Триумфальная победа Монгольской народно-революционной партии на прошедших в стране парламентских выборах была из разряда ожидавшихся: накануне голосования все наблюдатели предрекали МНРП большинство голосов, а покинувшие недавно правившую коалицию монгольские социал-демократы собирались даже войти в новую коалицию с победителями из МНРП. Однако оказалось, что монгольские посткоммунисты не нуждаются в партнерах по коалиции: МНРП удалось получить, как в доброе старое время, практически все места в Великом Народном Хурале Монголии - по меньшей мере, 70 из 76. В этом возвращении МНРП к власти поражает прежде всего не успех посткоммунистов, поражает то, что они эту власть потеряли.

В отличие от КПСС, появившейся на политической арене Российской империи в ряду других партий и организаций (в конце концов, мы прекрасно понимаем, что Российская социал-демократическая рабочая партия (большевиков) вовсе не была системообразующей организацией и стала ею путем методического истребления всех своих оппонентов справа и слева, да и то прикрывшись псевдонимом советов), МНРП, собственно, и была самой Монголией. В советской историографии о первых годах существования партии старались не писать, объявив ее революционным авангардом рабочего класса и крестьянства во главе с Сухэ-Батором. Однако создавалась МНРП прежде всего как "партия власти", на первом этапе своего существования успешно сотрудничая с монархическим режимом. Обращение за помощью к России было вполне естественно для этой "партии власти" - иначе Внешней Монголии пришлось бы вновь стать частью Китая. В этом, однако, не были заинтересованы ни крупнейшие монгольские феодалы, возглавлявшие вначале партию, ни большевики, стремившиеся к созданию буферных государств между Россией и Китаем. О том, что в монгольской независимости были не уверены, свидетельствует факт создания сразу двух "аратских республик" - Монголии и Тувы - с Великими народными хуралами, народно-революционными партиями и контролировавшейся Москвой внешней политикой. Монголы, кстати, не прочь были видеть Туву своей собственной территорией. Забавная подробность: неудавшейся попыткой овладеть Тувой руководил Хатан-батор Максаржав - по советской исторической версии - феодал, по монгольской социалистической - народный герой и полководец... В Монголию в Москве "поверили" только в 1944-м, в одночасье ликвидировав тувинскую государственность. Но к этому времени никаких феодалов в руководстве страны уже не осталось, на роль "монгольского Ленина" был подобран отличавшийся хорошей биографией и вовремя умерший Сухэ-Батор. Страной руководил его соратник маршал Хорлогийн Чойбайлсан, хотя куда больше доверия у Кремля было к получившему образование в Иркутске и женатому на русской Юмжагийну Цеденбалу, ставшему после смерти маршала полновластным руководителем - или, лучше сказать, полновластным наместником Монголии. Цеденбала, назначенного при Сталине, снимали уже при Черненко, заменив относительно молодым премьером Жамбыном Батмунхом... Но к этому моменту Монголия почти перестала интересовать Москву, а к моменту, когда между Россией и Китаем вроде бы начало налаживаться взаимопонимание, о буферном государстве вообще забыли... А зря: Монголия никуда не исчезла с карты Азии, трогательное стратегическое партнерство между Москвой и Пекином существует разве что в воображении кремлевских стратегов. Зато за упущенное Россией время в Монголии значительно окрепли и позиции Пекина, и позиции Вашингтона - и это в стране, раньше вообще не имевшей своей внешней политики!

Влияние России на монгольскую экономику по-прежнему велико, но и это отнюдь не константа. Победа оппозиционеров над коммунистами несколько лет назад, кстати, и отражала тот факт, что, лишившись внимания соседа, МНРП оказалась дезориентированной, а монгольское общество решило довериться людям, не связанным своей карьерой с Кремлем - хоть и имеющим зачастую все то же российское образование. Но оппозиция, придя к власти, не смогла справиться с монгольской экономикой, а МНРП научилась выживать без кремлевской поддержки: на последних президентских выборах уверенную победу одержал ее кандидат Нацагийн Багабанди, и это стало первым сигналом возвращения к власти. Однако вряд ли нужно объяснять, что посткоммунисты - нередко большие прагматики, чем новоявленные либералы и консерваторы. Автоматически влияние Москвы в Монголии от их победы не восстановится, более того - идеологически руководству МНРП может оказаться куда ближе и понятнее Пекин, чем Москва. Тем не менее все прошедшие десятилетия Пекин был угрозой монгольской независимости, а Москва - ее гарантом. И вряд ли российское руководство обрадуется, если экономическим хозяином страны в результате окажется Пекин, а гарантом государственности - Вашингтон...