Русский Журнал / Политика / Политграмота
www.russ.ru/politics/grammar/20001030_remizov.html

Предвзятые размышления об этничности в компании одного европейца
Часть вторая. О "Новой Европе" и ее демонах

Михаил Ремизов

Дата публикации:  30 Октября 2000
Альтерматт Урс. Этнонационализм в Европе. Перевод с немецкого С.В.Базарновой. - М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2000. - 367 с.

Табу

Нет, "понять" не значит "простить". Но "истины - мы знаем - существуют лишь по отношению к определенному человеческому типу", и для какого-нибудь Ларошфуко - что ж, вполне допускаю, что значит. Вообще, европеец вот уже лет двести-триста все больше напоминает существо, в столь высокой степени наделенное духом объективности и чувствительной кожей, что, понимая, не избегает тем же разом прощать.

Акт понимания, в самом деле, интимен: зиждимый на общности "структур внутреннего опыта", он предполагает взаимопроницаемость сторон, некое узнавание в "себе" "другого" и наоборот. Всякое понимание другого есть также понимание того, что и ты, в возможности, есть другой. Понять и не простить означало бы сказать: да, другой, но всего лишь в возможности - и, приняв как судьбу случайность бытия тем, а не иным, настаивать на однажды сделанном выборе себя. Нужно поистине упорствовать в предвзятости, чтобы не прощать, понимая. Упорствовать в идентичности! А европеец не хочет упорствовать, то есть не может. "Если бы они могли иначе, они и хотели бы по-другому..."1

Итак, "понять значит простить". Но есть вещи - и у европейца их ничуть не меньше, чем у всех прочих, - которые прощать небезвредно, недопустимо. Значит, и понимать небезопасно. Отсюда некое ощутимое среди "европейских интеллектуалов" табу на полноценную аналитическую, феноменологическую реконструкцию определенного ряда духовно-политических содержаний - коль скоро такая реконструкция потребовала бы понимания. Взять феномен нацизма: исписаны тонны бумаги, и лишь редкий исследователь присовокупляет к "фактам" нечто, превосходящее праведность собственного негодования и ходовые вариации на тему коллективного помутнения рассудка (которые суть манифестация отказа от понимания в смысле: "отказываюсь понимать!"). Причины нацизма разоблачаются гласом "жестяной трубы школьной морали", и - правы Повель и Бержье - создается впечатление, "будто все умы вошли в заговор, чтобы самые чудовищные страницы истории были сведены к поучению для маленьких детей о вреде дурных напитков"2. Понимающее истолкование феномена нацизма опасно, феноменов правого радикализма - как минимум, неприлично. Это защитная реакция леволиберального бессознательного на тот дефицит предвзятости, ввиду которого "понимание" чревато "прощением".

Блюсти табу понимания позволяет тезаурус заклинаний, набор стереотипных концептуальных реакций, слов, само произнесение которых словно бы что-то объясняет и успокаивает подобно тому, как очерченный на полу меловой круг охраняет от злых духов. "Ксенофобия", "апартеид" - научитесь к месту произносить эти слова, и вы будете как рыба в воде в мире новейшей демонологии. Книгу доктора Альтерматта можно по праву считать ее очередным документом. Именно "документом" - ведь демонологическую литературу человеку современному читать всерьез было бы затруднительно, а вот как документ, памятник некой эпохи и культуры, или там, субкультуры, - даже весьма интересно.

Объяснительный трафарет, который субкультура леволиберальных интеллектуалов раз и навсегда изготовила для написания книг о правом радикализме, различим здесь до мельчайших деталей.

