Отставки кабинета Михаила Касьянова ждали чуть ли не с момента его образования. Первые слухи о том, что Касьянова снимут, появились едва ли не раньше, чем его назначили. И в результате - то ли оттого, что ожидать никак не случающегося неизбежного скучно, то ли потому, что отставка кабинета никак не укладывалась в привычную логику электорально-политических двухходовок, - все очень удивились.

Впрочем, еще большее удивление вызвала не отставка Касьянова, а то, что эту отставку решил Путин. Хотя вроде бы кому ж еще решать-то? Тем не менее предполагалось, что уход кабинета свершится "как-нибудь так", сам собой. Первая реакция политического сообщества на решение президента выглядит примерно так: "Ух ты, он еще и премьеров отстранять умеет..." - и это после четырех лет рейтингократии, без пяти минут "культа личности" и вроде бы не раз демонстрировавшейся Путиным способности решать.

Это изумление и даже обида "политтусовки" на то, что президент, видимо, не знает, "как такие дела принято делать", очень показательны. Мы плохо понимаем и чувствуем эволюцию политического режима, используя суконные журналистские (не политологические даже) клише. И, не понимая природы политической власти - ни вообще, ни здесь и сейчас, - мы оказываемся неспособны не то что прогнозировать - даже адекватно реагировать на сколько-нибудь значимые события в истории этой власти. Для нынешнего стиля политологического анализа характерно внимание лишь к бюрократической практике и аппаратной интриге, а если учесть, что одно не живет без другого, то российская политика сводится в этом анализе к политике аппаратной. Есть, конечно, еще так называемая "публичная политика" - всевозможные выборы. Распилка бюджетов, борьба каких-то похожих программ, - но все это проходит скорее по разделу телевизионной критики - в одном разряде с "Голодом", "Окнами" и "Народным артистом". Политической власти в ее тотальности и конкретных проявлениях нынешний политанализ не видит.

Между тем 24 февраля 2004 года Россия перешла к политическому режиму личной власти. К этому пришествию нового порядка все было готово, почва вспахана, удобрена, семена посеяны, каналы подведены, даже сорняки кое-где выполоты. И все равно оно стало неожиданностью, хотя и такой неожиданностью, в которой абсолютно понятно - что делать и как себя вести. Реакция министров, с единодушным горячим публичным одобрением встретивших свою отставку, показала, "какое, милые, у нас тысячелетье на дворе". С очевидностью - третье. Термин "режим личной власти", исходно обозначавший систему деголлевской Пятой республики в период правления самого генерала, использовался у нас и раньше - для обозначения режима Ельцина. Сама Конституция 1993 года в части прав и полномочий президента была переводом с французского. Однако все понимали, что ельцинский режим - это режим личного безвластия, то есть ситуация, когда необъятные властные полномочия сосредоточены в руках одного лица, но это лицо пользуется ими неупорядоченно, бессистемно и под воздействием случайных влияний. Конституционное могущество президента было надежно ограничено его личной слабостью и взаимовлиянием борющихся политических группировок.

Путинский режим "первого срока" был строгой антитезой ельцинскому. Это был режим безличной власти. На первом лице государства сосредоточивались авторитет, престиж, даже народное обожание, но отнюдь не реальное пользование властными полномочиями. Власть как таковая была надежно раздроблена и разделена между несколькими структурами, и на протяжении большей части президентского срока Путин имел реальных соправителей - главу администрации и главу правительства, да и в самих администрации и правительстве создавались конкурирующие центры силы. В отличие от ельцинской системы, эта система в итоге власть осуществляла - достаточно планомерно и более-менее эффективно. Однако эту власть с трудом можно было назвать президентской. Путин Владимир Владимирович и Президент Российской Федерации существовали как бы отдельно, и зачастую Путин был не во всем согласен с президентом, иногда он мог повлиять на него только силой личного мнения, иногда же вынужден был интриговать - как один из чиновников собственной администрации. И, право же, не будь у Путина собственного аппаратного опыта, его роль в этой системе была бы намного скромнее, чем на самом деле.

Ситуация во многом напоминала ту, в которой оказалась королевская власть во Франции в первой половине XVII века - министры укрепляли королевскую власть, но не власть короля. Волошинская администрация (и здесь надо отдать Александру Стальевичу должное) как могла укрепляла президентскую властную вертикаль, но не вертикаль власти президента. Лично Путин как носитель власти мог опереться в этой аппаратной среде только на некоторое количество личных друзей-соратников. И то каждое их усиление воспринималось системой довольно болезненно и заставляло ее окрысиваться - вплоть до публичных нападок в соответствующим образом ориентированной прессе...

