Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
/ Политика / Лекции < Вы здесь
Будущее национализма
Часть 2

Дата публикации:  21 Сентября 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Невозможность согласованности

В ХХ столетии национализм как некий принцип предоставления суверенитета получил, и совершенно обоснованно, неблагожелательную оценку со стороны как ученых, так и дипломатов. Этот принцип невозможно применять последовательно, поскольку его невозможно ясно определить. Не существует единого понятия нации, которое могло бы служить основой для решения вопроса о том, где должны быть проведены государственные границы. Язык является весьма грубым критерием. Сербы и хорваты, находясь на территории разных государств, могут вести друг с другом споры, используя один и тот же язык. В то же время в единой Индии существуют семнадцать основных языков. Часто, но отнюдь не всегда критерием может служить религия. И протестанты, и католики являются лояльными немцами; но общность исламского вероисповедания не удержала бенгальцев от отделения от Пакистана.

Наиболее близкое к приемлемому определение нации оказывается тавтологией: нации - это сообщества людей, считающих себя принадлежащими к одной нации и мобилизующихся для защиты собственного государства. Но даже такое определение может создать ошибочное впечатление о том, как некоторые современные государства стали суверенными, особенно в посткоммунистический период. Например, государства, возникшие в Центральной Азии на месте республик бывшего СССР, не были созданы в результате национальных движений, вырвавших власть у советских руководителей. Не существовало не только узбекского или киргизского национального движения, но даже значительных национальных настроений, заслуживающих такого названия. Когда Советский Союз рухнул, и Узбекистан, и Киргизия являлись, по разным причинам, союзными республиками, и, таким образом, толчок к обретению ими суверенности был дан принципом содействия упорядоченности.

Даже если бы национальное самоопределение было бы логически последовательным, оно, как говорят его критики, было бы все же нежелательным в принципе, поскольку оно ставит во главу угла сходства внутри групп в качестве основы для политической организации. Таким образом, оно автоматически подчеркивает то, что отделяет эти группы от других. Национализм тотчас же оказывается узким, исключающим и потенциально шовинистическим.

Даже если бы национальное самоопределение не было логически непоследовательным в теории и нежелательным в принципе, оно оказалось бы (и действительно, оказывается) с трудом поддающимся контролю на практике. Приемлемые для всех линии политического размежевания не могут быть проведены на основе этого принципа. Во время Парижской мирной конференции Роберт Лансинг, госсекретарь в администрации Вудро Вильсона, написал о самоопределении в своем дневнике: "Это выражение нагружено динамитом. Оно возбудит надежды, которые никогда не смогут быть реализованы. Я боюсь, что оно будет стоить тысячи жизней"1. Так и случилось. Хотя невозможно провести границы так, чтобы каждое государство было населено представителями одной и только одной нации, принцип самоопределения позволяет любой определившей самое себя нации заявлять свое право на собственное суверенное государство.

Границы государства и нации могут быть согласованы путем изменения не самих границ, а скорее народов, живущих внутри них. Групповые идентичности могут быть изменены и, действительно, меняются. Некой общей особенностью общественной жизни является ассимиляция. Но она не универсальна и не для всех национальных меньшинств представляется привлекательной. Напротив, некоторые из таких меньшинств - например, венгры в румынской Трансильвании - активно стремятся сохранить идентичность, характерную для них и их предков, язык, на котором они говорят, и дома, в которых они проживали столетиями.

С другой стороны, народы могут перемещаться и перемещаются. Более или менее добровольно, или, по крайней мере, без угрожающего жизни принуждения, происходят миграции, которые часто сопровождают сдвиги границ, создание новых государств и политические разделы прежде единых наций. После первой мировой войны немцы переместились в Германию с территорий, которые долгое время были немецкими, но в результате послевоенных соглашений стали частью Польши. Аналогичным образом, венгры покинули то, что стало общинами диаспоры, перебравшись в новое, уменьшившееся в размерах венгерское национальное государство. В постсоветский период русские уехали из Центральной Азии в Россию. Но ХХ столетие видело также и слишком много случаев насильственного перемещения населения, что в последнее время, благодаря ужасам бывшей Югославии, стало известно как "этнические чистки". Международное сообщество не всегда может быть способно предотвратить эту практику. Но оно вряд ли может принять ее как законное средство создания государств2.

Вместе с тем, самоопределение не может быть отвергнуто. Национальное самосознание является мощным фактором современной международной жизни. Цементирующая основа национальной солидарности может, как утверждают ученые, состоять из сомнительных ингредиентов (мифов о прошлом, иллюзий относительно будущего и возмущений по поводу настоящего), но от этого она не становится менее мощной. И национальная гомогенность имеет свои предназначения.

Яркая иллюстрация ее успокоительного эффекта может быть обнаружена в Польше, крупнейшей стране Центральной Европы. Население Польши принадлежит к числу наиболее однородных во всей Европе, будучи фактически полностью образованным из граждан, говорящих на одном и том же языке и исповедующих одну и ту же религию. Национальные, этнические и религиозные конфликты здесь почти полностью отсутствуют, в отличие от того, что было в Польше в межвоенный период, когда один из каждых трех человек, живших в стране, не принадлежал к числу польскоговорящих, приверженных католичеству этнических поляков.

Метод, посредством которого Польша стала гомогенной, - уничтожение нацистами ее евреев и выселение ее немцев - вряд ли может быть привлекательным, а корреляция между национальной однородностью и политической стабильностью может быть ложной. Но даже если он нежелателен, принцип национального самоопределения неизбежен. Как основа для распределения суверенитета он прочно укоренен в международной теории и практике. Как таковой он является самоукрепляющимся. Каждая группа, претендующая на то, что она представляет собой нацию, убеждена в настоящее время в том, что такая претензия дает ей право на самостоятельное государство. Подобно установленной в персональных компьютерах операционной системе "Майкрософт", национализм утвердился в качестве мирового стандарта, и каждая группа, стремящаяся обрести выгоды обладания государственностью, заинтересована в том, чтобы заявлять о своей лояльности и своем подчинении ему.

