор Альтерматт пристально смотрит на вас с задней обложки, а на передней предлагает поговорить об "этнонационализме в Европе". Название сильное, но вводящее в заблуждение: этнонационализм ни как идеологический, ни как социально-психологический, ни даже как тривиально-политический феномен не попадает в фокус профессорского лорнета. Главный герой, если и появляется, то где-нибудь с краю от сцены и лишь затем, чтобы схватить оплеуху или получить очередной диагноз. Впрочем, автор, по ходу текста, в общем-то, и не формулирует особой исследовательской претензии и на первой же странице пролога сообщает читателю, что "этнонационалистический бред не нов"1. А читатель - взрослый человек и сам может догадаться, что содержательный анализ бреда является в лучшем случае делом безнадежных сюрреалистов, к каковым швейцарский профессор современной истории, естественно, не относится. Единственное, на что отныне мог бы рассчитывать заинтригованный заголовком читатель - так это на некую феноменологию бреда. Но, не обнаружив и таковой, он все же не должен упрекать автора в недостаточной степени погружения в предмет: сошествие в нижние пределы тьмы - роковой удел и тягостная привилегия божественных существ и героев.

Доктор же Альтерматт не ставит своей задачей какую-либо инвентаризацию кругов "этнонационалистического ада". Его задача более общая, более дидактичная и позитивная: свое эссе, пишет он, "я понимаю как речь в защиту нации граждан, как лозунг "Я обвиняю" ("J'accuse"), как протест против этнизации политики". Итак, заявлена некая ангажированность. Ангажированная литература хороша тем, что дает лишний повод задуматься о проекте, коим она ангажирована. В нашем случае недомолвок нет - это проект "гражданской нации", и повод о нем задуматься теперь далеко не лишний.

Компромисс исчерпан

"Трюизмы, - говаривал Ортега-и-Гассет, - трамваи умственного транспорта". Нам, однако, не будет зазорно проехать на них остановку-другую в компании профессора, который, конечно же, прав, сообщая с порога, что "формула" национального государства "с XIX века определяет политическую историю Европы". Не менее верно и то, что сегодня национальное государство как действующий проект под большим вопросом и рискует "быть растертым между жерновами универсализма глобального рынка и партикуляризма закрытых этний". Собственно, то и другое не просто "жернова", но скорее тенденции, имманентные современному национальному государству, которое всегда заключало в себе эту двусмысленность: универсалистское по содержанию (рынок, правовой гуманизм), оно партикулярно по факту.

В свое время рыночное общество, безродное и динамичное, поселилось в сотах старых исторических сообществ, и эффектом симбиоза является нововременное "национальное государство". Оно есть некий исторический компромисс между левореволюционным универсализмом Просвещения и политической данностью европейского этнокультурного ландшафта. В рамках левых дискурсов легитимации эта данность была обречена оставаться безъязыкой - ведь всякий компромисс зиждется на молчании, на согласии обходить некие вопросы стороной. В случае либерального "национального государства" молчанием обойден вопрос о природе собственного обособления, вопрос о границах. "Граница есть сущность вещи, вынесенная наружу", - ничего подобного о границе либерального национального государства сказать нельзя. По отношению к внутренней логике легитимации правового государства государственная граница является сугубо случайным феноменом. Нация - "сосуд для реализации гражданской свободы", - Альтерматт не раз замечает нечто в таком роде. Согласитесь, с точки зрения "содержания" ("гражданская свобода") конфигурация сосуда, в общем-то, не важна. Смысл альтерматтовского мессиджа, пожелай мы истолковать его по существу, состоит именно в этом. Нация - вовсе не нация, а сосуд. Какая-либо приверженность каким-либо границам, кроме разумной лояльности существующим, отныне должна быть отписана на счет этнонационализма.

