Глава МИДа России Игорь Иванов побывал в начале февраля в Праге и Братиславе. Впервые за семь лет шеф российской дипломатии наведался в страны Центрально-Восточной Европы (так несколько неуклюже принято именовать ту часть центральноевропейского региона, которая некогда принадлежала к социалистическому лагерю). Однако говорить о том, что страны и народы, о существовании которых Москва в 90-е годы как будто забыла, начинают играть более заметную роль в российской внешней политике, рановато. Потому что не в визитах дело и не в вежливых улыбках государственных деятелей. А в давних этнопсихологических комплексах, которые определяют (и осложняют) взаимоотношения России с ЦВЕ на протяжении многих десятилетий, если не веков.

То, что в Польше, Чехии, Словакии, Венгрии не испытывают большой любви к России и россиянам, - давно не новость. (Остановимся на перечисленных странах, поскольку их развитие в последние годы имеет много общего между собой и в то же время отличается от происходящего как на Балканах, так и на пространстве бывшего СССР.) В качестве причин такой холодности можно долго перечислять прошлые обиды - от трех разделов Польши в XVIII столетии до советских танков в Праге в 1968 году. Историческая память - вещь куда более живая, чем принято думать, а многие национальные предрассудки передаются чуть ли не с молоком матери. В Центрально-Восточной Европе первопричина этих предрассудков и комплексов - география, по прихоти которой небольшие народы региона оказались зажаты между двумя этнокультурными гигантами, русской и немецкой нациями.

На протяжении нескольких веков ЦВЕ избегала печальной участи быть раздавленной и покоренной соседями исключительно благодаря немецкой по происхождению, но наднациональной по духу династии Габсбургов. (Впрочем, Польша, которая шла своим путем, как известно, на 120 лет исчезла с карты Европы.) Если бы созданной Габсбургами империи не существовало, ее стоило бы выдумать: Австрия (с 1867 года - Австро-Венгрия) одновременно уравновешивала Россию и Германию, служила буфером между ними и, будучи общей родиной полутора десятков народов, способствовала их взаимному сближению и культурному обогащению. Но в 1918 году империя распалась (или была умышленно разрушена извне - на этот счет среди историков единого мнения нет). Ее бывшие подданные остались наедине с собой и своими могучими соседями.

Немецкая оккупация, а затем советская полуоккупация сформировали у народов региона то, что можно назвать "комплексом жертвенной овечки" - довольно сложное явление, в котором есть несколько элементов, порою противоречащих друг другу, но тем не менее слитых воедино.

Во-первых, это почти инстинктивная неприязнь и недоверие к крупным нациям и государствам - не только как к потенциальным угнетателям и поработителям, но и как к чуждым организмам, которые живут по законам, зачастую странным и непонятным для поляка, чеха, венгра, словака... В статье "Трагедия Центральной Европы" Милан Кундера писал о России: "...На восточной границе Запада больше, чем где бы то ни было на Земле, Россия воспринимается не как европейская держава, а как обособленная, иная цивилизация... Не знаю, хуже ли этот мир нашего, но уверен, что он иной. Россия знает иную (большую) меру несчастья, иное представление о пространстве... иное чувство времени (времени, преисполненного медлительности и терпения). Там иначе смеются, иначе живут и умирают..."

Во-вторых, это иногда безотчетное, а иногда и вполне осознанное желание быть на стороне сильного, победителя, пусть в роли сателлита, зато уверенного в собственной безопасности - а порой и безнаказанности. В 1938 году подобное стремление подтолкнуло руководителей Польши и Венгрии к тому, чтобы на стороне нацистского рейха принять участие в разделе Чехословакии, уничтоженной Мюнхенским соглашением. На мой взгляд, похожие психологические корни имеет и тот энтузиазм, с которым в последнее десятилетие страны Центрально-Восточной Европы потянулись под натовский "зонтик" (хотя я бесконечно далек от каких-либо параллелей между НАТО и Гитлером - оставим их для газеты Завтра).

И сейчас, чувствуя себя причастной к наиболее могущественной геополитической группировке современного мира, часть политической и культурной элиты стран региона считает себя вправе выступать с упреками и поучениями в адрес тех, кто, по ее мнению, играет "не по правилам". Вот что пишет, к примеру, влиятельный чешский еженедельник Тыден:

...От России нельзя ожидать поведения, свойственного нормальному государству. К такому выводу можно прийти при каждом проявлении русского имперского чванства, лживости и беспощадности... Но наивно было бы думать, что международное сообщество распространит на Россию действие тех же норм, что и для "обычных" государств, что справедливость для всех одна. Это не так. Если преступления совершает Сербия Милошевича или Ирак Саддама, против них вводятся санкции. Россия же может делать, что хочет, а дипломаты будут лишь качать головами и шаркать ножками в лакированных туфлях...

В-третьих, это недостаток собственных, аутентичных и при этом оказавшихся исторически состоятельными политических традиций и политической культуры. Власть Габсбургов, не говоря уже о нацистской оккупации и советском "сюзеренитете", имела свою теневую сторону, о которой современный чешский философ Вацлав Белоградский применительно к своему народу говорит так: "Новейшая история не способствовала формированию у нас политической нации. В нашей истории политика всегда была делом "этих чужаков из Вены" (или Берлина, или Москвы)".