Поскольку национальное самоопределение столь прочно утвердилось, невозможно сохранять незыблемость границ в качестве непререкаемой международной нормы при определении государственности. Непреклонная национальная группа, неудовлетворенная границами, в которых она живет, будет добиваться их изменения, иногда прибегая к масштабному насилию. Именно это, помимо прочего, было основой войны в Косово, в которую в марте 1999 года вмешалось НАТО. Такая группа будет утверждать, что границы, против которых она возражает, установлены произвольно и несправедливы, и такие утверждения почти всегда содержат по крайней мере некоторую долю истины. Именно такова ситуация даже с границами, установленными в результате последовавшей за окончанием "холодной войны" попытки найти компромисс между национальным самоопределением и незыблемостью существующих границ. Суверенность была дарована крупнейшим административным единицам, составлявшим рухнувшие коммунистические многонациональные государства Югославии и Советского Союза. Эта попытка оказалась порочной. Она означает, что дискредитировано и отвергнуто было все, сделанное Лениным, Сталиным и Тито, за исключением навязанных ими границ, которые были сочтены священными. Она означает, что русскоговорящие общины на Украине и в Казахстане, хотя и были прежде частью государства, в котором доминировали русские, и хотя они прилегают к постсоветской России, не могут выбрать принадлежность к ней. Она означает, что Босния должна была стать суверенным государством в ее прежних югославских границах несмотря на то, что большинство населения, живущего в этих границах, силой сопротивлялось этому, тогда как Косово не должно было стать суверенным несмотря на то, что огромное большинство жителей этого края желало независимости и все в большей степени было готово сражаться за нее.

Тем не менее, хотя это и не всегда реализуется, нельзя полностью отказаться от приверженности сохранению существующих границ в пользу обещания государственной суверенности каждой нации. Имеется слишком много потенциальных наций. По одной из оценок, в 1995 году существовало 184 независимых страны, 600 языковых групп и 5000 самостоятельных этнических групп. Хотя усилия по соблюдению принципа незыблемости границ привели к нестабильности и кровопролитию, отказ от него вероятнее всего привел бы к неменьшей, а, возможно, даже большей нестабильности.

Конфликты между династическим и народным правлением, а также между демократической и тоталитарной системами власти были однозначно решены в пользу одного из двух соперничающих принципов. Конфликт между двумя существующими в ХХ веке принципами предоставления суверенитета - национальным самоопределением и незыблемостью существующих границ - не будет решен таким образом. Ни один из них не может полностью вытеснить другой; оба они сохранятся в ХХI столетии. Таким образом, многие суверенные государства будут иметь в своем составе более одной нации, и в некоторых из этих государств одна или большее число наций будут не удовлетворены тем, как установлены границы.

Непростое сосуществование разных наций или же этнических или племенных групп в рамках одного государства представляет собой особенность политической жизни и вне Европы, даже там, где спор идет не о местоположении границ, а скорее о том, какая из групп будет контролировать государство: например, в Руанде и Конго в Африке или же в Афганистане и Ираке в Западной Азии.

Если в ХХ столетии международное спокойствие зависело от мирного сосуществования суверенных государств, правительства которых опирались на разные принципы легитимности, в ХХI столетии потребуется мирное сосуществование наций внутри одного и того же государства, приемлющее разные принципы определения суверенитета. В некоторых местах - например, в Боснии и в Косово - это может быть невозможно. В долгосрочной перспективе может быть необходимым скорее отделение, нежели разделение суверенитета. Но везде практической проблемой, которую ставит версия национального вопроса ХХI века, является то, как сделать это сосуществование более мирным, чем оно было в ХХ веке.

Примечания:



Вернуться1
Цитируется по Daniel Patrick Moynichan, Pandaemonium. Ethnicity in International Politics. - New York: Oxford University Press, 1992. P. 83.



Вернуться2
Will Kymlicka, ed., Introduction to The Rights of Minority Cultures. - New York: Oxford University Press, 1995. P. 5.

(Продолжение следует)

Перевод Григория Вайнштейна


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Евгений Кузнецов, Заграница нам поможет? /19.09/
Перед Россией (помимо прочих) стоят два вопроса: с кем интегрироваться системы обеспечения безопасности, и какие мобилизационные механизмы восстанавливать после бездумного уничтожения последнего десятилетия. Решение их производно от идеологического выбора.
Илья Лепихов, СССЕ, или Будучи Там /18.09/
В капиталистических странах уже победил фантом социализма. Теперь он может победить de facto. Сможет ли Россия спасти мир от этой напасти?
Майкл Манделбаум, Будущее национализма /18.09/
Новый метод создания суверенных государств - на руинах старых - не был ни формально провозглашен, ни систематически обдуман. Он был во всех отношениях компромиссным. И насилия поэтому избежать не удалось.
Сергей Земляной, Право-консервативная нигдейя /13.09/
Как обустроить Россию согласно Павлу Флоренскому. Видимо, один из самых экстравагантных проектов подобного рода.
Григорий Вайнштейн, Состоялся ли российский транзит? /11.09/
Является ли "глобальная демократизация" частным делом посткоммунистических стран? И что им - в первую очередь, России - с нею делать дальше?
предыдущая в начало следующая
Майкл Манделбаум
Майкл
МАНДЕЛБАУМ

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Лекции' на Subscribe.ru