Вопрос о границе относим не только к формам территориальности, но равно и к культурной идентичности. И этот вопрос время ставит ребром. К примеру: является ли колоссальный наплыв "иммигрантов" угрозой идентичности европейских наций? Вопрос снимается: "нация - сосуд для реализации гражданской свободы". "Иммиграция" - это технический вопрос, социальный, какой угодно, но не национально-политический, и приводимые в книге слова Хабермаса недвусмысленно ставят акценты на этот счет: "Идентичность политического общества, которая не может быть затронута иммиграцией (выделено мной - М.Р.), первично связана с правовыми принципами, коренящимися в политической культуре, а не с какой-то особенной этнополитической формой жизни..."

Коль скоро молчание нарушено - компромисс исчерпан. Нация есть сосуд, и национальная форма государства не имеет никакого касательства к его существу, к его основной задаче - обеспечению права. Раз это сказано, государство уже не может рассчитывать на ту лояльность, точнее ту более-чем-лояльность, которой оно было обязано своему статусу национального. Как же быть с "психическим субстратом" государственности, с мотивацией пограничных войск? Кажется, Альтерматт и Хабермас намерены предложить согражданам очередные вариации на тему "разумного эгоизма", которые они назовут "конституционным патриотизмом" ("политическая лояльность граждан в отношении конституционных рамок"). "Конституционный патриотизм" как раз и знаменует предвкушаемый переход "от национального государства к государственной нации".

Хабермас и Альтерматт элементарным образом последовательны в качестве наследников леволиберальной философии государства. "Конституционный патриотизм" √ действительно, та единственная форма лояльности, на которую может рассчитывать государство, перемолотое метафизикой "общественного договора". Метафизика "общественного договора" - нельзя не видеть этого - по сей день и, может быть, сегодня, как никогда, является парадигмой самопонимания европейских национальных государств (достаточно открыть любую из конституций или, если этого мало, вскрыть черепную коробку любого из правящих политиков). Если эти государства все еще представляют собой нечто большее, чем "договор", а их "властители" - нечто большее, чем ночного сторожа и участкового полицейского, то лишь в силу того кардинального обстоятельства, что историческое существование не тождественно теоретическому самосознанию. "Нация граждан" в исполнении доктора Альтерматта - да и в любом другом исполнении, ведь Альтерматт исполняет по нотам - является именно проектом редукции одного к другому: исторического существования "национальных государств" к той модели легитимации, той правовой идеологии, которую они исповедуют. В этой действенной редукции "бытия" к "сознанию" современное национальное государство как уникальный симбиоз и феномен спасительной непоследовательности "преодолевается".

По рельсам дихотомий

В своем намерении ревизовать проект национального государства левые интеллектуалы замечательным образом близки своему антагонисту: этнонационализму. Вместе они замыкаются в некую симметрическую фигуру, построенную по оси устаревшей двусмысленности старого национального государства, оба намеренные определиться: чем же оно должно быть в дальнейшем - "политически организованной родиной" или цитаделью абстрактного права. Альтерматт симпатичен именно тем, что не изощряется в лукавой диалектике, дабы подняться на уровень "выше" соперника, а просто становится по другую сторону баррикад. И когда он возвещает: "Национально-государственное мышление и действия европейцев должны быть денационализированы", - этнонационалист, право же, может лишь приветствовать эту определенность тона как очередной гвоздь в крышку гроба дурных компромиссов, как очередной штрих к собирательному портрету "врага".

Да, авторская полемика с этнонационализмом строится именно симметрично - и значит, не взирая на всяческую интеллигентскую брань, по-манихейски уважительно. Эта симметричность коренится в самой методологии книги. Ее теоретическая часть состоит, собственно, в несистематическом развертывании нескольких бинарных оппозиций, и в каждом случае одну сторону антитезы автор оставляет себе, с тем чтобы связать с ней будущее мира и демократии, а другую - отдает на откуп этнонационализму.