Не будем гадать, какие политические процессы привели к тому, что ситуация изменилась. Соответствующий процесс происходил в 2003 году на наших глазах, но в нем так никто толком ничего и не понял. То ли чекистские друзья Путина одержали некую важную победу в административной аппаратной борьбе и сумели-таки положить реальную неограниченную конституционную власть к ногам своего сюзерена. То ли столкнувшаяся со слишком серьезным вызовом "олигархического заговора" (если таковой вдруг и в самом деле был) система вынуждена была обратиться к тому источнику власти, который стоит выше аппаратного согласования. То ли что еще случилось... Так или иначе - дело Ходорковского катализировало полный переход власти в руки Путина примерно так же, как (если продолжать нашу немного поверхностную и не очень обязывающую аналогию с Францией XVII века) арест и заточение Фуке завершили оформление режима личной власти Людовика XIV.

В течение нескольких месяцев, после легоньких толчков извне, режим безличной власти самоликвидировался - сперва сошел со сцены "первый министр" Александр Волошин, замененный личным другом. Отстранение Волошина было первым звоночком, говорившим, что отныне Путин будет править сам. Затем, подготовленная предыдущей администрацией и доведенная до ума Путиным, совершилась "электоральная революция", давшая Путину абсолютное большинство в Госдуме. Несколькими жесткими и откровенными жестами была упразднена "публичная политика", а президентские выборы превращены в откровенный и не очень интересный самому Путину фарс. И вот наконец последний, завершающий этап: фактическое упразднение единственного конституционно альтернативного президенту центра власти - правительства и премьер-министра. На этом властная революция может считаться законченной, режим личной власти - вполне оформившимся, а грядущие президентские выборы будут референдумом о доверии новому режиму. Теперь наконец-то становится понятно, почему Путин с такой откровенностью добивался расчистки "электорального поля" от любых лишних и неудобных соперников. При трансформации президентских выборов в референдум о новой политике любые посторонние, чисто идеологические разногласия, вынуждающие голосовать не за или против Путина, а за кого-то из его конкурентов, представляются ему абсолютно неуместными. Нации предложен будет один вопрос - принимает ли она Путина-2, а не вопросы о том, нравятся ей больше программы Глазьева, Хакамады или Харитонова.

Судьба нового правительства не столь теперь важна. Очевидно, что новый премьер при любом раскладе не будет ни Черномырдиным, ни Примаковым, ни Касьяновым. У правительства постараются полностью отобрать его статус альтернативного источника власти, центра "бюрократической оппозиции" верховной власти, представляемой президентом. И это вполне естественно - "Правительство РФ" в исполнении Михаила Касьянова было исполнительным органом "Президента РФ" под управлением Александра Волошина; и дело тут не в "семейности" этих политических персонажей, а в представляемой ими политической культуре. После того как "Президент РФ" полностью совместился с Путиным Владимиром Владимировичем, никакого "Правительства РФ", тем более под управлением Михаила Михайловича Касьянова, уже быть не могло. Не меняя Конституции, упразднить кабинет было бы невозможно. Поэтому наиболее вероятные варианты его трансформации следующие: либо пост главы правительства превратится в пост вице-президента (каковым он и является по Конституции), и на этот пост будет назначен "преемник", либо же Путин подыщет на пост премьера своего "Кольбера" - гениального технократа, который способен будет выполнить поставленную перед ним задачу удвоения ВВП, равно как и любые другие задачи того же плана.

Тот факт, что Путин счел необходимым произвести свой "конституционный переворот" до выборов, да еще и заявить избирателям о том, что те имеют возможность одобрить вместе с президентом и его будущий курс, говорит, что второй вариант более вероятен. Либо премьер, либо знаковые фигуры кабинета после такого обещания должны будут символизировать определенную социально-экономическую политику. В противном случае возникнет естественный вопрос: "А зачем вообще?"

Эта политика может быть только двух родов - либо это будет политика "продолжения реформ", то есть либерально-монетаристский курс с прежним упором на манипулирование финансовыми инструментами и уничтожение всего, что не кажется "экономически эффективным". То есть, по сути, это будет кабинет "Гайдара # 2", но без деструктивного пафоса последнего.

Либо стране будет предложен технократический инновационизм, упор на промышленное развитие, на новые технологии, а в социальной сфере - осторожные, не обвальные реформы. Какую из этих возможностей выберет Путин и какой конкретной фигурой она будет представлена - гадать преждевременно; взявшись удивлять, Путин, полагаю, продолжит сюрпризы. Но в любом случае новое правительство не будет напоминать - ни структурно, ни функционально - прежний кабинет. Отныне это будет кабинет Путина и никого больше. И фраза "смотреть сюда и слушать, что я говорю" больше никогда не повторится на заседаниях, за отсутствием повода.

Хорош или плох тот путь, по которому страна пойдет под руководством личной власти, точнее - в каких пропорциях будут смешаны хорошее и плохое, - нам неведомо. Но ответственность отныне будет лежать только на одном человеке. Человеке, который слишком долго был всенародно любимой политической загадкой и слишком засиделся в положении "подающего надежды". Сегодня страна, да и Путин - сам себе - может с полным правом процитировать слова графа Бенигсена, сказанные Александру I в ночь убийства императора Павла Петровича:

- Хватит ребячиться. Ступайте царствовать.

• Андрей Василевский. Кандидат