Русский Журнал
СегодняОбзорыКолонкиПереводИздательства

События | Периодика
/ Политика / Лекции < Вы здесь
Дикое поле постиндустриальной разрухи
Дата публикации:  15 Декабря 2000

получить по E-mail получить по E-mail
версия для печати версия для печати

Главная российская проблема состоит в том, что мы переживаем свои закономерные проблемы роста в удивительном резонансе с аналогичными процессами общемирового или европейского масштабов - только идущими на новом, более сложном уровне. Симметрия фаз при различии предмета изменений удивительна и постоянно вводит всех и здесь и там в заблуждение. Но, к сожалению, те вызовы, которые и для большинства развитых стран требуют разработки адекватной политики, застали нашу страну в момент организационного хаоса, кризиса и разрухи, на фоне которой всякий разговор о строительстве перспективного общества и экономики воспринимается как утопия.

Симптомы общей проблемы

Резкие социальные изменения последних лет, значительная трансформация хозяйственного механизма страны вызваны совокупным проявлением двух причин: во-первых, объективно вызванной общемировыми тенденциями необходимостью решительной и глубокой трансформации экономического и хозяйственного механизма, а во-вторых - чудовищно неэффективной и неадекватной реализацией этой задачи, при которой структурная реформа экономики была подменена перераспределением собственности и финансовых потоков. В результате старая, косная система группирования финансов и ресурсов вокруг корпораций "старой экономики" только усилилась, а всякая надежда на построение динамичной "экономики знаний" стала таять на глазах.

Социальная структура обществ, переходящих к новым формам организации, разительно меняется. Современная Россия при анализе протекающих в ней процессов в их родстве и единстве с общемировыми предстает аморфной и неструктурированной массой людей и отношений, конгломератом групп, концентрирующихся вокруг осколков ценностного и хозяйственного пространства, позволяющих им жить или выжить. Резкая ломка советской социальной структуры определена прежде всего тем, что старая индустриальная модель разделения общества на классы и социально-учетные группы полностью исчерпалась, а новая, основанная на естественном делении по новым критериям, не только не стартовала, но и пока продолжает терять ресурсы для становления. Сейчас общество делится не на "рабочих", "крестьян" и т.п. (первое грубое приближение советской эпохи), а на тех, кто: а) не может или не хочет терять социально-профессиональные привычки, б) готов быстро перемещаться в пространстве профессий и специализаций и в) сумевших один раз переквалифицироваться и уже вполне обустроившихся в новом. В каждой из этих групп есть также двойное деление: на тех, кто потерял и кто преумножил благосостояние в результате реформ. Как ни странно, но перемещение людей между этими группами не так велико, а сами по себе структуры достаточно статичны и стабильны. Причем это вовсе не прихоть момента, а как раз примета общемировых изменений общественной структуры.

Фактически речь уже не о "классах" и "сословиях", разделение в обществе идет не по до- и индустриальному принципу отношения к средствам производства, а по принципиально новому принципу постиндустриальной эпохи. Ее главное отличие - большой динамизм знаний, следствием которого является естественное размывание жестких технологических и социальных схем, требующих от человека постоянной трансформации и миграции в профессиональном плане. Один из основных показателей развития человечества - скорость удвоения знаний - достиг таких значений, что уже за время жизни одного поколения количество совокупных знаний возрастает почти вдвое. Практическое старение техники и технологий требует переоборудования производств и перепрофилирования специалистов с такой скоростью, что привычные схемы индустриальной эпохи практически не выполнимы. Именно поэтому идет резкое изменение структур передовых экономик - они аккумулируют быстрообновляемые знания и технологии, а более инертные и косные выдавливают на "периферию" - где социальные и экономические условия позволяют строить производства, которые могут вскорости устареть, а сэкономить можно на дорогих социальных или иных программах. Собственно говоря, передовые экономики просто обрекают периферию на постоянные кризисы, вызванные устареванием их производств, ставят их в ситуацию полной зависимости от внешнего капитала, без которого поддерживать такой темп роста никакой "тигр" не сможет.

В этой ситуации страны стали резко разделяться на те, где приоритетом является развитие производства, и те, где главным является развитие человеческого потенциала и получение знаний. Первые - очевидно зависимые сателлиты, производства в которых полностью подчинены интересам транснациональных корпораций, ищущих способы снижения различных издержек. Вторые управляют локомотивом технологической эволюции, успевают за обновлением промышленной культуры, а потому реализуют только самые выгодные и прибыльные способы применения человеческого труда. Разделения труда в новой эпохе - это разделение по критерию эффективности, социальной и профессиональной мобильности, тем качествам, которые самым непосредственным образом зависят от проводимой государствами социально-культурной политики.