Пускаясь в обзор дефиниций и подходов к этничности, он дает голос ставшему хрестоматийным раздору между "примордиалистами" и "конструктивистами" с их дилеммой: считать ли этническую общность "естественной" или "искусственной", "инвариантной" или "ситуативной", "действительной" или "воображенной"? Автор симпатизирует "конструктивизму" - "как историк" и, надо думать, как всякий добропорядочный европеец, считающий своим долгом поднять голос против "эссенциалистских фикций".

"Этнизация политики", в самом деле, многим обязана "примордиалистскому" мышлению об этничности, пробным камнем которого выступает онтологическая постановка вопроса. В этой констатации профессор вполне безупречен, так же как и в воссозданных им альтернативах, призванных иллюстрировать суть спора: нация как "корень" или нация как "плебисцит", "этническая принадлежность" или "индивидуалистическое право гражданства" (курсив мой). Этим альтернативам соответствуют разные региональные традиции подхода к национальному вопросу. Вот что Альтерматт говорит о Центральной и Восточной Европе, где, по его словам, онтологизирующее мышление об этничности преобладает: "Там намного сильней, чем в Западной Европе, отдельный человек включен в социальное переплетение религии, языка и культуры, которое заранее детерминирует его идентичность и практически лишает его свободной воли" (выделено мной). Liberte! J'accuse! - о назойливый рефрен... Но разве "быть свободным" не значит прежде всего быть, то есть быть чем-то?

Все-таки по праву рынок можно счесть наиболее объемлющей и действенной метафорой современного общества. Дискурсам принадлежности с их "онтологизацией различий между людьми" современное общество должно, по замыслу автора, противопоставить свободную циркуляцию идентичностей. В гибком формате "гражданской нации". Автор впечатлен американским опытом: "Американский религиозный плюрализм напоминает рынок, на котором отдельный человек из всего многообразия предложений выбирает то, что соответствует его личным потребностям". В конечном счете, все для человека: религиозные рынки, рынки идентичностей - здесь каждый может купить себя или купить себе бога. Купленные боги не так взыскательны...

"Субъективное решение отдельного человека лежит в основе нации граждан", и значит, сама она является конвенциональной величиной. В этой связи вспоминается ренановская "нация каждодневного плебисцита", и сам Альтерматт недвусмысленно возводит отстаиваемый им проект к "французскому" понятию нации. Французы "в качестве граждан послереволюционного государства мыслили не этнокультурными, а политическими категориями". Как нация они складывались на основе уже существующего государства. И в этом пункте очевиден контраст с немцами и итальянцами. В одном случае нация выводима из государства, во втором - "в качестве предпосылки выступают народы", чье единство конституировано средствами культуры. Понятно, что это различие исторических судеб имеет проекции в "мир идей". "Немецкое" и "французское" понятия нации оказываются наиболее востребованной автором концептуальной дихотомией, и уже из приведенной цитаты ясно, что он склонен эксплицировать ее как противоположность "культурной" и "политической" концепций.

"Политика" и "культура"

По логике Альтерматта, следовало бы, наверное, сказать: "Политика или культура?" Он делает из этих понятий идеологическую антитезу, предлагая, по существу, эмансипировать "политику" от "культуры". "Современные государства могут существовать лишь в том случае, если они освобождают политическое гражданство от культурной и этнической идентичности". Гражданство как политический феномен должно быть лишено культурного содержания. В более общем виде это звучит так: "Гомогенность национального государства должна основываться на политических, а не на этнокультурных факторах". Казалось бы, мысль ясна, просто хотелось бы додумать ее до конца. Что, в самом деле, могли бы означать эти "политические факторы", коль скоро они поставлены в один ряд и разграничены с "этнокультурными"? Ну да, конечно, - из альтерматтевских экспликаций "нации" a la francais это вполне явствует: под политическим здесь должно разуметься относимое к публичным институтам государства, к принципам его устройства. Вся логика повествования задана фоновым отождествлением государственного и политического. В итоге получаем утверждение, согласно которому гомогенность государства должна покоиться не на этнокультурных факторах, а на функционировании публично-правовых институтов государства. Утверждение, которое в лучшем случае грешит тавтологичностью, в худшем - сквозит беспочвенностью. Сквозит, я бы сказал, небытием.

