1

Среди различных аспектов церковно-государственных отношений важно различать действия, продиктованные политической прагматикой, и действия, необходимость которых вытекает из фундаментальных принципов, положенных в основу взаимодействия Церкви, государства и общества. Первые существуют всегда. Их наличие следует из самого факта бытия Церкви в поле политики, ибо здесь Церковь выступает как институт, обладающий своими уникальными ресурсами, которые и пытается мобилизовать государство для собственной или "общественной" пользы.

Так в поздневизантийский период Церковь добровольно брала из рук дряхлеющего государства рычаги управления многообразным содружеством наций, от спаянности которого в то время зависела жизнеспособность Империи. Тогда обязательное ранее литургическое поминовение императора заменяется аналогичной молитвой о Константинопольском Патриархе.

В России XVIII и XIX веков на Церковь возлагалась одна из важнейших внешне- и внутриполитических миссий - христианизация новых подданных Российской империи и ее ближайших соседей. Успехи православной миссии в Сибири и на Аляске, в Китае, Корее и Японии вошли в золотой фонд не только российской дипломатии, но и русской духовности того времени. Примечательно, что "миссионерские" епархии, такие как Иркутская, имели особый статус, признаваемый исподволь светскими властями¹.

В политике сталинского СССР начиная с 1943 года Церковь также играла не последнюю роль. Она "оказала государству значительную помощь, поддерживая и укрепляя его международный авторитет... в период, когда США имели монополию на ядерное оружие"².

Сколь бы продолжительны ни были перечисленные политические процессы с участием Церкви - десятилетия или даже столетия, они - только реакция на насущные интересы власти и общества, но еще не стратегия их взаимоотношений. Последняя в каждом из приведенных примеров была своя. Стратегия была почвой, на которой вызревали конкретные тактические ходы, она же задавала рамки их реализации.

2

В России синодального периода Российская Греко-Кафолическая Православная Церковь фактически не была самостоятельным субъектом общественных отношений, не выступала контрагентом государства в политической сфере. На высшем (центральное церковное управление) и среднем (епархия) этажах церковного здания она была абсорбирована государством. На нижнем - вытеснена "в народ" и, как и другие социальные группы, закрепощена государством³. Советская попытка уничтожения высшего и среднего уровней церковного организма, пришедшаяся на первые два послереволюционные десятилетия, была продолжением политики русского самодержавия другими средствами. В обоих случаях государство не признавало за Церковью как институтом право на существование вне государственной администрации. Отличие состояло в том, что самодержавие благосклонно позволяло Церкви ютиться внутри его аппарата, а Советы, атеистическая идеология которых исключала возможность слияния церковной иерархии с госноменклатурой, провозгласив отделение Церкви от государства, должны были поставить вопрос о ее физическом уничтожении.

Лишь титанические усилия патриархов Тихона и Сергия по сохранению легальной иерархии позволили Церкви выжить в этот период. По сути, это была борьба за соблюдение принципа отделения Церкви от государства, за возможность законного, но отдельного от него существования в поле общества, пусть и находящегося в тоталитарных тисках. Именно тогда, когда само существование Русской Православной Церкви было поставлено под вопрос, она сделала первые шаги на пути реального отделения от государства, заложив таким образом основы своего бытия в новом √ секулярном - мире и своих отношений с новым √ светским - государством.

Любопытно, что оппоненты св. Тихона и патриарха Сергия, раскольники левые (обновленцы) и правые (иосифляне), по сути, мыслили Церковь лишь в единстве с государством - советским в первом случае и православно-монархическим во втором. В обоих случаях, как и для людей синодального периода, епископ переставал быть предстоятелем Церкви и становился чиновником, а где-то внизу, "в народе" разрешено было существовать хаотической россыпи приходов. Так в своих экклезиологических (относящихся к учению о Церкви) построениях и левые, и правые игнорировали четвертый, неотъемлемый ее атрибут, утвержденный Никео-Цареградским символом: Верую в... апостольскую Церковь, то есть построенную на линии преемства, которое передается от епископа к епископу и восходит к ученикам Христа.

С 1940-х годов установка на полное уничтожение Церкви перестает быть единственной. Теперь в церковной политике советского руководства сменяют друг друга две тенденции. Первая, прагматическая, предполагает возможность использовать уникальные политические ресурсы Церкви в интересах государства. Во время войны и сразу после нее выразителем этого направления стал сам Сталин. Вторая, отстаиваемая коммунистическими догматиками из Отдела пропаганды и агитации ЦК, прежде всего М.А.Сусловым, сводится к идее о несовместимости социализма с любыми "религиозными пережитками"⁴. Сторонники прагматической позиции, выстраивая отношения с Церковью, фактически признавали ее существование в зоне общества как института инородного государству.