Исходным для любого демонологического опыта является, конечно, удостоверение в существовании сил мрака и эдакая триллерная тревога. "Как и в 1930-е годы, - возвещает доктор Альтерматт, - свое возрождение празднуют ксенофобия, расизм и национализм. Везде наступают новые правые или правоэкстремистские кружки, движения и партии. Ностальгирующие роялисты и христианские интегралисты во Франции, старомодные и новомодные фашисты в Италии, враждебные по отношению к иным, расисты в Германии, Австрии и Швейцарии, применяющие грубую силу скинхеды и хулиганы в Великобритании - это только некоторые примеры - бродят, как призраки, по всей Европе. Их связывают друг с другом ксенофобия и расизм, национализм и шовинизм"3. Пожалуй, этот пассаж, представляет самое развернутое описание феноменов правого радикализма во всей книге. И коль скоро оно дано, дело, как это водится в науке, уже не может обойтись без объяснения. И здесь, опять же, как водится, у доктора несколько ответов. Во-первых, конечно, "в основе распространения этнонационализма лежат социальная неудовлетворенность и экономические проблемы". Ну что делать, если "при кризисных явлениях в экономике, культурное сознание - такое вот оно чудное - все чаще обращается к прошлому"? В этом пункте Альтерматт мыслит скорее с поверхностным оптимизмом homo economicus - ведь кризисные явления экономики суть, в конечном счете, вещь преходящая. Но увы, этнонационализм имеет и более глубокие корни: социально психологические. Не знаю, как вам, а мне уже в печенках сидят эти вульгарные перепевы адорнианского анализа "авторитарной личности". А доктор Альтерматт, уж он не упустит лишний раз ввернуть что-нибудь об "иррациональных страхах перед "другими", о "неуверенных в себе людях", ищущих опоры в жестких социальных связях. И если вам после этого еще не до конца ясна природа этнонационалистических феноменов, задайте доктору с детства мучивший вас вопрос: "С чего, доктор, начинается Родина?" Ответ будет такой: "Чувство родины и образы врага возникают там, где господствуют нестабильность, дезориентация и страх".

Если вы остались не вполне вразумлены ответом, не обессудьте. Да, в методологическом смысле - это, конечно же, типический случай "объяснения" без "понимания". Но понимания нельзя требовать, оно основано на общности "структур внутреннего опыта". А как раз этой общности, в том что касается "чувства родины" или чего-то еще, у нас с доктором может не быть. В конце концов, наш доктор - швейцарец.

Швейцария, согласитесь, не просто страна, не просто место, но в своем роде - путь. И сам Альтерматт имеет в виду именно это, приводя в подтверждение слова Ясперса, который "однажды сказал, что Европа стоит перед выбором: либо пойти по пути Балкан, либо - по пути Швейцарии".

"Демос" минус "этнос"

Вообще, размышление о путях Европы можно считать лейтмотивом книги Альтерматта. Львиная ее доля посвящена проблемам европейской интеграции: в основном, с точки зрения возникающих в лице национал-популистов препятствий, но также, - с точки зрения поиска желательного облика объединенной Европы. Впрочем, "поиска" - это сильно сказано. Парадигма благополучия как бы дана: наглядно - в лице той же Швейцарии (взятой в качестве "идеально-типического индивидуума", потому что в Швейцарии реальной - как выяснилось, и мы этого еще коснемся - тоже не обходится без эксцессов); абстрактно - в пропагандируемой автором модели "нации граждан".

"Будущая политическая Европа может строиться только на основании нации граждан" - таков посыл. А "нация граждан", о чем подробно говорилось в первой части, есть, вопреки досадному совпадению слов, некая программа денационализации. Вот пассаж, где крупными мазками воссоздана идеология объединенной Европы: "...Европа должна быть денационализирована. Культурное и историческое многообразие создает предпосылки для того, чтобы Европейский Союз опирался не на некую этническую общность по происхождению и даже не на общие мифы и воспоминания, а на политическую культуру прав человека, правового государства и демократии". Кто бы сомневался... Впрочем, сам автор ссылается на "некоторых культурных европейцев", которые - он предвидит - могут его энтузиазма не понять...

Лично я бы ни за что не рискнул выступать от имени сообщества "культурных европейцев", но рискну сделать предположение относительно характера того "непонимания" с их стороны, на которое ссылается господин Альтерматт. Выслушав его требование заменить "воспоминания об общем культурном прошлом" принадлежностью к "общей политической культуре" (в смысле приверженности "универсальным правам человека"), эта горстка скептически настроенных европейцев могла озадачиться вот чем: в какой степени и каким образом институты европейской политической культуры могут действовать вне жизненного целого европейской культурной традиции? Каким образом вообще политическая культура может функционировать вне и помимо конкретной культуры? "Каким образом" - не в смысле того, что "никак не может", а в смысле - "что из этого получается".