В современном мире государства не столько влияют на методы и принципы хозяйствования субъектов экономического пространства, сколько формируют предпосылки для обогащения самой среды, развивают "человеческий ресурс", создавая инструменты для увеличения социальной и профессиональной мобильности. Осмысленность прямых государственных инвестиций в промышленные программы все чаще обоснованно ставится под вопрос, однако пока не найден способ организации действительно эффективного притока инвестиций в науку (прежде всего, фундаментальную), культуру, образование, которые и создают ту среду, где могут существовать современные формы экономический деятельности, требующие от работника наличия многих качеств и свойств. Создание благоприятного социального климата, системы мотиваций к внутреннему и профессиональному росту, создание препон перед настроениями социального пораженчества ("всем плохо - а чем я лучше?") - вот приоритет современного государства, которое призвано не столько управлять, сколько способствовать.

Государство и технологическая революция

Новые проблемы вновь ставят вопросы старой дискуссии - о роли и месте государства в управлении процессами развития общества и о характере проводимой политики, ее целях и приоритетах. Усталость от обанкротившейся идеологической политики прошлого стала предлогом для моды на "неидеологичную" политику, "технократизм", понимаемый не как идеология (чем он на самом деле является), а как приоритет тактических "технических" шагов, решений, планов. Нежелание строить комплексную политику развития приводит к тому, что вместо разработки комплексного подхода по стимуляции развития и содействия становлению новых прогрессивных форм общественной и экономической жизни во главу угла ставится латание "тришкиного кафтана" расползающейся постсоветской государственности. Или все же нам следует признать в новых "стратегиях" ту самую новообретенную политику государственного строительства?

Собственного говоря, для первой оценки новых проектов достаточно первичного анализа целей и приоритетов. Декларации о "современном государстве" или "повышении благосостояния" - довольно стандартное обозначение способов уйти от предмета, не показав реального пути решения острых проблем. Наиболее резко в настоящее время стоит вопрос о том, что большая часть российской экономики просто не адекватна современным мировым экономическим процессам, выпадает из их логики и вряд ли сможет обрести в них адекватную позицию. Фактически во времена противостояния Запада и Восточного блока были выстроены две иерархические структуры, во главе которых стояли экономики, распространявшие свои принципы на сателлитов и прямо или косвенно управлявшие их развитием. Роли лидеров как раз и состояли в прорыве в новые области знаний, в ускорении технологического развития и модернизации производств. Военное соперничество играло роль наиболее эффективного способа привлечения ресурсов именно в сферы производства знаний, что как раз полностью соответствовало "технократической" идее о необходимости государственной стимуляции экономического развития. Другое дело, что для СССР требовалось бросить на эту программу львиную долю своего ВВП, а для США это бремя было в несколько раз меньше - что и стало решающим фактором. Здесь же уместно напомнить, что в свое время СССР делал серьезные заявки и на лидерство в области постиндустриальных технологий - достаточно привести в качестве примера Научную Организацию Труда Терещенко, одну из первых в своем классе метатехнологий развития и управления человеческим ресурсом.

Теперь же Россия, по сути - государство-лидер, ищет себе место как государство-сателлит. Однако она для этого весьма мало приспособлена - прошлая структура ее экономики просто не интересна новым "хозяевам". Роль страны-периферии с ее формами хозяйствования не позволяет содержать такую структуру социальных гарантий, которая досталась нам в наследство от страны - лидера "второго мира". Единственно интересные отрасли - сырье и первичная переработка - в принципе не способны содержать общество с его привычками (медицина, образование, пенсии), да и вообще не нуждаются в такой многочисленности "соотечественников". А потому идущие под маркой "модернизации" программы разрушения советского социального наследия суть окончательное разрушение самой возможности для России играть иную роль, чем сателлит, сокращающий избыточную численность народонаселения и понижающий уровень его жизни до соответствия "реальным возможностям".

В то же время мы наблюдаем процесс бунта весьма влиятельных регионов и стран, осознающих неприемлемость сохранения своей "периферийности", которая фактически тормозит их развитие и обрекает на отставание. Причем формирующаяся "новая" политика большинства европейских стран отчетливо указывает на осознание главных задач и опасностей нового времени. Ведущая задача - формирование максимальной степени интеграции экономик стран региона с целью извлечения наибольших преимуществ из международного распределения труда. Основная опасность - высвобождение значительного числа людей из устаревающих секторов экономики, содействие скорейшему перепрофилированию производств и кадров, развитие отраслей и институтов производителей знаний и технологий.