Спор догматиков и прагматиков затянулся на многие десятилетия. Обе тенденции причудливо переплетались, по очереди одерживали верх. В конце советского периода преобладала точка зрения догматиков, но перестройка прервала этот спор.

3

Одно из несомненных свойств новой российской государственности - ее светский характер. В этом смысле нынешние государственные мужи - преемники прагматиков советского периода. Их контрагенты - преемники патриархов Тихона и Сергия, основывавшихся в своих отношениях с властью на принципе отделения Церкви от государства (а не зарубежных или местных епископов-раскольников, отстаивавших совершенно другую концепцию отношений с властью). Диспозиция такова: светское государство и Церковь, сделавшая шаг из объятий государства в сторону общества. Что дальше?

Обсуждаются исключающие друг друга варианты: с одной стороны - полное устранение государства из сферы церковной жизни, с другой - утверждение о том, что "государство имеет право... поддерживать, сохранять и восстанавливать канонический строй Церкви"⁵. Сторонники второго пути ссылаются на пример взаимоотношений государственной власти и Церкви в Византии. На этом примере следует остановиться подробнее.

Правильный баланс церковно-государственных отношений был одним из краеугольных камней империи Константина, фактором ее тысячелетней стабильности. Но "встреча" римского государства и христианской Церкви произошла совсем на иных основаниях, чем те, что мы можем обнаружить в современном мире. Главным из этих оснований была набожность языческих императоров. Римская религиозность требовала, чтобы у каждой сферы человеческой жизни было свое божество, освящающее ее. Требовалась сакральная санкция и на действия властного организма и самого первого лица. Недаром римский пантеон постоянно пополнялся божествами завоеванных земель: они были призваны благословить императора, укрепить его авторитет. Как приобщенные к сакральному августы именовались "боголюбивейшими" и "благочестивейшими". Вовсе не Церковь дала им эти имена.

Став христианами, императоры не перестали нуждаться в сакральной санкции для своих действий. Этого требовала культура римской государственности. Только теперь они обращались за ней не к языческим богам, а к Церкви. В обмен на это благословение, позднее облачившееся в форму специального обряда, император брал на себя обязательство "охранять Церковь", быть "епископом ее внешних дел". В этих и подобных формулах выражалось ключевое обязательство императора: обеспечивать внутренний суверенитет Церкви, соблюдать самому и следить за соблюдением другими группами ее законов - священных канонов, постановлений соборов, приговоров епископов, то есть нормативных актов, имеющих силу лишь в пределах Церкви как общественного института.

Этот обмен санкциями стал содержанием общественного договора, заключенного государственной властью Восточной Римской Империи с крупнейшей общественной корпорацией во второй половине IV - начале V века. В новеллах Юстиниана обязанности сторон по отношению друг к другу были зафиксированы и приобрели форму закона. Этот общественный договор не пересматривался на протяжении всей истории тысячелетней империи.

Нельзя сказать, что отношения Церкви и государства были безоблачны. Византия знала эпохи внутреннего мира и затяжные кризисы, века "пленения" Церкви и "теократического" давления на государство. Но именно эпохи кризисов, столкновения интересов были наиболее плодотворны с точки зрения выстраивания баланса отношений Церкви - прежде всего, Константинопольского патриархата с императорской властью. Так, к концу 200-летнего периода иконоборчества были осмыслены и закреплены законодательно пределы возможного вторжения государства в юрисдикцию Церкви. Этой неприкосновенной для него зоной было признано содержание церковного учения.

"Церковь (ее учение) вверена епископам, а не царям". Эта фраза Иоанна Дамаскина неоднократно повторялась на протяжении этих 200 лет, в том числе в палатах василевса. В результате император остался на роли "полицейского", обеспечивающего действенность церковных законов и процедуру их принятия, но не могущего вмешаться в их суть. Сопротивление царям-иконоборцам позволило сохранить общественный договор IV века, остановив попытку расширения государственной юрисдикции за счет Церкви - общественной корпорации, попытку вторжения государства в зону общества.

4

Теперь нам должна быть ясна принципиальная разница между Византийской империей и новейшим российским государством: последнее, будучи государством светским, не нуждается в сакральной санкции. Поэтому между ним и Русской Православной Церковью не может быть заключен общественный договор, содержание которого было бы подобно содержанию договора византийского.