Взять ту же демократию. До некоторой поры - я не знаю, давно ли наступила эта пора или она все еще ожидается, - "суверенами" европейских национальных государств выступали народы не только в количественном смысле слова, но также, отчасти, и в качественном. Иначе говоря, народ как источник власти в государстве обладал, помимо общих навыков "разумного эгоизма", некой конкретной, исторически уникальной и лежащей в плоскости "культурного бессознательного" этнической конфигурацией. Многие наблюдатели и теоретики демократии отмечают это наличное на уровне факта этнокультурное содержание демократии, констатируя, таким образом, ее двойственность. Альтерматт тоже не проходит мимо этой двойственности народа как субъекта демократической власти. Понятное дело, он, с его назойливым желанием освободить "политику" от "культуры", не может не потребовать расстановки в этом вопросе акцентов.

На помощь приходят всегдашние греки, сославшись на которых, можно предложить различать два понятия о народе. Слово "демос" нам предлагается закрепить за "политическим" понятием о народе, точнее, за той количественной ипостасью народа, которую всегда имели в виду левые теоретики демократии и которой одной они всегда готовы были доверить "суверенитет". Тогда под "этносом", понятное дело, будет разуметься народ как культурная и родовая общность. Коль скоро различие принято, главное - одно с другим не перепутать, иначе... "Отождествление "демоса" и "этноса" приводит к насильственной ассимиляции и принуждению или изгнанию и геноциду. Если политическое гражданство связано с этническими, культурными или религиозными предпосылками, то неизбежно дискриминируется какая-то часть населения".

Понятно, что речь не идет об одних лишь понятийных дифференциациях: в политике понятийность действенна. И соль вопроса, собственно, в том, что в делах демократии "этнос" должен быть вычтен из "демоса". Народ как субъект демократической власти должен быть по возможности редуцирован к его количественной модели. Именно тогда мы получим свободную от этнокультурной нагрузки и сопутствующей дискриминационности подлинно демократическую "нацию граждан". "Демос" минус "этнос" равно "нация граждан" - демократическое уравнение выглядит так.

Кажется, именно здесь "некоторые культурные европейцы" предчувствуют сюрприз... А что если именно пресловутая этнокультурная нагрузка, если эта физиогномическая уникальность демоса в качестве этноса была тем единственным, что сообщало электоральным проявлениям народа смысл волеизъявления, то есть позволяла принимать их в расчет в качестве "воли народа", а не механической суммы беспорядочных и глубоко некомпетентных мнений? И значит, на нашей доске можно черкнуть еще одно демократическое уравнение - демократическое уравнение сюрприза: демос минус этнос равно плебс.

Маховик этого вычитания уже запущен. И если та же рыночная стандартизация современных обществ, та же идущая в ее фарватере массовая культура еще своего дела не доделали, то "пессимисты" скажут, что это лишь вопрос времени... А "оптимисты" на такие темы не говорят. Или говорят в порядке общего недоумения по поводу частных вопросов.

Вот и господин Альтерматт очень жалуется на разгул популизма. Часто неся отпечаток "национализма и ксенофобии", популистский синдром, как снежный ком, нарастает в Европе, по оценке профессора, годов с 80-х. Популисты сеют недоверие к "иммигрантам", спекулируют на проблемах социального отчуждения, настраивают народ против "политического класса". Популисты эксплуатируют "шовинистические лозунги" и подчас заставляют вспомнить о харизматическом типе господства. Наконец, они саботируют евроинтеграцию, насаждая повсюду "евроскепсис" и промоутируя свое популистское "нет". В любом случае, они "угрожают самой сущности демократического и плюралистического устройства".