Однако же дадим слово самому автору. "Если исходить из модели "нация граждан", то решающие моменты здесь - политическое участие и коллективная практика самоопределения. Гражданство основывается на политической практике граждан, которые осуществляют свои основные гражданские права. Если согласиться с этим, то можно сделать вывод, что предпосылкой гражданства никоим образом не являются этнокультурные общности". Сделать вывод! Из тавтологии можно сделать только один вывод - повторить ее другими словами. Сказать, что нация состоит в коллективном самоопределении, а гражданство в осуществлении гражданских прав, - ничего не значит. Из этого ничего не следует: и этнокультурные общности, и что угодно, хоть отрицательный резус-фактор, при этом вполне могут оставаться предпосылками самого гражданства. Тавтологическое суждение бесплодно. Сказать же, что гражданство основывается на осуществлении гражданских прав в том смысле, что их осуществление является единственной предпосылкой и смыслом гражданства, означает несколько большее, а именно - тавтологизацию самого института гражданства. Освободить гражданство от его культурного содержания, сославшись на его граждански-правовое содержание, означает освободить гражданство от всякого содержания вообще. Ведь гражданские права - лишь формальная возможность каких бы то ни было содержаний.

"Нация идентична гражданству", гражданство идентично наличию гражданских прав. Альтерматт не аутист и не заевшая пластинка. Тавтологизация нации и гражданства - реальный процесс, посредством которого общность и принадлежность становятся формальными. Если угодно - правовыми. Да, "гражданская нация" - отнюдь не предпочтение политических факторов перед культурными, а все та же эксплозия правового сознания. Совсем не случайно возник мотив "конституционного патриотизма", который замещает холодной лояльностью "существующим рамкам" и ту общность "жизненного мира", которую "нация" подразумевала в качестве культурной, и ту интенсивность коллективного действия, которая ей принадлежала в качестве политической.

Вообще, сама возможность помыслить противоположность между "политической" областью и "культурной" может быть принята в расчет лишь на правах отрыжки кондовых учебников по обществознанию. Именно там "политика" и "культура" предстоят друг другу в качестве обособленных предметных областей, "сфер общественной жизни". Но культура есть скорее "внутренняя форма жизни", а "политическое достижимо из любой предметной области". Нация не может быть политической или культурной. Пусть со своей, "конструктивистской", колокольни, но прав Геллнер: феномен нации восходит к объединению политики и культуры. Сказать больше, она и есть феномен их слияния, феномен политики, ведомой в горизонте общих символов и преданий, феномен культурно мотивированной политики.

И французский случай как взлелеянный автором пример "субъективно-политической" нации в противовес "объективно-культурной" здесь ничего не меняет. Да, есть две разные стратегии нациегенеза. Но оба случая таковы, что нация, коль скоро она налицо, не избегает востребовать ресурсы культурной идентичности. Ренан выразил, конечно, нечто важное в своей метафоре "плебисцита" - образе нации, ежедневно воссоздаваемой субъективным гражданским решением и сознательным волевым участием2. Как это свойственно голосованию, в "каждодневном плебисците" есть риск. Так на чем же основан его положительный исход, его воссоздающее нацию удостоверение воли к совместному будущему? Общей веры в права человека тут мало, и ответ Ренана только один: на коллективном наследии воспоминаний, которое сознательно принято как собственное. Ренановская "нация плебисцита" основана на том духе наследования, благодаря которому история сохраняет живой смысл и взывает к живущим. Непременно, на родном языке. Нужно ли пояснять, что это и есть культурная идентичность в действии? А если ее нет, если она вычтена из "гражданства", то каким образом история станет взывать к гражданину? С какой стати ему вообще ходить на этот каждодневный плебисцит?