И все же договор между этими контрагентами должен быть заключен. Процесс определения его условий уже запущен в действие. Первый ход сделала Русская Православная Церковь, заявив в "Основах" собственной социальной концепции претензию на статус корпорации публичного права. Это означает, что Церковь предлагает государству признать и обеспечить ее внутренний суверенитет. Это становится вполне очевидно из цитируемого составителями "Основ" деяния Поместного собора 1917-1918 годов: "Постановления и узаконения, издаваемые для себя Православною Церковию в установленном ею порядке, со времени обнародования их церковною властью, равно и акты церковного управления и суда признаются Государством имеющими юридическую силу и значение, поскольку ими не нарушаются государственные законы... Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе, как по соглашению с церковною властью".

Таким образом Церковь обозначила, что она хотела бы видеть в содержании общественного договора. Слово за государством: на каких принципиальных основаниях возможен конкордат между христианской церковью и ее вчерашним гонителем?

5

Требования со стороны государства могут быть самые разнообразные. Это, как предлагают А.Щипков и А.Морозов⁶, и организация широкомасштабной социальной работы. Это и включение Церкви в процесс абсорбции маньчжурских переселенцев, к предкам которых русские миссионеры уже обращались с проповедью 100 лет назад. Однако, при всей важности названных задач, они остаются тактическими, продиктованными актуальной социальной прагматикой. Уяснение возможных основ церковно-государственного договора потребует от власти "усилий широкого круга не религиоведов, а социальных философов, ориентированных в проблематике"⁷.

Рискнем предложить возможное решение. Коль скоро ключевая задача, стоящая перед российской властью, сводится к "воссозданию пространства экономических и политических коммуникаций" через "содействие становлению механизмов самоорганизации"⁸, почему бы не использовать для активизации этого процесса старейшую, без сомнения самую авторитетную и крупную (при любой форме подсчета числа верующих), наиболее лояльную общественную корпорацию. При любом варианте развития ситуации в России, Церковь будет существовать и могла бы стать важнейшим участником становления "механизмов самоорганизации".

Авторитет Церкви имеет своим основанием не только уверенность (для многих россиян весьма смутную) в том, что она является носительницей религиозной истины, но в большей степени - уважение к ее уникальному историческому опыту - опыту созидательницы русской культуры, строительницы российской государственности. Этот мощнейший церковный ресурс - ее собственную историю возможно задействовать для старта процесса общественной самоорганизации.

Можно сказать, что речь идет о "благословении" Церковью общественной жизни, комплекса ее механизмов через участие в них. Но только эта санкция будет для государства и общества носить не сакральный, как это было с римскими императорами, а исторический характер: "к этому предприятию можно присоединиться, так как в нем участвует старейший и опытнейший член общины". В этом контексте выбор Русской Православной Церкви - шаг в сторону общества, сделанный ею в 1917-1927 годах, - особенно ценен.

Движение по этому пути потребует от государства соблюдения трех условий. 1) Педантичного следования принципу светского государства, принципу отделения от него Церкви. Тем самым власть поможет Церкви скорее обрести свое место в зоне общества. 2) Следовательно, государству придется неуклонно оформлять свои отношения с церковной корпорацией в нормативных актах и одновременно 3) активно сотрудничать с ней, используя ресурсы Церкви для решения тактических задач. Так церковно-государственные отношения могут стать образцом взаимодействия власти и общественного института. В какой конкретно форме произойдет вовлечение Церкви в этот процесс - предмет для особого разговора.

Примечания:

¹ Закржевский А.Г. Конфликты епархиальных архиереев с местной администрацией в первой половине XVIII века // Русская религиозность: проблемы изучение. Сост. А.И.Алексеев, А.С.Лавров. - СПб., 2000. С.195.

² Васильева О.Ю. Русская Православная Церковь в политике Советского государства в 1943-1948 годах. - М., 1999. С.207.

³ Миронов Б.М. Социальная история России периода Империи (XVIII - начало ХХ века). Т. 1-2. - СПб., 1999. Т.1. С.363-384.

⁴ Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь, верующие. 1941-1961 годы. - М., 1999. С.115-118.

⁵ Священник Петр Исаков. Полезное вмешательство // Интернет-журнал "Соборность". 15.01.2001.

⁶ Государство и религиозные организации: итоги и перспективы взаимодействия. "Круглый стол" в редакции "Русской мысли" // Русская мысль. #4341. 16-22 ноября 2000. С.21.

⁷ Александр Тяхта. Церковь и государство в новом десятилетии. Какие перемены ожидают Русскую Церковь и государственно-церковные отношения в ближайшее десятилетие? // НгР.

⁸ Евгений Кузнецов. Эволюция сверху. Интересы против идеологий // Русский Журнал www.russ.ru. Политика. 30 декабря 2000 года.