Россия же в этом контексте выглядит потерявшейся и мечущейся в пространстве полудогм-полумифов. Строительство "современной" экономики выглядит не более серьезным прожектом, чем приобщение Эллочки-людоедки к быту заокеанской элиты посредством перекрашенных шанхайско-мексиканских барсов-тушканов и позолоченного ситечка из лучших домов Лондона и Парижа. Сама по себе рыночная инфраструктура необходима, но она лишь надстройка над структурой общественных взаимоотношений и методами организации жизни людей, о чем уже говорилось неоднократно. Реальных же конструктивных сдвигов в области modorum vivendi за последнее время не произошло - если не считать таковыми процессы стихийной смены укладов жизни миллионов людей после катастрофической ломки советской системы. В результате сложную систему демократических и рыночных институтов, требующую от каждого определенных усилий по совместному участию в них, подменяют оазисы выстроенных вокруг прибыльной собственности локальных миров, которые разобщены и отделены друг от друга пустыней разрушенного мира советской экономики. "Распределенный быт", по Кордонскому, - стремление людей завести себе свой собственный дачный быт, желание отгородиться и оторваться от государства через сокрытие налогов и натуральное хозяйство - лучшая примета именно постиндустриального кризиса разложения общественной структуры. Это разложение дает основания для самых прямых параллелей из области патофизиологии - отмирание тканей несет угрозу жизни самого организма, отравляя его. Что же предлагается - отсечь ненужные члены (в виде миллионов людей, завязанных на ненужные производства) или дать им возможность выживать при существенно пониженном уровне жизни? Искусственно вернуть Россию в прошлое, в тот уровень жизни, который позволял ускоренно развиваться по индустриальной модели и еще раз отстроить промышленный механизм уже не по типу "государство-лидер", а в качестве "государства-сателлита"? Кто на уровне первых лиц возьмет смелость сказать, что мы не строим "современное государство", а сокращаем численность до приемлемого уровня периферийной страны, которая не задумывается ни об исчерпании образовательного и квалификационного уровня граждан, ни о потере самой возможности растить и обучать специалистов до уровня, позволившего бы им существовать тут или искать себе применение в "метрополии"?

Контуры потребной государству политики можно обозначить через простые принципы современной постиндустриальной, информационной эры. Основные задачи стимулирования роста - развитие человеческого капитала, снижение социальной напряженности и создание реальных альтернатив для переобучения и перепрофилирования у миллионов соотечественников. Ведь в настоящее время варианты альтернативы - менять профессию и жизнь или махнуть рукой и выживать - для многих нет, первое на порядок сложнее второго. А должно быть наоборот. И нет никакой невидимой "руки рынка", которая могла бы сама по себе решить вопрос позиционирования крупного и развитого государства в современном раскладе влияния и распределения труда, сделать мягким переход от одного принципа государственной организации к другому. Причем эти принципы - лидер или периферия - реально подразумевают кардинально отличающуюся структуру социальной организации.

Так что же - мы проиграли, и следует искать свое место во втором-третьем десятке стран (на большее надеяться непозволительно, поскольку как сателлит мы переоценены и не так уж богаты), либо мы будем бороться за лидерство - не в мире, так в регионе, не во всех отраслях, так в некоторых, но все-таки будем развивать свои принципы и модели и экспортировать их в нашу "периферию", по-прежнему не очень-то освоенную (и нужную ли?) глобальными и региональными лидерами. Как скоро мы осознаем и сделаем этот выбор?


поставить закладкупоставить закладку
написать отзывнаписать отзыв


Предыдущие публикации:
Роберт Рейч, Мы все теперь идем по Третьему Пути /15.12/
Если вы еще не знаете, что экономическая политика администрации Клинтона потерпела неудачу... Если вы не знаете, что такое Третий Путь ( а это в России достоверно неизвестно никому)... Если... В общем, читайте окончание статьи Роберта Рейча и вы узнаете это и не только это!
Роберт Рейч, Мы все теперь идем по Третьему Пути /23.11/
Философия и практика пути, который предполагает, вслед за канцлером Шредером и премьером Блэйром, не быть таким сентиметальным, как левый, но и не впадать в равнодушие, которое свойственно правому.
Григорий Вайнштейн, Что думают западные граждане о западной демократии... и что нам до этого? /20.11/
Большинство населения нашей страны продолжает считать, что демократия характеризуется экономическим процветанием общества, и лишь меньшая часть российских граждан видит основное достоинство демократической системы в политических свобод и партийном плюрализме.
Сергей Земляной, Государственный немодерн, домодерн, предмодерн, модерн и постмодерн с элементами антимодерна /16.11/
Этюд о политическом пространстве, он же - икона этого пространства с клеймами Хейзинги, Шмитта, Маркса, Аристотеля, Ханны Арендт, социал-демократа Горбачева и академика Яковлева. Половина первая.
Григорий Вайнштейн, Что думают западные граждане о западной демократии... и что нам до этого? /13.11/
Стоило упасть "железному занавесу", как россияне потеряли интерес к "международному положению". Между тем, строительство в России демократии, сопровождавшееся повальным самоуничижением, шло параллельно с процессами переоценки демократии на Западе - в том числе и рядовыми гражданами.
предыдущая в начало следующая
Евгений Кузнецов
Евгений
КУЗНЕЦОВ
ek@yandex.ru

Поиск
 
 искать:

архив колонки:





Рассылка раздела 'Лекции' на Subscribe.ru