Отсюда - чрезвычайная восприимчивость не только чехов, но и их соседей по ЦВЕ к занесенным извне политическим мифам. В конце 40-х это был социализм (не стоит забывать, что за коммунистов и их союзников в Польше, Чехословакии, Венгрии тогда голосовали миллионы людей - и в большинстве случаев вовсе не под дулом советского автомата; сегодня, правда, об этом не любят вспоминать). В 90-е годы - это миф о скорой интеграции с Западом, о единой Европе, до которой рукой подать. Лишь в последнее время этот миф стал менее популярен - из-за войны в Косово, к которой на востоке Европы отнеслись не так однозначно, как на западе; из-за отрезвляющих оценок, которые дают чиновники ЕС состоянию дел в экономике и политике бывших соцстран; из-за собственных впечатлений граждан этих стран от поездок на Запад, ставших привычными после падения "железного занавеса".

У жителей ЦВЕ понемногу вырисовывается иное, на мой взгляд более адекватное, представление о собственном месте в Европе и мире. О том, что Европа так и не стала единым организмом и, несмотря на скорое принятие Польши, Чехии и Венгрии в Евросоюз, не станет им еще довольно долгое время. О том, что это, может быть, не так плохо, поскольку Центрально-Восточная Европа имеет ценность не только как "прокладка" между процветающим Западом и "дикой" Россией, но и сама по себе - как (снова процитирую М.Кундеру) "маленькая архиевропейская Европа, модель Европы, построенная по принципу "максимум многообразия при минимуме жизненного пространства". О том, что у поляков, чехов, словаков, венгров гораздо больше общего между собой, чем с Западом и, тем более, с Россией.

Впрочем, Россию в странах, еще недавно бывших ее союзниками, теперь знают неважно и довольно поверхностно. Об огромной и, в общем-то, очень близкой (с точки зрения географии) стране судят, во-первых, по отрывочным и нередко весьма предвзятым сообщениям местных СМИ, а во-вторых - по тем представителям российского общества, которые переселяются в центральноевропейские страны, как принято говорить, на ПМЖ (в одной Праге их, по разным оценкам, от 30 до 70 тысяч) или приезжают туда в качестве туристов. Общение же с этими людьми - особенно принадлежащими к первой из названных категорий - зачастую лишь укрепляет мифы и стереотипные представления об "этих русских", в большинстве своем не самые лестные.

Предубеждение против "русских" вызвано, по моим наблюдениям, в частности, малоприятной чертой многих россиян, живущих за границей: парадоксальным сочетанием почтительного уважения к окружающему порядку, чистоте и спокойствию с плохо скрываемым презрением к тем, кто оный порядок создает, - местным жителям. То есть с одной стороны - "хорошо живут, собаки"; с другой же - "ах, как они глупы" (жадны, злы, надменны, непредприимчивы, слишком законопослушны и т.д. и т.п.). Угадайте, какой фильм пользовался в прошлом году наибольшим спросом в русских пунктах видеопроката в Праге? Правильно: толково сделанный (с точки зрения "смотрибельности"), но ксенофобский от первого до последнего кадра "Брат-2".

Часто проявляющийся патриотизм россиянина за границей - во всяком случае россиянина, живущего в странах ЦВЕ, - отличается некритичностью по отношению к собственным привычкам, обычаям и нравам и чрезмерной критичностью по отношению к привычкам, обычаям и нравам аборигенов. Особенно если эти последние - народ небольшой и "бывший наш", как те же поляки, чехи или венгры. Слегка упрощая, логику поведения многих наших соотечественников в Варшаве, Праге, Будапеште можно описать так: нас больше (не здесь, там, на родине, но какая, собственно, разница?), мы сильнее, вы еще недавно и пикнуть не смели без нашего позволения, а значит - принимайте нас такими, какие мы есть! Если учесть, что весьма заметную долю российских граждан, оседающих в последние годы в Центрально-Восточной Европе, составляют лица с криминальным и полукриминальным прошлым и/или настоящим, причины прохладного отношения жителей этого региона к восточным соседям становятся еще более понятными.

Официальная российская политика не только не устраняет, а даже увеличивает этот перекос, созданный "народной дипломатией". Ведь наиболее заметным действием Москвы по отношению к странам Центрально-Восточной Европы за последние 10 лет были отчаянные протесты против расширения НАТО на восток. Но эти гневные восклицания были в большинстве случаев обращены не к новым членам Североатлантического альянса, а к их "боссам" в Брюсселе, Вашингтоне, Берлине, Лондоне... Создается впечатление, что Москва, которая утверждает в мире свой великодержавный статус, согласна общаться лишь с теми, кого она считает равными себе. А это не может не раздражать и не беспокоить страны ЦВЕ, вдобавок отягощенные историческими и психологическими комплексами в той же, если не большей, степени, чем сама Россия. Последствия общеизвестны: резкое ухудшение отношений Москвы с Польшей и Венгрией, "никакое" состояние связей с Чехией и Словакией...

Как заявил недавно Владимир Путин в своем выступлении, посвященном проблемам внешней политики, "у страны с таким геополитическим положением, как Россия, национальные интересы есть везде". Допустим. Но в таком случае, почему из поля зрения России надолго выпал целый регион, лежащий к тому же в непосредственной близости к ее границам? Регион необычайно важный в геополитическом отношении, поскольку, как показывает исторический опыт, он может играть по отношению к России одну из двух ролей: либо моста, связывающего ее с Западом, либо "санитарного кордона", Россию от Запада отделяющего.

Для того, чтобы избежать нового появления такого кордона, России для начала нужна просто более или менее стройная, логичная и продуманная политика по отношению к странам ЦВЕ. То есть политика, учитывающая не только непростую историю отношений России с этим регионом, но и комплексы, мифы и стереотипы, образовавшиеся в результате этих отношений. Для значительной части ее соседей Россия - по-прежнему "медведь", непредсказуемый и опасный, и об этом не стоит забывать.

Прага