Если уж говорить о специфике "плебисцитарной", субъективистской нации французов по отношению к "объективно-культурной" и "кровной" нации немцев (для нас не важно, существует ли она теперь, эта нация немцев, - "идеальные типы" не умирают), то специфика будет заключаться в другом, не в том, что она, дескать, "свободна от культурной идентичности". Специфика в своего рода историзме, именно в том, что идентичность "плебисцитарной нации" конституирована средствами исторического самосознания. Общие воспоминания создают общую волю, а она, в свою очередь, новые воспоминания. И хотя Ренан делает акцент на совместной воле к будущему, его нация необходимым образом ретроспективна. Нация "немецкого" типа, нация "принадлежности" тоже обладает историческим сознанием, но формируется не им, а внеисторической мифологией с вариациями на тему "крови и почвы". Субъективистская нация сначала помнит свою историю, а потом существует, объективистская - сначала существует. Здесь "бытие" опережает "сознание", "принадлежность" опережает "выбор", и "воля" здесь - общая изначально. Для экспликации этой, онтологизирующей, модели предлагаю один взгляд изнутри: "Мы, современные итальянцы, - говорил Муссолини, - гордимся своей историей, но мы не превращаем ее в сознательный лейтмотив наших действий, хотя история и живет в нас как некий биологический элемент"3.

Итак, нация на французский манер создается исторической, историографической мифологией. Нация на немецкий манер - "вневременной" мифологией. В обоих случаях налицо некая модель нации. В случае доктора Альтерматта - да и всей его компании от Локка до Хабермаса - налицо некий терминологический коллапс. "Гражданская нация", конечно, не оксюморон, но феномен того самого "национально-государственного мышления европейцев", которое "должно быть денационализировано". Зачем, право же, понадобилось говорить "нация", если имеется в виду что-то обратное той действительности политической воли, которая подчас возникает и живет на почве культурного жизненного мира?

Кстати, к слову "культурный" можно всегда смело приписывать приставку "этно". Так что если кто скажет, что определение-то вышло этнонационалистическое, мне, похоже, будет ответить нечего. Однако не обессудьте: "исправление имен", также и по замыслу Конфуция, - проект политический.

Примечания:

Вернуться1 Здесь и далее цитируется по: Альтерматт Урс. Этнонационализм в Европе. - М., 2000.

Вернуться2 См. Renan Ernest. Qu'est ce qu'une nation? // Qu'est qu'une nation? et autres essais politiques. - 1992.

Вернуться3 Цит. по: Манхейм Карл. Идеология и Утопия. // Манхейм Карл. Диагноз нашего времени. - М., 1994. С.116.


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Катерина Соколова, Параллельные миры /18.10/
Именно в них сосуществуют "демократы" и "патриоты": обзор народно-патриотической прессы.
Михаил Корнилов, Реализм - это звучит гордо /12.10/
Краткий курс истории политического и национального самосознания на Украине: ходят слухи, что самые яростные его адепты финансируются из Москвы, чтобы Украина, не дай бог, не присоединилась к России.
Андрей Мадисон, Частушки про утопию. Катрен четвертый (и последний) /02.10/
Мой миленок √ утопист, // Лучше всех танцует твист, // Был бы он бы демократ - // Дергался бы невпопад! Last but not least.
Олег Беляков, Откуда исходит угроза миру? /28.09/
Они о них: как Америка "приветствует" шаги, направленные на самоопределение Европы.
Андрей Мадисон, Частушки про утопию. Катрен третий /28.09/
По-над речкой, по-над яром // Разливается пиар, // Что в утопии задаром // Наделяют всем гектар! And no thoughts, but many conclusions.
предыдущая в начало следующая
Михаил Ремизов
Михаил
РЕМИЗОВ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Политграмота' на Subscribe.ru