Даже образцовую Швейцарию не обошла стороной волна популизма (кто бы мог подумать...). В разное время "швейцарские националисты и правые популисты... выступали под различными названиями - "Национальная акция", "Республиканское движение" или "Швейцарские демократы". В Женеве они выбрали многозначительное название "Бдительность". Потом были "Швейцарская народная партия", "Партия свободы" - все они мобилизовывали электорат на борьбу против "иммиграции иностранной рабочей силы, что на ксенофобском жаргоне называлось "засилье иностранцев", выступали против бюрократии, иногда выступали разом против "государства, полиции и иммиграции". Одним словом, стандартный набор. Между тем, неким пиком, кульминацией "правопопулистского протеста" на швейцарский манер можно, кажется, считать другое объединение: возникшую в 80-е "Автопартию", которая вышла на избирательную борьбу с лозунгом "За свободу, благосостояние и автомобиль!". Таков он, радикализм по-швейцарски.

"Скажи мне, кто твой враг, и я скажу, кто ты"... Поистине, зеркалом "Новой Европы" является нищета ее демонов.

Да, "популизм" - в своем роде, "мелкий бес" европейской политики. Но как же он, право, завелся в этой добропорядочной части света? Можно, конечно, опять все списывать на эксцессы модернизации, на "проигравших" в ходе структурных трансформаций экономики или еще что-нибудь в том же роде. Блаженны беспечные... Сегодня только они не видят того, что партийно-политический ландшафт Европы по большей части лежит в руинах. Почва уходит из-под ног старых идеологий, растет доля чисто протестного голосования, а также число "не приходящих", вступает в права истинный наследник старых европейских демократий: так называемый "новый избиратель", стоящий вне социокультурной и профессиональной корпоративности, и с очень ограниченной "рациональностью". На социологическом языке все это называется "аномия". Что же остается партиям? Им остается быть вульгарно популистскими либо популистскими же, но изощренно. По выражению Гюнтера Рормозера, "партии превращаются в бюро обслуживания: они изучают методами демоскопии пожелания граждан и обещают максимально возможное удовлетворение потребностей людей"4. И не надо пенять на то, что подчас они поднимают на щит "низменные инстинкты". Вот Альтерматт жалуется, что популисты "инструментализируют" эмоции "маленького человека". А что вы хотели, профессор? Демос минус этнос равно плебс.

Да, современная эрозия демократии, о которой говорят уже слишком многие, чтобы счесть ее алармистским мифом, вполне может быть отнесена на счет того вычитания культуры из политической культуры, которое, так сказать, обеспокоило "некоторых культурных европейцев" в радужном проекте г-на Альтерматта. Да что там "господин Альтерматт" - речь о радужном проекте "Новой Европы". "Некоторых культурных европейцев" уже должно бы тошнить от оптимизма евроинтеграторов из Страсбурга или Брюсселя, когда те в какой-нибудь очередной преамбуле повторяют, что в основе объединенной Европы лежит универсальное достояние прав человека. И все. Европейская культура вычтена из европейской политической культуры. Целое вычли из части. Получили некую отрицательную величину, некий синдром коллективного небытия, опыт социальной аномии.

Лично я, всякий раз, когда слышу о "Новой Европе", теперь думаю о ее новой безродности.

На правах заключения

Свое универсалистское упование Альтерматт называет "Европой по выбору" (в противовес "Европе по принадлежности"). Сомнений нет - это же та самая Европа, которой грезит издавна наша интеллигентная общественность: Европа, которой можно стать, из которой можно уйти, из которой можно быть изгнанными с позором, в которую, наконец, можно вернуться... Если очень-очень захотеть. И тамошняя интеллигентная общественность, взять хотя бы нашего профессора, подбадривает: "Если Европа не образует никакой родовой общности, то на первый план выйдут права вступления в Европу в смысле гражданских прав". Европа не образует никакой родовой общности, она открыта для новых членов и примет нас в свое лоно! Однако зачем?.. Чтобы быть безродными, не обязательно быть Европой.

Примечания:



Вернуться1
Ницше Фридрих. Так говорил Заратустра.



Вернуться2
Бержье Жак, Повель Луи. Утро магов. - М., 1991.



Вернуться3
Здесь и далее цитируется по: Альтерматт Урс. Этнонационализм в Европе. - М., 2000.



Вернуться4
Рормозер Г. Кризис либерализма. - М., 1996.

Предвзятые размышления об этничности в компании одного европейца. Часть 1